Подавляющее большинство россиян не готовы помогать друг другу – к такому выводу пришла два года назад международная исследовательская компания Ipsos, изучая социальную сплоченность людей в различных странах мира. Индекс России по этому показателю составил (минус) –54%. Для сравнения: в США он –5%, в Швеции +27%, а в лидере рейтинга Китае +61%. Однако с началом войны в Украине и массовым исходом несогласных из России ситуация изменилась: теперь совершенно бескорыстно помогать друг другу готовы многие российские эмигранты. Бесплатную помощь беженцам из России оказывают и экспаты из других стран. Четыре истории о доброте и взаимопомощи – в материале Сибирь.Реалии.
"Что я одна могу сделать?"
Преподаватель английского с 35-летним стажем Лариса всю свою жизнь прожила в Улан-Удэ. Она много лет проработала в одном из бурятских вузов и пару лет назад вышла на пенсию. Начало мобилизации Лариса вспоминает как страшный сон: к землякам приходили ночью, хватали всех, кто не успел спрятаться. На границе с Монголией, где раньше лишь изредка проезжали грузовики, выстроилась огромная очередь из тех, кто не хотел идти убивать. Среди них был и сын Ларисы: спешно побросав в чемоданы самые необходимые вещи, он усадил в машину жену с детьми, мать и, не медля ни минуты, поехал к пропускному пункту. Куда они направятся дальше, если успеют уехать из России, семья не имела ни малейшего представления.
– Наши земляки еще раньше нас, сразу после начала войны, уехали во Вьетнам, – говорит Лариса. – Мы созвонились, и они рассказали, что там пока нет большого наплыва беженцев из России. Цены относительно невысокие, много свободных квартир. А еще они предложили свою помощь с поиском жилья. Поэтому мы тоже решили, что поедем во Вьетнам, в город Нячанг. Раньше мы никогда там не были, ничего об этой стране не знали. Но нам было все равно, куда ехать, лишь бы подальше от войны.
Первое время в Нячанге заняло решение бытовых проблем – поиск квартиры, обустройство, знакомство с новым городом. Когда удалось пристроить внуков в детский сад и школу, у Ларисы появилось свободное время, и она задумалась, как использовать его с пользой.
– Честно говоря, я считала, что буду все время сидеть с внуками. Но сын решил, что им нужно общаться со сверстниками, чтобы лучше адаптироваться к жизни в другой стране. С домашними делами и приготовлением еды на всех я успевала управиться за несколько часов. Что делать оставшееся время, не понимала. Ну, сходил ты на море, искупался – а дальше что? На лавочке во дворе сидеть и сплетничать? Это не для меня, я всю жизнь работала с утра до вечера, по-другому не привыкла. И тогда я подумала: вокруг так много людей, которые вынуждены были бежать из родных мест. Теперь всем им придется искать работу, чтобы кормить свои семьи, строить жизнь в других странах. А что для этого главное? Конечно, знать английский, язык международного общения. И я с моим опытом могу им в этом помочь.
Лариса попросила сына опубликовать в экспатских чатах в Telegram объявление, что готова совершенно бесплатно проводить занятия по английскому языку – ежедневно, 5 дней в неделю, с понедельника по пятницу. Желающих оказалось намного больше, чем Лариса могла себе представить.
– Я думала, что придет человек 5–7, максимум 10. Но сразу откликнулось больше 30 человек, причем все с разным уровнем языка: кто-то знает всего пару слов, а кому-то достаточно освежить в памяти институтский курс. Поэтому я решила разделить учеников на две группы – для начинающих и для "продвинутых". Так вместо одного занятия в день, как я планировала, получилось два. Сын с невесткой были очень удивлены, когда обнаружили, что теперь по вечерам у нас дома настоящий бедлам: вся гостиная, совмещенная с кухней, заполнена людьми, даже присесть некуда. Но они не возражали на время моих занятий пойти погулять с внуками, потому что сами убедились, насколько важное дело я затеяла. По лицам моих учеников видно, насколько важны для них эти уроки. Они каждое слово впитывают, как губка, учатся так усердно, как никогда в жизни, потому что понимают: без английского им теперь не прожить. Ведь уже понятно, что война – это надолго, и возвращаться им некуда. Может, в остальной России мобилизация и закончилась, а у нас в Бурятии она не останавливалась ни на минуту. Как вылавливали людей, так и продолжают, поэтому бегут все, у кого есть хоть какая-то возможность уехать. И конца-края этому не видно. У нас, как в детской игре: "Кто не спрятался – я не виноват". Нами, бурятами, решили пожертвовать ради войны на другом конце материка, смысла в которой мы не видим. Да еще и выставили чуть ли не главными военными преступниками просто потому, что нашлись люди, которые пошли воевать по контракту. Пошли от безнадеги, от страшной, беспросветной нищеты. Они хотели помочь своим семьям и согласились на то, чего не понимали. А когда поняли, было уже поздно. Про мобилизованных я даже не говорю – их забрали силком, выбора у них вообще не было.
Бежавших от мобилизации в Нячанге становилось все больше, а значит, больше и желающих учить английский. Всего через пару недель после начала занятий Лариса поняла, что арендованные апартаменты явно не рассчитаны на занятия с такими многочисленными группами.
– Вести три двухчасовых занятия в день я не могу – тяжело, все-таки возраст уже не тот. Занять выходные было бы нечестно по отношению к сыну и невестке – им тоже нужно спокойно провести время с детьми у себя дома, в тишине. Поэтому пришлось объявить, что учеников я больше не набираю. Но люди все равно продолжали приходить и просили их взять. Отказывать очень сложно – я же вижу, что люди в беде, им очень нужна помощь. Честно сказать, особенно сложно отказывать нашим бурятам – у нас так не принято. Но что я одна могу сделать? Слава богу, что выход нашелся. Я поговорила со своими бывшими коллегами по вузу, и две женщины, преподавательницы английского, тоже согласились помочь. Они в Бурятии, уехать не успели – и сыновей у них уже мобилизовали. Теперь они сидят и каждый день ждут плохих новостей. Представить не могу, насколько им тяжело. Но, несмотря ни на что, они нашли в себе силы вести занятия дистанционно, через Zoom. Очень хочется верить, что им зачтется добро и их сыновья живыми вернутся домой. Я молюсь за каждого, кто не по своей вине оказался втянут в эту ужасную войну. Молюсь за всех, кто вынужден был бежать, покинув родные места. Это такая трагедия, что даже год спустя не могу поверить, что это наяву. Кажется, вот проснешься – и страшный сон закончится. Но он все не кончается и не кончается, и это самое жуткое.
"Это нужно и мне самой"
Когда началась война, Юлия Курмангалина была в Грузии, занималась благотворительным проектом.
– Мы с моим партнером приехали в декабре и собирались вернуться в Россию через пару месяцев, когда закончим проект, – говорит Юлия. – Но война изменила все планы – мы решили не возвращаться. Я выросла в Санкт-Петербурге, у меня там моя мама, мои друзья, моя работа. Там моя жизнь. Я хотела жить в России, в своей языковой среде. А из-за войны пришлось переформатировать буквально все. И это, честно сказать, злит, но другого выхода нет. Тот уровень небезопасности, который сейчас есть в России, неприемлем именно для меня. Я учусь на гештальт-терапевта, мне важно чувствовать устойчивость и хотя бы базовую безопасность, чтобы иметь возможность помогать людям. Боюсь, что в России с ее агрессивной полемикой для меня это невозможно. И я не готова смириться с тем, что не могу открыто выражать свои взгляды. Поэтому я не рассматриваю мысль о возвращении, и от этого мне очень грустно.
До конца ноября прошлого года Юлия прожила в Грузии, а потом решила переехать в Аргентину.
– Мне хотелось быть в стране, с которой у России нет общей истории. К тому же Грузия уже не выдерживает такого наплыва россиян. И, несмотря на то что это супергостеприимная страна и грузины – просто лапочки, все равно чувствовалось напряжение. Поскольку нам было некомфортно, хотелось найти место, которое будет более эмигрантским, где у всех будет плюс-минус схожий опыт. Где если даже сами люди не эмигранты, то эмигранты их родственники – родители, бабушки или дедушки. Аргентина по этим параметрам подошла. Это страна эмигрантов, и здесь хорошо принимают людей, готовых приезжать и работать. В Грузии очень традиционное общество, в которое практически нереально вписаться. А в Аргентине есть чувство, что если мы выучим испанский, то не сразу, разумеется, со всеми адаптационными кризисами и тоской, но все же сможем стать своими. Это вполне реально.
Переехав в Буэнос-Айрес, Юлия разместила в фейсбуке пост, что организует бесплатную группу поддержки для россиян, переживающих трудности адаптации к новой стране, сталкивающихся со сложным опытом эмигрантской жизни.
– На мой пост откликнулось много людей, хотя написать о том, что у тебя есть потребность в поддержке, тоже не так-то просто. На первое же занятие пришли пятеро человек, которые уехали из России после начала войны и не собираются возвращаться, нацелены жить в Аргентине. Что их волнует? Потеря дома, необретение нового, утрата каких-то опор в жизни. Много неопределенности, много тревоги. Даже если ты готовился заранее, опыт эмиграции – он очень непростой. Переезд – это в принципе не так просто. А вынужденная эмиграция – это еще более грустная история. Казалось бы, если есть деньги, то все ок. Но смена привычной среды, окружения, воды, еды – это всегда стресс. Нужно свыкаться с другой культурой, вокруг новая языковая среда, свои бытовые особенности. А сейчас ко всему этому добавилась война. Непонятно, когда можно будет вернуться и увидеть близких. Плюс Аргентина – это супердалеко. У многих есть страх, что пожилые родственники могут заболеть и будет очень сложно приехать им помочь. Поэтому так важно найти место, где можно обо всем этом поговорить и получить позитивную поддерживающую обратную связь, без осуждения и критики, и без непрошенных советов. Когда понимаешь, что ты не один, все переживается чуть попроще.
Группа поддержки – это не терапия, в нее не приходят за решением психологических проблем.
– Советы без запроса – одна из форм насилия. Если человек справляется с жизнью, может любить и работать, если у него нет ясного запроса о психологической помощи, то не мне судить, нужна она ему или нет. В группе поддержки мы предоставляем друг другу пространство для отреагирования аффекта, сложных эмоций – это то, зачем приходят люди. И я оказываю человеку ту помощь, за которой он пришел. Если у кого-то панические настроения или депрессивные мысли, и он спросит, что с этим делать, я посоветую кого-то из своих коллег. Хотя я сама терапевтирую, я не могу брать на терапию людей, которые ходят ко мне на группу поддержки. Так же в рамках группы не приветствуются "двойные отношения" – общение вне группы. Это правило про конфиденциальность и безопасность: "То, что было в группе, остается в группе".
Юлия считает, что ее решение организовать группу поддержки – это не шаг альтруизма, а взаимопомощь.
– Я не верю в альтруизм без эгоизма. Конечно, это нужно и мне самой. Во-первых, я ходила на группы поддержки и знаю, какой снимающий напряжение эффект это оказывает. Во-вторых, в основе нашей группы лежит принцип: равный равному. Я ведь тоже переехала в другую страну и тоже переживаю адаптационные сложности. И мне тоже хочется как-то разделить этот опыт, поговорить о своих переживаниях в безопасной среде. Так что для меня эта группа тоже ресурс взаимопомощи. А в-третьих, для моей профессии гештальт-терапевта важны навыки работы офлайн. Группа поддержки – суперотличный формат, чтобы практиковаться в моей профессии и выдерживать сложные эмоции других людей.
В русском эмигрантском комьюнити распространен стереотип, что русские не помогают друг другу.
– Мол, все – венесуэльцы, перуанцы, – все помогают друг другу, а мы вот такие. Мы не помогаем друг другу, и да, я тоже такой. Это самобичевание стигматизирует еще больше, загоняет в вину. В нашем обществе в целом стиль воспитания основан на стыде и вине. И стыдиться, что мы какие-то не такие, не помогаем, – тоже часть нашей культуры. Но ведь русские эмигранты стали такими не с бухты-барахты. У нас на родине исторически сложилась достаточно агрессивная среда, которая формирует желание отгородиться от остальных и заниматься исключительно своей жизнью. Мы привыкли жить в высоком уровне стресса. Мы думаем: если я не буду заниматься своей жизнью, то кто ею займется, потому что я один-одинешенек, никому не нужен. И когда я слышу, что русские не помогают друг другу, у меня это вызывает, скорее, чувство жалости. Не могу сказать, что я с этим не согласна. Но, с другой стороны, я знаю людей, которые находят силы помогать,и понимают свой профит. Ведь когда ты начинаешь взаимодействовать с людьми не на коммерческой основе, а на человеческой, когда ты занимаешься тем, что тебе интересно и что нужно людям, то рано или поздно это монетизируется. Но ставить выгоду во главу угла – это неправильно, особенно в такой непростой для всех ситуации.
"Делай, что можешь, и все"
Александра Шумакова – гражданка Израиля. Она уехала из России в 1999 году, когда ей было всего 14 лет.
– Моя мама хотела уехать всегда, начиная с 18 лет. Она ярая сионистка: еще в советские годы, сильно рискуя, занималась организацией семинаров для преподавателей иврита. С 1990 года у нас дома печатались учебники иврита, что тоже было довольно опасно. А в 1999 году мама вывезла всю семью в Израиль, – рассказывает Александра. – Сейчас мои мама и брат живут в Иерусалиме. Они там счастливы, это их страна. А у меня обратная история: я очень сильно завязана на русскую культуру, русский язык. Я не очень хотела куда-то уезжать, поэтому через 9 лет, в 2007 году, вернулась в Россию и с тех пор жила на две страны.
В Израиле Александра училась в Иерусалимском университете, изучала филологию и журналистику. В России она начала преподавать иврит.
– Сначала меня просили об уроках друзья, потом начали рекомендовать знакомым, и постепенно это стало основным моим заработком. Получается, что я продолжила семейную традицию, хотя совершенно этого не планировала.
После 24 февраля Александра думала уехать из России.
– Конечно, я думала об отъезде, особенно в первые недели после начала войны. Я уже собиралась, даже машину нашла, грузчика, но мне буквально физически стало плохо. Я очень сильно заболела, и больше месяца не могла поправиться. Наверное, дело в том, что мой организм сопротивлялся отъезду: несмотря на все происходящее, я все-таки чувствую себя на месте именно в России. Я осознаю все риски этого решения – остаться. Так, на своих открытых страницах в соцсетях я называю войну войной, потому что другого варианта нет – это война, и называть ее иначе я не могу. Я считаю, что бояться нужно адекватно.
В апреле Александра опубликовала в соцсетях объявление, что набирает группу для бесплатного обучения ивриту. Свою помощь она предложила в первую очередь украинцам, которым пришлось бросить все и бежать в Израиль.
– В первой группе из 20 человек была всего одна россиянка – девушка-"диссидентка", как она себя называла, покинувшая Москву по идейным соображениям чуть ли не 25 или 26 февраля, в самые первые дни войны. Она уехала буквально в никуда, в очень сложные условия. Остальные были беженцы из Украины. Мы занимались очень интенсивно, хотя все – и я, и группа – приходили на занятия совершенно никакие. Постоянно шли новости, с которыми невозможно было жить. Только что случилась Буча, у одной моей ученицы там погибла подруга… Мы занимались буквально на кортизоле. Сейчас, почти год спустя, все уже как-то адаптировались к этому нескончаемому потоку кошмарных новостей. Как ни грустно, но у нас выработался иммунитет к ужасному. Другого выхода нет, ты учишься с этим как-то жить. А тогда все еще были неадаптированные, и нам было очень тяжело. Интересно, что потом, по обратной связи от своих учеников, я поняла, что некоторым из них был важен не столько результат, а сам факт наших уроков. Возможность целыми днями находиться в каком-то классе, заниматься чем-то осмысленным и не думать о происходящем. Просто переключиться, выйти из думскроллинга. Но тогда я об этом не думала, рассуждала просто: "Делай, что можешь, и все".
Завершив работу с первой группой, через несколько месяцев Александра объявила набор в следующую. В начале декабря она разместила объявление, что готова бесплатно обучать тех, кто оказался в Израиле в сложной ситуации и не может позволить себе платные уроки.
– На этот раз мне написали куда больше людей, чем в первый – около 120. Я не ожидала такого вала обращений. Ну, куда я столько возьму, что я с ними сделаю? Однако и отказывать я не могла – ни украинцам, ни россиянам. Кто я такая, чтобы в этой сложной ситуации судить, кто достоин помощи, а кто нет? Россияне тоже вынуждены были бросить все и уехать с одним чемоданом, на стрессе после начала мобилизации. Конечно, они не из страны, на которую напали. Но разве я могу брать на себя роль судьи и оценивать, у кого беда больше, у кого меньше? Полный хаос и у тех, и у других. И культурный шок от переезда в Израиль и у тех, и у других. По состоянию людей было видно, что им очень тяжело. Да у меня и времени не было всех опрашивать. Поэтому я решила применить подход, которому научилась в американской некоммерческой организации, где училась сама: пусть решение о том, имеет он право на бесплатную помощь или нет, будет на совести просящего. Я просто объясняла, на кого рассчитаны мои занятия – на тех, кому не положен ульпан, – и дальше уже люди сами решали, подходят они под эти условия или нет. Я взяла столько, сколько могла. Если в первой группе было 20 человек, то во второй – уже 50.
Весь декабрь Александра вела занятия 5 дней в неделю, параллельно занимаясь с платными учениками.
– От такой нагрузки у меня не выдержала спина, я уже не могла сидеть и часть занятий вела стоя. Ученики, наверное, были поражены, обнаружив, что в зуме преподаватель тоже может ходить по виртуальной аудитории. Но я знала, что людям, которым я помогаю, – им сейчас гораздо хуже. По сравнению с их проблемами мои сложности – это мелочи жизни. И все же было очень нелегко, потому что все это время параллельно я должна была вести платные уроки, чтобы заработать на аренду квартиры и на жизнь. Кстати, были люди, которые специально пришли в это время учиться ко мне, чтобы помочь. Одна прекрасная молодая пара – он из Украины, она из России, – увидели объявление про бесплатные уроки, но взяли платные, потому что могли себе это позволить. Они стали своего рода спонсорами бесплатных занятий.
За год Александра обучила азам иврита 70 человек.
– Это, конечно, капля в море. Нужно создать какую-то систему обучения, которая поможет изучать иврит всем, кому он экстренно необходим. Сейчас я взяла перерыв, чтобы восстановить силы, вместе с еще одним человеком мы работаем над материалами, по которым можно будет самостоятельно освоить хотя бы чтение и письмо. Надеюсь, до конца весны получится разработать учебный курс для бесплатной площадки по обучению ивриту. Это очень нужно, и это то, что я могу делать, чтобы помочь.
"Их благодарность – это уже счастье"
Евгений Царёнок – гражданин Латвии, но они с женой так много путешествуют по миру, что уже и не могут точно сказать, в какой именно стране живут. Когда Россия напала на Украину, супруги были в Крыму.
– Потом мы поехали в Питер, жили там до ноября и за все это время не столкнулись даже с малейшей враждебностью по отношению к себе, – вспоминает Евгений. – Со всеми дружили, со всеми комфортно общались. Думаю, тут все зависит от круга общения. Есть люди, которые составляют мнение о тебе по тому, какой у тебя паспорт. Это их реальность. Я с такими людьми не взаимодействую.
Сейчас Евгений в Индии.
– Мы с женой каждую зиму стараемся уезжать туда, где потеплее. Позапрошлую зиму провели в Турции и Грузии, прошлую – в Крыму. А в этом году впервые после пандемии COVID-19 наконец-то смогли поехать в Индию – нашу любимую страну.
Евгений с 2012 года практикует йогу и медитацию, проходил обучение на курсах, в индийских ашрамах. Платные тренинги по духовным практикам – один из способов его заработка. Но где бы он ни зимовал, Евгений всегда проводит и бесплатные занятия. На вопрос почему отвечает предельно просто: "Потому что мне это нравится".
– Это то, что помогло мне, и я уверен, может помочь кому-то еще. Обычно на объявления о бесплатных занятиях откликаются люди, которым это нужно и интересно на данном этапе жизни. А я получаю удовольствие от того, что могу им помочь. Когда к тебе приходят люди, которым это действительно нужно, они слушают очень внимательно, ловят каждое слово. И испытывают такую благодарность, что этого достаточно. Просить с них денег не нужно. Их благодарность – это уже счастье. Ты ощущаешь, как это здорово, что ты сейчас можешь кому-то помочь.
Евгений никогда не спрашивает тех, кто приходит к нему за помощью, из какой они страны.
– Если я могу сделать так, чтобы человеку стало полегче, чтобы он стал счастливее, разве есть разница, откуда он? А вот у меня, бывает, спрашивают. Когда узнают, что из Латвии, часто задают вопрос: "Правда, что у вас там русских не любят?" Отвечаю, что по-разному. В Латвии тоже все люди разные. У меня родственники смотрят телевизор и говорят одно, а соседи – другое. Сейчас такое время, что можно физически находиться в одной локации, но в полностью разных реалиях. Приведу такой пример. Бедный идет по улице и видит мусорки, где можно что-то найти. А богатый риелтор идет по той же самой улице и видит перспективную недвижимость, которую он будет потом продавать. Они находятся в одной локации, но видят совершенно разные вещи. Все зависит от сознания человека. В нашем комьюнити все: и русские, и латыши, и украинцы – общаются совершенно нормально. Ни разу не было никакого конфликта из-за национальностей.
Занятия арт-терапией Евгений сравнивает с работой психолога.
– Мы тоже снимаем какой-то блок, но только еще и прорисовываем его. А когда человек рисует, его мозг работает на тех же частотах, что при медитации. И если ты фокусируешься в это время на конкретном вопросе, который тебя беспокоит, то можешь его решить.
Этим летом Евгений собирается поехать на Алтай. Он не боится, что его латвийский паспорт может стать источником проблем.
– Сейчас такое время, что оно всех вскрыло. Стало понятно, кто есть кто. Раньше все шло по накатанной. Семьи вроде внешне крепкие, все отлично. А как только начались проблемы – коронавирус, война, мобилизация, – проявились травмы, недовольства, нерешенные вопросы, прятавшиеся в подсознании. Все это стало открываться, и люди прям в шоке друг от друга: "Ах, вот ты какой!" – "Ах, вот ты какая!" Я считаю, что сейчас очень хорошее время, чтобы заняться собой. Когда люди все бросили, покидали вещи в рюкзак и поехали неизвестно куда, когда их привычная жизнь сломалась, – проработка травм стала очень актуальной. И я рад, что могу кому-то помочь.
