О пытках в тюменской полиции знает весь город: оперативно-разыскную часть местные открыто называют "тюменское гестапо" или "пыточная". Полицейская жестокость касается не только осужденных по "политическим" статьям. В распоряжении "Таких дел" оказались свидетельства нескольких человек, которые сейчас находятся в учреждениях ФСИН, – их удалось передать благодаря Михаилу Губину, о котором мы писали ранее: его приговорили к 12 годам лишения свободы, он тоже заявлял о пытках, с помощью которых из него выбивали признательные показания. Молодой человек начал собирать истории тех, кто, как и он, столкнулся с насилием тюменских правоохранительных органов. Корреспондент ТД изучила эти материалы, поговорила с родственниками заключенных, которые пытаются добиться справедливости, и их адвокатами. А потом оказалось, что свидетельств гораздо больше. Кроме схожего описания пыток, в рассказах самых разных людей повторяются три адреса
Текст: Марина-Майя Говзман, "Такие дела"
Часть 1. Телефон из унитаза и письма на веревках
Таня Губина укладывала детей спать, когда на ее мобильный позвонили с незнакомого номера. С тех пор как Мишу посадили, ей пришлось устроиться на две работы, чтобы оплачивать адвокатов. Побыть с двумя сыновьями и дочкой теперь удается только по вечерам, в остальное время за ними приглядывает свекровь. Таня приложила телефон к уху и чуть его не выронила, неожиданно услышав голос мужа:
– Миша! Откуда у тебя телефон?!
– Тебе лучше не знать…
"У них там, в СИЗО, есть своя система коммуникации, – позже расскажет мне Ольга Захарова, сестра Миши Губина. – Они плетут веревки из капроновых мочалок и по этим веревкам передают записки. Еще есть нелегальный телефон, который залетает к ним в камеру через унитаз".
В тот день Миша рассказал жене, что вместе с ним в СИЗО № 1 сидит мужчина, которого тоже избили в отделе полиции. Марата Саитова доставили в отдел № 6 на улице Ватутина, где когда-то побывал и Михаил. По словам Марата, сотрудники сами рассказывали ему, в чем он виноват, сопровождая свои слова избиениями и унижениями – били всю ночь, до рассвета. Марат подробно описал внешность полицейских и запомнил, что одного из них звали Андрей.
После этого Марата повезли в оперативно-разыскную часть на Тульской, где он провел трое суток: там его снова били и пытали током. Марат периодически терял сознание, по его словам, сотрудникам пришлось вызвать скорую: врач пыталась за него вступиться, но ей грубо сказали не лезть не в свое дело. Признательные показания он не подписал.
Марата обвинили, а затем осудили по тяжкой статье 132 и назначили наказание: 19 лет лишения свободы. Миша говорил, что общение с полицейскими серьезно сказалось на здоровье сокамерника, переживал, что до конца своего срока Марат не доживет.
К тому моменту Ольга, Татьяна и Михаил уже несколько месяцев писали во все инстанции, пытаясь доказать, что Михаила пытали в том же отделе полиции: обращались в Генпрокуратуру, Следственный комитет, к генеральному прокурору РФ и в прокуратуру Тюменской области, к депутатам – безуспешно. Федеральные власти спускали жалобы обратно в Тюмень (все документы есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД), у Тани хранится папка в несколько сантиметров толщиной, где собраны обращения и ответы на них.
"Мы называем это "процессуальный футбол", – объясняет мне Юлия Федотова, глава питерского филиала "Команды против пыток". – Когда бесконечно передают в нижестоящие инстанции, тем же органам, на которые мы жалуемся, и по существу никто ничего не рассматривает – к сожалению, это распространенная практика. Ее можно обжаловать в судебном порядке – подать жалобу на бездействие следственных органов. Можно обращаться в ЕСПЧ, если нарушение права было до 16 сентября и не прошло четыре месяца с апелляции".
В деле Михаила Губина много странностей: его обвиняли в демонстрации детям своих гениталий, но девочки во время допроса описывали дедушку с седыми волосами, залысинами и усами (копия допроса есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД), а Михаил – молодой темноволосый мужчина без усов. Одна из девочек позже рассказала родителям, что "дядя писал", а родители детей заявляли, что в суде на них оказывают давление. Психолого-психиатрическая экспертиза заключила, что у Михаила нет ни склонности к педофилии, ни иных сексуальных расстройств. Сам он неоднократно утверждал, что написал признательные показания после избиения в отделе полиции. Суд не учел эти обстоятельства и назначил Михаилу 12 лет лишения свободы. Судью, который рассматривал его дело, повысили до члена областного суда, где 27 сентября рассматривалась апелляционная жалоба Михаила. Суд проиграли.
Уголовное дело о побоях в отделе полиции возбуждать отказались, а в рапорте каждого из трех задержавших Мишу полицейских – Николая Малкоедова, Романа Предигера и Вячеслава Пестова – написано, что в машине он (далее – цитата из рапорта Малкоедова, копия есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД) "выражался грубой нецензурной бранью, начал прикрываться влиятельными связями в ОВД и прокуратуре, сказал, что нас сегодня же уволят из органов внутренних дел…", а в участке "… упал на пол, предпринял попытку удушья через металлическую лавочку, также начал биться головой об стены…".
При этом в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела (копия есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД) сказано, что Михаил "стал биться головой об пол, также, когда его стали поднимать с пола, он ударился головой о металлическую лавочку".
Мишу задержали 12 сентября 2021 года. За месяц до этого сержанта полиции Малкоедова повысили, назначив на должность оперуполномоченного отдела уголовного розыска ОП № 6. В октябре того же года старший лейтенант полиции Роман Предигер уволился из органов (копии документов есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД).
"Побои мы доказать не можем, но можем добиться приезда межведомственной комиссии, чтобы она подняла все дела и проверила факт применения пыток не только к Мише, но и к другим заключенным", – твердо говорит сестра Миши, Ольга Захарова.
Михаил Губин начал собирать истории своих соседей по СИЗО, передавая записки на капроновых веревках от камеры к камере. Он узнал, что у некоторых сидельцев тоже есть страшные истории, связанные с тюменской полицией, попросил их записать, а потом передал эти записи своим родным через адвоката.
"Мы увидели, что встречаются похожие истории, – говорит Татьяна, – мужчин привозят в отделение полиции, избивают и пытают током, они пишут признательные показания, причем сознаются в тяжких преступлениях, наказание за которые может быть очень суровым. Затем якобы для избежания ответственности они массово отказываются от своих показаний, жалуются на пытки, а потом появляются одинаковые рапорты от полицейских. Тогда мы поняли: это не единичные случаи, а система, которая действует по отработанной схеме".
Часть 2. "Этот, что ли, татарин?"
С мамой Марата Саитова, Раузой Фарвазовной, мы пытаемся поговорить несколько раз: женщина безутешно рыдает, потом требовательным тоном выясняет, как ее сыну поможет материал, и мне приходится раз за разом объяснять, что я журналистка и не смогу взять на себя больше своих компетенций. Марат уже находится в колонии, его мама – в отчаянии. В один из дней Рауза спросит у меня по телефону, могу ли я посодействовать, чтобы Марата отправили в Украину участвовать в "боевых действиях" – лишь бы он не сидел в тюрьме.
"Его задержали в конце октября прошлого года, первый раз я увидела сына только летом – приехала к нему как свидетель по делу, – говорит она. – Он вышел ко мне, опираясь на палочку, на глазу была повязка. До этого он говорил, что его избивали, у него болят ноги и начались проблемы с сетчаткой, просил купить и передать ему капли (у Марата ангиопатия сосудов сетчатки, подтверждающая справка есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД).
Марат долгое время жил с мамой и своей старшей дочерью от первой жены в Тобольске, девочка до сих пор живет с бабушкой. Рауза говорит, что с самого начала не одобряла решение Марата заново съехаться с мамой его младшей дочери.
Из воспоминаний Марата Саитова, которые он передал, находясь в СИЗО (орфография и пунктуация сохранены. – Прим. ТД). В своих записях Марат утверждает, что из отдела полиции № 6 его увезли в оперативно-разыскную часть – на Тульскую.
"…[в ГОМ № 6] ко мне подошел сотрудник, был одет по форме, не представившись, сотрудник спросил у дежурного: "Этот, что ли, татарин?", тот кивнул, и тот в свою очередь попросил проследовать за ним. Поднимаясь на 2-этаж, он велел, выключить мне телефон. Войдя в кабинет, он попросил выложить все содержимое карманов на стол, а сам начал засучивать свои рукава и применять ко мне физическое насилие ввиде избиения ногами и руками по всем частям тела. В промежутках побоев, он останавливался и допрашивал меня в форме утверждений, дословно: "Что, полюбил ***** детей?", "Я тебя сейчас сам *****", "ночь длинная, мне спешить некуда…". На все утверждения я отвечал что не понимаю о чем вообще идет речь, и просил разъяснить в чем меня обвиняют и за что меня избивают. После каждого моего вопроса следовала череда ударов ногами и руками Избиение продолжалось до рассвета.
…далее сотрудник который наносил мне побои и угрожал лишением моей жизни, сказал что мною заинтересовалось ОРЧ. Ближе к утру за мной явились трое сотрудников одетых в гражданскую форму одежды и не представившись сказали что забирают меня на следственные действия.
…меня завели в кабинет, где находились 4 оперативных сотрудников. В кабинете мне предложили признание и явку с повинной, не дав каких-либо пояснений, в чем я должен был признаться. Далее начался допрос с пристрастием и опрос с утверждающими вопросами, кроме того ко мне были применены пытки током допрос происходил непрерывно сменяющимися друг друга оперативных сотрудников в течение 3-суток. Во время пыток, я часто терял сознание придя в себя от запаха нашатырного спирта, я услышал женский голос, который говорил: "Хватит издеваться и мучить человека" Меня спустили в подвал сняли одежду, которая была испачкана моими испражнениями и кровью".
Саитов обращался в прокуратуру Тюменской области, Управление Следственного комитета РФ по Тюменской области и другие инстанции, указывая на "незаконные методы дознания" сотрудников ОП № 6 Малкоедова, Шапорева и Кокаева.
В рапорте, составленном старшим лейтенантом полиции Кокаевым (копия есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД), сказано, что Марат, находясь в участке, "…стал вести себя неадекватно, размахивать руками, громко и грубо выражаться нецензурной бранью, прикрываясь влиятельными лицами в рядах органов внутренних дел и прокуратуры, говоря о том, что нас сегодня же уволят из ОВД стал биться головой, хотел нанести себе увечья".
Часть 3. "Его чуть не убили, нас чуть не растерзали"
Елена Фондис живет в Каменке, деревушке в Тюменской области. В 1993 году они с мужем приехали сюда из Казахстана как вынужденные переселенцы. Муж Елены служил на Байконуре, после Спитакского землетрясения его часть направили в Ленинакан, где они помогали разбирать завалы. Елена с мужем была там семь месяцев. Она вспоминает, что по улицам разносился запах тухлого мяса и бегали крысы: "Когда мы ехали по городу в первый раз, было очень страшно: вокруг пустота, только обгорелые деревья торчат и развалины домов. Местные сходили с ума от ужаса, их психика не выдерживала. У кого-то жена беременная погибла под плитами, у кого-то – ребенок или родители".
Сейчас Елена Алексеевна живет в крошечном частном доме. Удивительно, как они помещались в нем с мужем и четырьмя детьми. Теперь две дочери Елены живут отдельно, сын Артем – вахтовик, он в разводе и, возвращаясь из командировки, живет с мамой, сейчас он дома и какое-то время, пока мы говорим, лежит на диване, застеленном несвежим бельем, почесывая пятку. Старший сын Роман – в СИЗО.
Романа тоже обвиняют по 132-й статье по заявлению 16-летней дочери. С ее мамой они в разводе с 2016 года.
К Елене Фондис мы приезжаем с сестрой Михаила Губина, Ольгой Захаровой, – женщины объединились, чтобы сообща вытаскивать своих мужчин: сына и брата. Они разбирают документы, обсуждают, кому еще можно написать, подсказывают друг дружке формулировки. Зимой планируют вместе ехать в Москву, чтобы дойти до Генпрокуратуры, Следственного комитета, МВД, депутатов и президента.
"Сын позвонил мне только через 48 часов после задержания, – говорит Елена. – "Мама, меня задержали по заявлению от Вали". Ему дали бесплатного адвоката, она мне позвонила и сказала, что его задержали по 132-й статье. Я посмотрела в интернете, что это за статья, и была в шоке! Потом приехал следак, Валю привез и маму ее с сожителем – целая делегация. "Вы только никому не рассказывайте!" – а сами фотосессию устроили. Я Валю даже видеть не захотела. Сказала: "Один следователь заходит, остальные – пошли вон, я хозяйка в этом доме, устроили тут – на виду у всех соседей, что это за дела?!" Он говорит: "Вы знаете, что ваш сын виноват?" А я говорю: "Ты что, свечку держал?!"
О том, что сына могли пытать, Елена задумалась, получив письмо, в котором Роман писал (письмо есть в распоряжении редакции, орфография и пунктуация сохранены. – Прим. ТД): "Помнишь, как я рассказывал, что меня очень сильно ударило током 3.03.22, что я потерял сознание минут на 5, так вот, сухожилия до сих пор болят, когда долго хожу или отжиматься пытаюсь?" Это показалось ей странным: они не созванивались, и сын ей ничего не рассказывал. Она уверена: он пытался завуалировать описание пыток, иначе бы письмо не пропустила тюремная цензура. По словам Елены Алексеевны, адвокат Романа в разговоре с ней сказала: "Его чуть не убили".
Однажды Роман попросил маму передать ему блок сигарет. Елена знала, что Рома не курит, но просьбу выполнила. После этого Роман стал ей изредка звонить по "неофициальному" телефону.
"В первый раз он позвонил и только успел тихим голосом поздороваться и узнать, как у нас дела, но второй раз мы с ним говорили целый час, и он полностью рассказал, как над ним издевались", – говорит Елена.
Она достает толстую папку с бумагами – такая есть у каждой женщины из тех, с кем я встречалась. В папке письма, жалобы и обращения всюду, куда могут дотянуться отчаявшиеся матери, сестры и жены, которые пытаются доказать насилие над своими близкими.
"Сына я впервые увидела через год, 27 октября, – продолжает Елена, – адвокат говорил, я держалась отменно, истерик не было. А вот дома уже не могла – весь вечер проревела".
Из воспоминаний Романа Фондиса, которые он передал, находясь в СИЗО (орфография и пунктуация сохранены. – Прим. ТД). Романа привезли в отдел полиции № 6, где, по его словам, душили, натянув пакет на голову, и пытали током, пока он не согласился все подписать, а когда привезли на медосвидетельствование, был запуган, поэтому не просил о помощи и не сказал правду.
"В 10.00 утра на объект, на котором я работал в Новом Уренгое подъехала машина и вышли трое мужчин, один из них подошел и сказал, что ищут бабушку, которая потерялась, и предъявил удостоверение, но быстро, я не разобрал и сказал, чтобы я прошел в машину, ну, я не стал особо разбираться, положил инструмент и сел в машину, на заднее сиденье, второй сказал: "Дай руки", и я машинально протянул, и мне надели наручники, я только после этого сообразил спросить: "За что?", на что они ответили: "Сам знаешь", но я тогда не знал. Еще со мной забрали и моего напарника, ему по дороге на его вопрос, в чем дело, ответили, мол, я женщин насилую и убиваю Мне сходу ударили в живот и в голову, видимо, с целью деморализовать Под почти беспрестанным моральным прессингом мы ехали до Тюмени и приехали 04.03.2022 в 16.00. Всю дорогу они говорили, что я все расскажу под пытками и что будут бить током и изнасилуют, или бутылку вставят. Когда завели в ОП № 6, то опять несколько раз ударили в живот и в голову, застегнули наручники за спиной, так я просидел около часа кстати, если не ошибаюсь, один из полицейских уже сидит за изнасилование.
положили меня на пол, подсунули полотенце под голову. Надели на голову плотный черный пакет, сначала я подумал, чтобы ничего не видел, но нет: начали душить и отпускать, когда почти потеряю сознание, видно, что это отработано годами. Достали какую-то тяжелую штуку, я не видел из-за пакета, но догадался, что это. Спустили штаны немного (естественно, у меня мелькнула мысль о бутылке, я заорал), но потом они положили какую-то тряпку и полили водой (то есть положили ее на поясницу), а потом прижали электроды и началось. Били током много и долго, и я сказал, что подпишу все, что они напишут, но после этого не сразу все прекратилось, видимо, решили закрепить результат. Потом меня подняли и посадили на стул и следак Абдуллин А. А. начал писать (печатать) на компьютере, потом дал мне какой-то текст и сказал: "Читай вслух" (это были "мои" признательные показания), а сам включил запись на телефоне и поправлял меня, что, дескать, я не точно говорю…"
Платная адвокат Романа, которую удалось нанять Елене, встречаться со мной отказалась, сославшись на особенности закрытого заседания.
Часть 4. "Арифметика пыток"
Заключенный Евгений Пичугин описал, что его, как и Марата Саитова и Мишу Губина, задерживал Николай Малкоедов, а после пытали в том же отделе № 6. Другой сотрудник, которого, по словам Евгения, называли "Чекист", угрожал мужчине здоровьем его беременной жены и ребенка. Вот отрывок из воспоминаний Пичугина, которые он передал из СИЗО (орфография и пунктуация сохранены. – Прим. ТД):
"Мне позвонил в вечернее время около 21 часа незнакомый звонок и представился сотрудником 6 отдела Малкоедов Николай. Который пояснил, что мне нужно проехать в отдел полиции № 6 для проверки каких-то обстоятельств Вечером началась суета, Малкоедов Николай стал ходить по кабинетам спрашивать скотч. Затем меня провели в большой кабинет, положили лицом вниз на пол, расстегнули наручники и стали руки заматывать скотчем, затем как руки смотали, мне перекрестили ноги и тоже замотали скотчем. После чего мне на голову накинули какую-то тряпку. Я пытался кричать, сопротивляться, но меня кто-то ногой придавил к полу, кто-то держал мою голову. С меня сняли обувь, носки, стянули штаны, облили водой и после чего я почувствовал большой разряд электроэнергии, меня сильно трясло, я кричал, верней пытался кричать, так как рот и вся голова была замотана тряпкой. Потом меня перевернули набок, затолкали в рот какой-то кляп из мокрой тряпки и опять [неразборчиво] провода к мокрому кляпу и моему телу, меня трясло, но я уже не мог ни кричать, ни дышать".
Есть еще четыре истории, связанные с ОП № 6, которые передали Мише Губину заключенные, пересказывать их здесь не имеет смысла: они похожи на произошедшее с Романом и Маратом.
Все они – Роман Фондис, Марат Саитов, Никита Яптик, Евгений Пичугин, Куаныш Мустафин, Сергей Козлов, Александр Гамов – написали жалобы в Генпрокуратуру и ФСБ (есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД).
"Их обвиняют в тяжких преступлениях – насилии, в том числе над несовершеннолетними. Тема деликатная и сложная, за нее немногие берутся, потому что боятся за свою репутацию. Некоторые говорят нам: "Вы зачем за них заступаетесь?" Мы действительно не можем судить, виноваты эти люди или нет, мы и не ставим цель доказать, что они невиновны. Речь о том, что их всех били и пытали – это недопустимый способ сбора доказательств", – говорит Ольга Захарова.
Общественная организация "Команда против пыток" неоднократно подчеркивала, что в России не ведется официальная статистика по пыткам. В 2021 году Команда провел свое исследование под названием "Арифметика пыток". Согласно ему, в 77 процентах случаев по итогам доследственной проверки в Следственном комитете по жалобе на пытки приходит отказ в возбуждении уголовного дела. При этом, подчеркивают правозащитники, "оперативное возбуждение уголовного дела вовсе не является гарантией его эффективного расследования в дальнейшем. Согласно практике "Команды против пыток", в случае если уголовное дело по жалобе на пытки будет возбуждено, до этого следователи в среднем шесть раз отказывают в его возбуждении".
Часть 5. "Пыточные"
В наших разговорах родственники осужденных и сами осужденные, помимо Ватутина, 30 (это тюменский отдел полиции № 6), упоминали два адреса: Тульская, 3 (по этому адресу находится оперативно-разыскная часть (ОРЧ), и 30 лет Победы, 6 (это Главное управление МВД по Тюменской области, там же находятся отдел по борьбе с организованной преступностью (ОБОП) и центр "Э").
Тульская, 3 – самая обычная серая пятиэтажка, затерявшаяся среди других точно таких же домов. Здесь на первом этаже находится оперативно-разыскная часть: когда говорят о пытках током, чаще всего имеют в виду именно это место.
Первые упоминания о пытках на Тульской, которые удается найти в открытых источниках, относятся к 2009 году. Сергей Дугин признался в заказном убийстве, выполненном якобы по заказу тюменского криминального авторитета. Мужчина отбывал наказание за сбыт наркотиков в колонии Курганской области, но признательные показания дал оперативнику ОРЧ в Тюмени. Адвокат Дугина заявлял, что его подзащитного пытали.
На сайте Gulagu.net есть обращение, где перечислены имена более трех десятков человек, которых, по словам автора, пытали на Тульской, большинство – в 2011 году. В том же году на тюменском форуме начинается обсуждение, где местные жители рассказывают, как сотрудники ОРЧ ломали ребра их родным, душили противогазом, били по гениталиям и пытали током: "Подскажите, что делать в такой ситуации. Молодой человек задержан милицией по подозрению, показания выбивают пытками (током, в том числе, грамотно чтобы не было следов, через мокрую тряпку)" – так выглядит первое сообщение в этом обсуждении (орфография и пунктуация сохранены. – Прим. ТД).
Тогда же в тюменском СМИ появляется материал о 55-летнем мужчине, которого избивали по тому же адресу: у мужчины остались гематомы на лице, руках и ногах, не получив признательных показаний, полицейские использовали ток, после которого мужчина, по словам адвоката, "написал им явку с повинной под диктовку, а также четко рассказал следователю подготовленный сотрудниками ОРЧ рассказ".
Информации о том, что кто-то из сотрудников ОРЧ понес ответственность за применение пыток, нет, но в 2012 году Центральный районный суд Тюмени осудил четырех сотрудников уголовного розыска местного отдела полиции № 4: Марата Мухамеджанова, Сергея Попова, Александра Шарова и Ивана Морщинина.
27 мая 2011 года в отдел полиции поступило заявление о пропаже без вести работника одного из тюменских ломбардов. Вечером 31 мая в полицию вызвали 28-летнего местного жителя, который последним говорил по телефону с пропавшим. Молодой человек сказал, что не знает, где находится его знакомый.
Тогда сотрудники четвертого отдела надели ему на голову полиэтиленовый мешок и стали затягивать, перекрывая доступ кислорода. После этого использовали электрический ток, но и это не помогло получить информацию. Тюменца отпустили. Пропавший мужчина вскоре нашелся: из-за личных проблем уехал в деревню и жил там несколько дней.
Мухамеджанова и Попова приговорили к трем годам лишения свободы в исправительной колонии общего режима, Шарова и Морщинина – к трем годам лишения свободы условно. Все они были лишены права занимать должности представителя власти на срок от двух до трех лет.
В декабре 2012 года Центральный районный суд Тюмени приговорил оперуполномоченного уголовного розыска отдела полиции № 6 тюменского УМВД Виталия Васильева и участкового этого же отдела Александра Белкина к трем годам колонии общего режима. Полицейские, работая над раскрытием четырех краж, пытали током 28-летнего тюменца, надевали на него противогаз, перекрывая доступ кислорода. Мужчина не выдержал пыток и подписал три явки с повинной.
Но чаще всего информация о пытках в Тюмени, которая появляется регулярно, остается лишь сообщениями в СМИ.
Из трех депутатов, представляющих Тюменскую область в Государственной Думе, лишь один – Иван Квитка – проголосовал против начала парламентского расследования о пытках в российских колониях. Двое других депутатов голосовать в принципе не стали. В разговоре с журналистами Квитка сослался на занятость и попросил набрать ему позже, но на последующие звонки отвечать не стал.
В 2016 году суд отправил в колонию на семь с половиной лет дворника Алика Кучашева: мужчину обвинили в сексуальных домогательствах к несовершеннолетним. По словам его гражданской жены Оксаны, после пыток на Тульской Алик получил инвалидность второй группы: мужчина не может ходить, обслуживать себя, почти не говорит, плохо видит и передвигается на коляске. Оксана рассказывала, что Алика били по голове, пытали электрическим током, надевали пакет на голову и душили, в глазу оказался металлический предмет. Рваная рана глаза не залечена до сих пор. Оксана объявляла голодовку, устраивала пикеты – благодаря этому удалось оформить Алику инвалидность. Заявления адвоката о пытках суд не принял.
В 2019 году "Новая газета" со ссылкой на "ОВД-Инфо" (признан иноагентом) писала про фигуранта дела "Хизб ут-Тахрир" Фарруха Махкамова: его жена Джамиля Магомедова сообщила о жестоких пытках в СИЗО – она рассказала, что ее мужа избивали, пытали током и угрожали изнасилованием.
В том же году арестовали фитнес-инструктора Романа Грицаева по обвинению в кражах из частных домов. Он провел в СИЗО три с половиной месяца и все время пытался доказать, что не причастен к этим преступлениям. Следователи прекратили уголовное дело в отношении Грицаева и двоих мужчин, которые дали против него показания. Роман заявлял, что в ОРЧ на Тульской его пытали электричеством.
23 мая 2019 года задержали Валерия Нигматуллина и его сына Евгения по обвинению в поджоге. Оба говорили, что дали признательные показания под пытками и к поджогу не имеют никакого отношения. Через год суд присяжных оправдал подсудимых, но в 2021-м дело направили на повторное рассмотрение. В возбуждении уголовного дела о пытках Валерию и Евгению отказали.
В 2020 году у тюменского бизнес-омбудсмена Ларисы Невидайло из квартиры пропали драгоценности на несколько миллионов рублей. В краже заподозрили Светлану Дынникову, домработницу Невидайло. Пенсионерка заявила о пытках с применением тока в ОРЧ: по словам Светланы, ее заставляли признаться в краже. Адвокат Любовь Сафаргалиева рассказывала, что женщину держали в отделе около 15 часов, склоняя к даче признательных показаний, потом туда же привезли ее мужа: "У моей подзащитной на ногах остались следы, у ее мужа тоже остались следы от пыток Заявление о применении запрещенных методов допроса мы подали не сразу, поскольку женщина была очень запугана. После она, находясь под домашним арестом, несколько раз вызывала скорую, но даже врачам не говорила, почему ей плохо. Мне она в конце концов призналась, что с ней произошло. Моя подзащитная рассказывает такие вещи о пытках, которые знают только люди, прошедшие через это. Некоторые моменты просто невозможно придумать".
Только за 2021 год к уполномоченному по правам человека в Тюменской области Сергею Миневцеву поступило 510 обращений по факту совершения противоправных действий от граждан, отбывающих наказание в местных учреждениях ФСИН. Омбудсмен обвинил руководство регионального УФСИН: "Три года уже не могут назначить постоянного начальника УФСИН. Это разбалтывает. Исполняющие обязанности приходят на полгода, потом уходят, ни за что не несут ответственности".
В УФСИН по Тюменской области с 2018 года не было постоянного руководителя – начальники занимали эту должность в статусе временно исполняющего обязанности. Дважды этот пост занимал Андрей Рукосмотров, которого задержали и судят по обвинению в коррупции. В мае 2022 года на должность руководителя назначили Дмитрия Руппа.
Часть 6. Митинг
В 2016 году в Тюмени прошел митинг против пыток. В сквере собралось около 30 человек – в основном женщины. Протестующие требовали пересмотра дел своих родственников: по словам собравшихся, их родные и близкие – молодые мужчины – были безжалостно осуждены по сфабрикованным обвинениям на основании признательных показаний, полученных под пытками. Репортаж из сквера, где собрались люди, вела тюменская журналистка и правозащитница Лариса Некрасова. Поговорить с ней, к сожалению, уже невозможно – женщина в апреле 2022 года умерла от инфаркта.
Собравшиеся на том митинге вспоминали, что случилось с их близкими. Историй много, и все они похожи. Ильсияр Нарулина говорит, что ее 24-летнего сына схватили сотрудники ОБЭП. Его с друзьями били и пытали. Молодому человеку дали девять лет по статье "Вымогательство". По словам женщины, пытки происходили в здании на улице 30 лет Победы.
У Марины Сертаковой в марте 2016 года осудили брата, Андрея Велижанина. Она рассказывала, что в октябре 2015 года Андрея задержали сотрудники полиции, сказав, что он сбил на машине ребенка. Из ГИБДД его отвезли в здание на улице Тульской, где начали пытать током. После угроз, что его изнасилует мужчина, которого специально для этого привели, Андрей согласился и все подписал. Потом семья узнала, что его обвиняют в насильственных сексуальных действиях в отношении несовершеннолетней девочки. Андрею дали наказание в виде 13 лет строгого режима и одного миллиона рублей штрафа.
"Я уже перестал слышать свой крик и перестал слышать жужжание тока на моем теле, потом я потерял сознание и пришел в чувство, когда меня перевернули и сняли капюшон. и ударил с такой силой по ребрам, что искры посыпались из глаз. После этого пытки продолжались, затем снова повели в кабинет. Меня ударили по затылку и продолжали бить по ребрам удар за ударом. Меня снова повели пытать, и мне уже казалось, что идет какая-то война и я в плену, это все было ужасно…" – приводит издание его слова.
Лариса Некрасова, описывая митинг, подчеркивала, что ни одна из жалоб его участников не была рассмотрена. Люди обращались в прокуратуру, Следственное управление СК РФ, к президенту, но, по словам митингующих, правоохранительные и властные органы ограничивались невразумительными отписками, а федеральные власти, к которым они обращались, "спускали проверки" опять в Тюмень. То есть жалобы, отправленные "наверх", возвращаются "вниз" и рассматриваются на том же уровне, где совершаются возможные преступления.
В конце материала журналистка описывает, как ее саму избивали сотрудники полиции: "После выяснения, кто я и что я тот самый журналист, которая писала про систему взяток при бывшем начальнике УМВД Тюменской области Корнееве, меня начали силой заталкивать в машину, избивать руками и ногами. В отделе полиции "Тюменский" на Московском тракте во дворе под камерами меня избивали уже четверо сотрудников полиции. Согласно результатам судебно-медицинской экспертизы, у меня было 17 гематом, некоторые из них размерами больше 10 сантиметров.
…заявление о совершении преступлений в отношении меня следственный отдел СУ СК по Тюменской области оставил без удовлетворения, в заведении уголовного дела мне отказали. Все пятеро сотрудников ОП "Тюменский", участвующих в моем избиении, остались без должного наказания, даже по служебной линии, а значит, они утвердились в своем заблуждении, что им все можно.
Львиная доля видеозаписей из ОП "Тюменский", особенно там, где меня избивают, "чудесным образом" пропала По факту обнаружения царапины на шее сотрудника полиции Криводанова было возбуждено уголовное дело по статье 318, часть 1, УК РФ (применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, в отношении представителя власти). Для меня секрет, как эта царапина у него возникла. Все, кто знают меня, скажут, что длиной ногтей я никогда не отличалась".
Часть 7. "Тюменское дело"
"Тут все новости на эту тему одинаковые: подключают ток, душат пакетом, угрожают насилием. Это случается чаще, чем просачивается информация: когда дело неполитическое, за судьбой людей редко кто-то следит. ОРЧ на Тульской еще с нулевых называют "тюменское гестапо". Туда привезли и наших ребят".
Это говорит Игорь, товарищ антифашистов из Тюмени и Сургута, задержанных в сентябре 2022 года. В маленькой пончиковой, где мы встречаемся, приглушенный свет, и от этого она кажется еще теснее, темные глаза Игоря и круги под ними – еще выразительнее.
Шестерых молодых людей 30 августа задержали в Тюмени, Екатеринбурге и Сургуте. По версии следствия, они собирались взрывать военкоматы, отделы полиции и железнодорожные пути, по которым составы с военной техникой идут в Украину. В Тюмени арестовали Кирилла Брика и Дениза Айдына. 31 августа в Екатеринбурге при сопровождении спецназа "Гром" задержали Юрия Незнамова. В это же время задержали Даниила Чертыкова. В его доме провели обыск, после которого, по его словам, пропало 15 тысяч рублей. В тот же день, но уже в Сургуте задержали Никиту Олейника и Романа Паклина. После обыска в доме Никиты родные заявили о пропаже 200 тысяч рублей.
1 сентября всех поместили на Малыгина, 54, в Тюмени – там находится Управление ФС по контролю за оборотом наркотиков. Молодых людей обвиняют в "организации террористического сообщества и участии в нем", максимальное наказание по этой статье – 10 лет лишения свободы за соучастие, до 20 лет – за организацию.
Игорь рассказывает, что молодых людей из разных городов объединяют гражданская позиция и творчество – все они занимаются музыкой и имеют антифашистские взгляды: "Они никогда не предполагали, что их могут задержать, даже речи об этом не шло, потому что задерживать не за что. Солидарность [с другими политзаключенными] была, но никто из них не мог спроецировать это на себя, хоть с 2017 года и было понятно, что задержать могут любого из антифашистской тусовки – они почему-то интереснее, чем нацистские ребята, которые открыто говорят про террор".
По словам Игоря, девушка Дениза, которую задержали вместе с ним и отпустили спустя сутки, сказала, что в участке их называли "террористами". Первые несколько дней друзья молодых людей не знали, где они находятся.
Юрий Незнамов первым заявил о пытках током после задержания – подробно рассказал об этом своему адвокату (копия допроса есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД): "Были различные пытки. Первое, что было, – душили пакетом. После этих пыток повалили на пол. Приоткрыв пакет, положили тряпку и начали лить воду на нос и рот. После этого меня связали в ногах и крепче в руках. В одну из кроссовок положили что-то мокрое. Также прикрепили что-то к спине, после пустили ток. Сколько времени это продолжалось, сказать не могу, так как показалось вечностью. Я также рассказал всю правду и дополнял их словами, которые мне внушали, чтобы это прекратилось. Такую боль я не испытывал никогда в жизни".
Позже каждый из шестерых молодых людей заявил о пытках. По словам Данила Чертыкова, его избивали и заставляли приседать, о пытках Романа Паклина сообщили его родные – после них у молодого человека появились боли в сердце и отнялась рука. Близкие и друзья сравнивают это дело с другим резонансным делом антифашистов – делом "Сети": по версии ФСБ, ее ячейки существовали в Москве, Санкт-Петербурге, Пензе, Омске и Беларуси.
Пятеро фигурантов уже отправили заявления о пытках в Следственный комитет, Брик и его защитник намерены подать документы в ближайшее время. Пока СК ответил только Юрию Незнамову: 17 ноября стало известно, что тюменские следователи не нашли доказательств пыток, в которых он обвинил полицейских, – следствие посчитало, что он специально оговорил силовиков, чтобы избежать наказания. Адвокат Юрия Федор Акчермышев считает, что полицейские пытаются уйти от ответственности.
"Если не было пыток, где человек был два дня, покажите видеозаписи из отдела полиции, где хотя бы видно, как вы его заводите, – возмущается он в разговоре с "Такими делами". – Почему людей скрывали, что с ними делали 48 часов, почему не давали позвонить защитникам? Оперативники обязаны соблюдать основные конституционные права гражданина. Предоставили бы адвоката сразу – не было бы сообщений о пытках, потому что адвокат не позволит пытать".
Адвокат подчеркивает, что из-за отсутствия следов при пытках током медики их не фиксируют, поэтому по итогу приходят постановления об отказе в возбуждении уголовных дел: "Чтобы человека поместить в изолятор, нужен осмотр врача, но дают указания: "Повезут к медикам – не говори ничего, не жалуйся. Придет адвокат по назначению – не говори ничего, не жалуйся. Не хочешь пыток током, не хочешь, чтобы родственники пострадали, чтобы мы ваших подруг и жен изнасиловали, – молчи". Это круговорот, если человек попал в этот пыточный механизм, оттуда мало кто выходит без признательных показаний".
Часть 8. "Электрика дождемся и поговорим"
Юле 21 год. У нее тихий робкий голос и по-детски припухлые черты лица. Ее гражданского мужа 34-летнего Ивана задержали в декабре 2020 года, а к Юле вечером того дня пришел следователь – искали оружие и наркотики, но ничего не нашли. На следующий день она поехала на допрос в ОБОП на 30 лет Победы. От этого допроса у нее остались тяжелые воспоминания: "Когда я пришла, следователь кричала на меня и материлась, оперативники стали оскорблять меня и говорить, что я проститутка. Мне стало неприятно, я захотела встать и выйти, но у меня забрали паспорт и телефон, силой посадили на стул и сказали, что, пока я не расскажу, что им нужно, меня не выпустят".
Юля рассказывает, что оперативники и следователь довели ее до истерики, она еле доехала до дома, нашла первую попавшуюся юридическую компанию и попросила помощи в составлении заявления на следователя, но ей пришел ответ, что никаких противоправных действий не было обнаружено.
Иван находится в СИЗО. Юля говорит, что он жаловался ей на избиения и пытки током – ради нужных показаний. У Ивана есть заболевание, при котором необходимо регулярно получать терапию, но и с этим возникают проблемы. Поэтому она и связалась с Татьяной Губиной – чтобы сообща бороться против насилия над мужьями.
Вечером 15 октября мне на ватсап позвонили с незнакомого номера.
– Иван, это вы? Откуда у вас телефон?!
– Простите, но я не могу вам сказать…
Иван рассказал мне, что его не только били и пытали электричеством, но и угрожали причинить вред его семье – заставили подписать бумаги. Говорит, что первое время в СИЗО просто приходил в себя: лежал и не вставал несколько дней, "ходил в туалет кровью".
"После задержания меня привезли в ОБОП, – говорит он, – скинули на резиновый коврик, сказали: "Сейчас электрика дождемся и поговорим". Какое-то время я так пролежал. Потом они вернулись, замотали в скотч, сняли штаны и стали подсоединять ток: между ягодицами, в паховую область, к рукам и ногам – к косточкам на ступне. Я испытывал адскую боль. Ток отцепляли, давали ручку, чтобы подписывал. За себя не страшно было, страшно за родных. Говорили, если не подпишешь бумаги, поедем к твоей супруге, наркотиков ей насуем, она поедет по 228-й, закроют в камере, а там ее ******. Они хотели, чтобы я признался в вымогательствах и участии в ОПГ".
Иван, как и другие герои этого материала, обращался в разные инстанции. Из УМВД по Тюменской области ему пришел ответ о том, что действия сотрудника "…признаны законными, правомерными и соответствующими требованиям Федерального закона Российской Федерации от 7 февраля 2011 года № 3-ФЗ "О полиции"" (все документы есть в распоряжении редакции. – Прим. ТД).
"Когда я написал первую жалобу, меня вывезли в ОБОП и сказали: "Давай-давай, пиши, а мы посмеемся". Это было так дико, я хотел остановиться и больше ничего не писать, но думал, что хоть где-то кто-то отреагирует, – бесполезно. Я хоть полиграф готов пройти, хоть что!" – говорит Иван.
Часть 9. Меня пытают. Что делать
Юлия Федотова советует доказывать факт применения пыток сразу.
"У нас обычно считают, что пытки – это применение тока и пакет на голову, но подзатыльник в полиции, угрозы – это тоже пытки, – считает юрист. – Важно это зафиксировать. Есть слова потерпевшего и сокамерников, которые видели, что человек вышел из камеры без повреждений, а вернулся с травмами, трясся, был в крови, испражнениях. В колониях есть камеры наблюдения, видеорегистраторы на груди у самих сотрудников – они обычно "теряются", но если следователь захочет, он их истребует.
Если откровенно, почти у всех в зонах и СИЗО есть телефоны с камерами – достаточно сфотографировать или снять на видео синяки, кровь и электрометки. Лучше это сделать сразу и отправить как можно большему количеству людей. Писать заявления, обращения, идти к местному врачу и говорить, что вас били, – даже если медик ничего не зафиксирует, какие-то бумаги останутся. Писать заявление в СК, полицию, прокуратуру по надзору за исправительными учреждениями, в медсанчасть. Требовать адвоката, сообщать о своем нахождении родственникам".
Юрист советует по возможности оставлять следы: если вас бьют в кабинете и разбили до крови нос – вытрите нос рукой и проведите ею под столом, оставляйте следы, которые сложно обнаружить и смыть. В суде, как только вас привезли на заседание, сразу говорите, что были пытки, и просите зафиксировать это под протокол, выделить материалы для проверки. По словам Федотовой, практика показывает, что максимальная огласка помогает: внимание становится более пристальным, человека навещают ОНК и адвокаты.
Юлия рассказывает, что у некоторых политических активистов есть договоренности в случае пыток оставлять в протоколах не обычную, а чуть измененную подпись, какую – обсуждается заранее. По ее словам, некоторые под пытками начинают писать левой рукой, чтобы потом попытаться опровергнуть написанное.
"К сожалению, я видела явки с повинной, данные под пытками, написанные левой рукой, они были абсолютно нечитаемые, но суд их принял, и человека осудили на четыре года, – добавляет Федотова. – Но если об этом вообще не говорить, то этого будто и не было. Пытаться можно и нужно".
Часть 10. Эпилог
"Мы теперь с Таней так и говорим: у нас на двоих пять детей, пять стариков и четыре работы", – вздыхает Ольга.
Ольга Захарова, сестра Миши Губина, кандидат философских наук, магистр экономики. Рассказывает мне, как в студенческие годы играла панк-рок в группе "Белая горячка" и прыгала с парашютом, но на втором прыжке "сломала ногу и успокоилась".
Сейчас они с Татьяной надеются на межведомственную комиссию, которая, если удастся добиться, приедет в Тюмень и организует проверку многочисленных сообщений о пытках.
"Мы располагаем заявлениями от многих людей, которые никаким образом не связаны и не знакомы между собой, – объясняет юрист Марина Осеева, с которой консультируется семья. – Они утверждают, что сотрудники полиции оказывали на них физическое и психологическое воздействие (фактически пытали) и через давление получили от них признательные показания. Сейчас мы обращаемся в Генеральную прокуратуру, СК РФ и другие инстанции: мы просим направить в Тюмень независимую межведомственную комиссию, чтобы она провела глубокую и всестороннюю проверку, изучила все материалы уголовно-процессуальных проверок по сообщениям о телесных повреждениях у задержанных и установила обстоятельства произошедшего".
У Ольги Захаровой было двое братьев. Девять лет назад один из них умер от рака. Второй, Миша, этапирован в колонию после тюменского СИЗО. С ним у Ольги были особенно близкие отношения. Сейчас они с Татьяной остались вдвоем – бороться за брата и мужа.