В Сургуте из-за гибели 41-летней медсестры травматологической больницы Аяжан Ташмагамбетовой завели уголовное дело о доведении до суицида. Ее муж и коллеги из больницы подтвердили следователям, что непосредственные начальницы погибшей угрожали и оскорбляли Аяжан. Травля началась после ее обращения к главврачу и в трудовую инспекцию по поводу просроченных медицинских материалов и дефицита средств индивидуальной защиты.
Травля ведется в отношении всех, кто позволяет себе жалобы на условия работы и недоплаты, рассказали редакции Сибирь.Реалии муж погибшей Радик Ташмагамбетов и медсестры Сургутской клинической травматологической больницы. В самой больнице от комментария отказались, но подтвердили, что в медучреждении ведутся проверки одновременно четырех разных ведомств и служб. Медработники сетуют, что на преследование начальства они жалуются регулярно в течение уже нескольких лет, однако проверки начались только после самоубийства коллеги.
"Был бы у меня автомат"
Уголовное дело о доведении до самоубийства медсестры-анестезиолога Сургутской клинической травматологической больницы Следственный комитет ХМАО завел по статье 110 УК РФ.
– Выясняются обстоятельства происшествия, в том числе проверяется версия о возможной причастности коллег по работе к принятию потерпевшей такого решения, – сообщили в ведомстве.
Муж погибшей Радик Ташмагамбетов говорит, что следователи к нему обратились только после того, как он опубликовал видео, в котором рассказал о жалобах погибшей жены на давление начальства. Ему сообщили, что свое первое заявление по поводу смерти жены он подал "не туда".
– Аяжан последние полгода после каждой смены приходила домой со слезами на глазах, говорила, что на работе начальство не уважает медработников. Например, старшая медсестра на летучке с утра могла заявить что-то вроде: "Был бы у меня автомат, я бы вас, всех чурок, расстреляла!" Ну разве это допустимо в рабочем коллективе? Оскорбляла за отказ взять чужую смену и все равно заставляла работать сверхурочно. Под угрозой увольнения "с волчьим билетом". Умом Аяжан понимала, что медработники в дефиците и работа в городе найдется. Но непосредственные начальницы постоянно капали на мозги: мол, специально обзвоню все клиники, в том числе частные, такую рекомендацию дам – никто не возьмет! А когда тебе долго говорят одно и то же – волей-неволей поверишь. К тому же жена очень хотела именно в травматологии работать – говорила, что там как-то очевиднее, что твоя работа приносит пользу людям, быстро видишь результат. Плюс ей оставалось полтора-два года доработать до пенсии по вредности (у анестезиолога идет повышенный стаж из-за вредности работы). Позже она поняла, что просто не выдержит столько времени под таким давлением и постоянными угрозами, терпеть нарушения и то, как на них закрывают глаза. Решила писать заявление по собственному, несмотря на все эти причины. Но оказалось, слишком поздно, – считает муж погибшей.
По словам Радика и еще пятерых коллег Аяжан, особенно сильный прессинг со стороны руководства начался после того, как медсестра написала претензию по поводу нарушений в работе и направила ее главврачу и в трудовую инспекцию.
– Претензия была массовая, составила ее Аяжан, но подписались под ней почти все ее коллеги. В ней говорилось о том, что в больнице неправильно ведется учет материалов, их хранят с нарушениями, много просрочки используют. Я ей советовал: "Ну, раз ты уже подала претензию, сделай фотографии того, что неправильно". И она сделала – в частности, есть фотографии обрезанных таблеток, где из блистера по одной таблеточке вырезано и названия не видно, а это запрещено Минздравом, потому что ты должен видеть наименование препарата. Ты же не можешь лекарство по форме и цвету достоверно определить! Перевязочные средства были очень старые, 10–15-летней давности. Хотя у них же определенный срок годности, бинты-марля контактируют непосредственно с раной, антисептик, который наносится на перевязочные, тоже не вечный. Эти фото Следком запретил нам публиковать, пока идет следствие, но чтобы вы убедились, что говорю правду – могу прислать копии (есть в распоряжении редакции. – Прим. СР).
По словам Радика Ташмагамбетова, первые полтора года после начала пандемии Аяжан жаловалась, что в одной и той же обычной маске персонал ходит целый день, а на просьбу заменить – отвечают, что ничего больше нет.
– И это хирургия! Потом к ним начали поступать ковидные пациенты – отдельной экстренной хирургии ковидной не было, поэтому всех свозили к ним. Аяжан и другие сестры, конечно, не против собственно госпитализации были: там такие пациенты – каждая секунда дорога. Но когда выяснялось, что пациент болен коронавирусом, им должны были доплату сделать за смены – но этого не было. Сначала просто в отказ шли. Потом начали оформлять так, будто пациент заразился, когда транспортировали из травматологии на лечение. Ну, смешно просто выкручивались. Хотя какой смех, если в какой-то момент две трети персонала разом заболели, и без того повышенную нагрузку перераспределили между оставшимися. Аяжан там сутками вкалывала, а доплаты – копейки. К тому же не все меряется деньгами – мы оба работали, и в какие-то дни ее сверхурочные смены стали пересекаться с моими. Нам не с кем было пятилетнюю дочь оставить. А начальство ее понукает: "Быстрее, все бросай, езжай!" Думаю, именно в тот период она так выдохлась, что уже не восстановилась обратно. Становилось все хуже и хуже, из всегда жизнерадостной и доброжелательной она превратилась в свою тень. Последние две недели плакала после каждой смены, – вспоминает Радик. – Другие девушки видели такое отношение, уходили одним днем, третьи – резко увольнялись. Аяжан же была очень ответственная – надо две недели еще отработать, она не бросит. В итоге последняя неделя ее окончательно сломила. Вместо того, чтобы идти на работу, 21 октября она вернулась домой – я нашел ее уже к вечеру, когда вернулся с работы.
"Килограммы просрочки"
Шестеро коллег Ташмагамбетовой, опрошенные Сибирь.Реалии, подтвердили давление начальства на погибшую. По их мнению, Аяжан была уравновешенной и доброжелательной, но ей пришлось слишком много времени проработать при нездоровой нагрузке, как физической, так и психологической.
– Физические переработки – когда тебя помимо твоей воли нагружают дополнительными сменами, это уже серьезно. А прибавьте к этому, что "обычное" давление превратилось в преследование, когда старшая медсестра узнала о том, что претензию о просроченных медматериалах и других нарушениях в больнице составила Аяжан. По "ее" претензии (условно – Аяжан, потому что подписали-то обращение многие) провели проверку, ничего не выявили. А потому что об этой "проверке" начальство знало загодя – они за несколько дней до ее начала коробками вытаскивали просрочку из здания, – говорит коллега погибшей, медсестра оперблока травматологической больницы Олеся Губанова. – После того как объявили результат – "все чисто", старшая сестра каждый день прессовала всех подчиненных: мол, кто настучал? Аяжан не выдержала, созналась на очередной планерке, что это она подала претензию – всё, ее начали "съедать" все. В какой-то момент даже часть тех, кто подписался под петицией, присоединилась к травле, чтобы их самих не заподозрили. Довели ее до такого состояния, что она не знала, "где верх, где низ", "где правда, где ложь". Вы думаете, она первая, кого так травили? Да у нас поток идет увольнений – каждую неделю(!) кто-нибудь уходит, а то и несколько. Это же ненормально! И вышестоящее начальство вместо того, чтобы разобраться в причинах нездоровой текучки, глаза закрывает – так они и распоясались окончательно. Кто-то уходит "по собственному", кого-то подставляют под увольнение (это несложно: допустим, предыдущая смена пару раз "забывает" тебе сказать о новых инструментах, ты их "забываешь" простерилизовать – два выговора есть, на третий – увольнение по статье). С такой угрозой самые железные пишут "по собственному".
По словам медсестер, каждый год кто-нибудь из медперсонала больницы подавал жалобы главврачу, в трудовую инспекцию и минздрав. Однако вместо проверок жалующихся "песочили" на общих планерках за то, что "выносят сор из избы".
– Ну что, допрятали "сор"?! Это я еще не упоминаю последствия этих нарушений – очень сложно постфактум это доказать, но скажу так: хорошо бы сопоставить рост числа постоперационных воспалений и нагноений с началом жалоб медперсонала на просроченные медматериалы. Уверена, зависимость будет прослеживаться, – говорит Губанова.
Бывшая коллега Аяжан и Губановой, Ольга Н., уволившаяся "по собственному желанию" в 2021 году, говорит, что "самая жесть" началась в пандемию.
– В таких критических условиях самые проблемные места сразу вылезают – вечная текучка превратилась уже в тотальный дефицит кадров, просрочка – в ухудшение состояния пациентов, нарушения хранения лекарств – в ошибки персонала, крики на планерках – в постоянные истерики и травлю. Тогда я поняла, что просто не выживу в таких условиях. Спешно уволилась, хотя угрозы "волчьим билетом" тоже получала. Уже когда уволилась, узнала от коллеги с новой работы, что прежнее начальство угрозу все же исполнило: они позвонили и очернили меня. Просто люди, которые здесь работают, знают меня в профессии много лет и наговорам не поверили. Но замечу, что так же, как Аяжан, травили всех, кто пробовал "права качать", особенно если не криками – а как положено, юридически.
Сама Аяжан в травматологии проработала 17 лет – с 2004 года, говорит ее муж Радик Ташмагамбетов.
– До этого в омской онкологии несколько лет, после переезда в Сургут – здесь в кардиоцентре и в центральной клинической больнице. Она опытный медик.
Проверка показала "чисто"
В Сургутской клинической травматологической больнице прокомментировать смерть Ташмагамбетовой редакции отказались. Однако пресс-секретарь Ирина Цхададзе рассказала, что сейчас в больнице по факту смерти медсестры ведут проверки сразу четыре разные ведомства и службы – Следственный комитет, прокуратура округа, трудовая инспекция и департамент здравоохранения Югры.
На запросы редакции в перечисленных ведомствах никто, кроме СК, не ответил. В Следкоме подтвердили, что дело о доведении медсестры до самоубийства было заведено на этой неделе, но подробности сообщить отказались.
Коллеги погибшей уверены, что многочисленные проверки опять "ничего не обнаружат".
– Неделю назад опять склад "чистили", коробками выносили. То есть они про это опять заранее знали. Как можно в таком случае верить в какую-то объективность и беспристрастность? Человек умер, ребенок без матери остался, а они все туда же: как бы им не прилетело. Я в этом укрывательстве участвовать не желаю, вот вчера была в Следкоме по делу Аяжан – как есть, так и рассказала. Все доказательства нарушений, о которых она писала, тоже предоставила. Буду бороться до конца! Уже написала жалобу в генпрокуратуру, записалась на прием к полпреду президента в Екатеринбурге, на личный прием к губернатору Югры. Посмотрим, чем закончится, – говорит Губанова.
Напомним, в начале ноября в СМИ появились результаты опроса медработников, проведенного приложением "Справочник врача". Тема исследования – профессиональное выгорание. В анкетировании приняли участие 2822 медработника, из них 90% врачи. 611 участников опроса на момент его проведения работали непосредственно в "красной зоне". 27,7% врачей из "красных зон" и 31,9% работающих с ними медсестер признаются, что часто думают об увольнении или уже "близки к этому". Среди медработников в "зеленой зоне" об увольнении задумываются 25,2% врачей и 17,2% медсестер.
68,3% опрошенным из "красных" и почти такому же количеству из "зеленых" зон руководство в ответ на жалобы предлагает уволиться. 42% и 50,5% соответственно не чувствуют поддержки со стороны начальства.
