10 июля экс–глава алтайского отделения партии "Гражданская инициатива" Юлия Алешина, первая в России трансгендерная женщина–политик, заявила об отказе от участия в губернаторских выборах. Как призналась Алешина в интервью Сибирь.Реалии, причина – в новом законе о полном запрете на смену гендерного маркера и медицинских операций по так называемой смене пола, который сейчас принимает Госдума. Из–за этой инициативы российских властей она лишилась шанса на преодоление муниципального фильтра – ей отказали около сотни алтайских депутатов и сельских глав. Они опасаются потери должностей или мандатов за поддержку человека, "который, по сути, скоро будет запрещен на территории РФ" – так трактует новый закон сама Юлия.
Финальное голосование за трансфобный законопроект ожидается сегодня, 14 июля. Алешина отмечает, что после его принятия под угрозой окажутся не только россияне, желающие сделать трансгендерный переход и не успевшие это, но и те, кто уже сделал операцию – их лишат необходимой медицинской поддержки.
"Депутаты боятся репрессий"
13 июля Госдума РФ во втором чтении единогласно одобрила законопроект о запрете смены пола. Закон "Об основах охраны здоровья граждан в РФ" решено дополнить новой статьей 45.1, согласно которой медицинские операции по смене пола допускаются только в случае врожденных аномалий у детей, которые будет фиксировать врачебная комиссия. Перечень организаций с соответствующими полномочиями и порядок выдачи решений будет утверждать правительство.
После того как 14 июня документ был принят в первом чтении, в него внесли еще ряд поправок, которые одобрил комитет Госдумы по охране здоровья. Они еще больше ужесточили будущий закон – если один из супругов сменил пол, брак аннулируют, кроме того, трансгендеры лишатся права усыновлять детей.
Третье, окончательное чтение законопроекта запланировано на 14 июля, пятницу.
По словам Алешиной, после того как стало известно о будущем принятии этого закона, только 19 человек из числа муниципальных депутатов и сельских глав по–прежнему были готовы поддержать ее выдвижение на губернаторские выборы. Притом, что всего необходимо собрать 502 подписи – таков закон.
– 502 подписи. Их вообще реально собрать, не используя административный ресурс?
– Муниципальный фильтр в Алтайском крае – один из самых высоких по всей стране: эти 7% подписей от общего числа депутатов и глав сел, если учесть территорию края, количество сельских районов в нем, большое количество муниципальных депутатов не только городского, но и сельского уровня, выливаются в 502 голоса.
На мой взгляд, без поддержки административного ресурса кандидату в губернаторы 502 подписи не собрать. Даже кандидату, который идет от парламентской партии – КПРФ, "Справедливая Россия", ЛДПР – без административного ресурса, по моему мнению, собрать эти 502 подписи невозможно. К сожалению, губернаторские выборы у нас в России сейчас проводятся по таким правилам.
Но не нужно считать, что это аксиома. Например, в 2000–е годы на губернаторских выборах по всей стране муниципального фильтра не было – тогда нужно было собирать подписи избирателей, то есть просто граждан, что намного, конечно, проще, чем взять подпись у муниципального депутата. Причем была и альтернатива – внести избирательный залог, определенную сумму денег, которая возвращается кандидату, если он набрал приличный процент, допустим, не менее 5% голосов избирателей. В 2000–е у нас кандидаты в губернаторы выдвигались не только от политических партий, но и в порядке самовыдвижения. В некоторых регионах такая норма осталась, но в Алтайском крае ее нет, что, конечно, ужесточает фильтр. Весной этого года в Алтайское краевое законодательное собрание вносили законопроект, согласно которому на выборах губернатора разрешалось и самовыдвижение, но парламент края, в котором большинство у "Единой России", отклонил его.
– По какой причине, на ваш взгляд, власти используют этот фильтр и год от года уже ужесточают?
– Муниципальный фильтр появился не сегодня и не вчера, уже, наверное, около 10 лет у нас губернаторские выборы проводятся по этой системе. И введен он был на федеральном уровне, то есть это не региональная или сибирская особенность.
Для чего был придуман муниципальный фильтр? У меня ответ только один: для того, чтобы отсеивать неугодных кандидатов, которых действующая власть не хочет видеть в период агитационной кампании и не хочет видеть в избирательном бюллетене.
– Несмотря на это, вы намеревались бороться за кресло губернатора?
– Не столько за кресло губернатора, сколько, наверное, больше за регистрацию кандидатом и за попадание в избирательные бюллетени, чтобы предложить альтернативную повестку.
– Но рассчитывали пройти тот же фильтр? А сколько процентов планировали набрать?
– Да, рассчитывала. Но вот сколько голосов в итоге набрала бы, не знаю. Этот сложный вопрос нужно задавать социологам. И социологам разным, поскольку два социолога – три мнения. Пока не хочу гадать на кофейной гуще. Посмотрим, может быть, еще ситуация политическая поменяется, и в будущем, возможно, я приму участие в каких–нибудь выборах, попаду в избирательный бюллетень – тогда и увидим, какие проценты у меня будут.
– В программе, с которой вы планировали баллотироваться, есть политическая составляющая?
– Была политическая составляющая. На сегодня в Алтайском крае один человек совмещает в своем лице и должность губернатора, и должность председателя правительства края.
На мой взгляд, было бы рационально и грамотно эти должности разделить, чтобы в руках одного человека не было бы такой большой концентрации власти. Губернатора Алтайского края, который выполнял бы функции представительские, я бы предложила избирать на выборах, а председателя краевого правительства, уже главу исполнительной власти, мне кажется, рационально утверждать голосованием в парламенте, его кандидатуру мог бы предложить избранный губернатор. И депутаты краевого парламента поддержали бы эту кандидатуру или не поддержали. Если депутаты конституционным большинством (не 50% + 1 голос, а две трети парламента; кстати, у "Единой России" в парламенте края нет конституционного большинства) не поддержали, тогда губернатору надо искать другую кандидатуру. То есть для утверждения губернатору все равно придется предложить компромиссную фигуру. Плюс утверждение будет способствовать консенсусу между разными политическими силами, а в результате в правительстве министрами будут не только члены "Единой России".
Региональное отделение "Гражданской инициативы", которую Алешина возглавила в ноябре 2021 года, уже объявило предстоящие выборы губернатора Алтайского края недемократичными, а "муниципальный фильтр" – "непреодолимым препятствием в избирательном процессе свободных выборов".
– Почему все же отказались от выборов?
– Из-за готовящегося закона, фактически запрещающего в России таких людей, как я – совершивших трансгендерный переход. Из-за него я бы совершенно точно не прошла фильтр – часть людей отказалась ставить подпись именно после и из–за его появления.
Но хочу отметить, что несмотря на проект такого закона, 19 муниципальных депутатов подтвердили свою готовность поставить подписи в поддержку моего выдвижения. Вот такие смельчаки есть!
Но около ста человек (это не только муниципальные депутаты, но и сельские главы) передумали, хотя ранее обещали подпись поставить. С каждым из них я лично не смогла поговорить, у меня просто физически не хватило на это времени. С кем-то говорили мои помощники, члены партии, сторонники партии, мои соратники. Так вот, и им, и мне лично отказавшиеся в качестве причины называли, в принципе, одну и ту же вещь – законопроект о запрете смены пола, который сейчас находится на рассмотрении в Государственной Думе и уже принят во втором чтении.
Муниципальные депутаты говорили мне примерно следующее: "Мы вынуждены отказаться, мы не можем поставить свою подпись, поймите нас. Потому что, как же мы можем поставить подпись за вас, за первого в России политика–трансгендера, если Государственная Дума собирается этим законопроектом запретить трансгендерных людей как таковых в России вообще, от слова "совсем". Получается, мы, подставив подпись, пойдем против государственной политики. Мы опасаемся репрессий, боимся за себя и за свои семьи".
И я понимаю позицию этих людей, я их не осуждаю, я на них не обижаюсь.
– Что они имели в виду под репрессиями?
– Снимут с должности главы, лишат депутатского мандата. Конечно, их опасения вполне реальны. Эту практику в России – когда тот или иной депутат терял мандат – мы уже наблюдали.
Кроме того, есть депутаты, которые работают на общественных началах (они не получают депутатскую зарплату и имеют, как правило, основную работу). Такие депутаты боятся, что их уволят с работы, с ними расторгнут трудовой договор.
Есть и другая причина – депутаты боятся, что их поддержка моей кампании отразится на работе их родных, вызовет давление на всю семью. Особенно если это сельские районы Алтайского края – там люди находятся даже в большей зоне риска. Просто потому что там сложнее, чем в городе, найти новую работу.
– Заметили, как изменилась в целом жизнь в Алтайском крае после начала так называемой "спецоперации"?
– Влияние в крае, конечно, есть. Во-первых, это падение уровня жизни, социально–экономическое влияние.
Во-вторых, стресс. Люди живут в постоянном стрессе, особенно с тех пор, как была объявлена "частичная мобилизация" в сентябре 2022 года. В тот момент люди испытали шок и с тех пор так и живут на стрессе, ожидая всеобщей мобилизации.
– Еще до войны вы отмечали, что гостраты, к сожалению, имеют большой перекос в сторону вооружения, хотя в крае медицинская сфера очень нуждается в деньгах. Как сейчас с медициной в Алтайском крае?
– Да, еще в 2021 году было такое. С тех пор недофинансирование только обострилось.
С дефицитом кадров ситуация, как и во всей стране. Но они эту проблему хотя бы признают и не замалчивают. Вопрос с медиками власти края еще как–то пытаются решить, программами вроде "Земского доктора", например.
Но недостаточно просто заполучить врача на работу – какой бы он талантливый ни был, он не волшебник. В поликлиниках, больницах нет современного оборудования. Знаю на личном опыте – у меня мама недавно обращалась в медицинское учреждение государственное: 21-й век, а там нет лазера, хотя в мире это уже, казалось бы, данность. Оказалось, в Барнауле в государственных медучреждениях лазерных аппаратов вообще нет.
А бесплатная медицина не такая уж и бесплатная: один анализ в государственном медучреждении маме сделали бесплатно, за второй – пришлось платить. Сказали: "Этот анализ в краевом государственном медицинском учреждении только платно делается. Чтобы сделать бесплатно, должен быть специальный врач, а у нас в штате его нет". По каким причинам, я не знаю, но платно сделали в том же здании –там же дополнительное было создано медучреждение, негосударственное, где нужный специалист за деньги все сделал. Федеральное законодательство, к слову, такое разрешает.
"Может быть, придется взять тайм–аут"
Юлия Алешина в прошлом году заявляла об уходе из политики. Это произошло после принятия закона о запрете "пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений". Потом вернулась и сейчас настроена не так категорично.
– Если в нынешней редакции примут этот закон, вы планируете уходить из политики?
– Нет, из политики я уходить не собираюсь, политика – это моя судьба. Возможно, что мне придется по каким–то причинам взять тайм-аут. Опять же я не знаю, на какой период – может быть, на два года, а может, всего лишь на полгода. А может быть, и не придется.
Уходила я из политики осенью прошлого года, и это было один раз. На фоне принятия Государственной Думой закона о запрете пропаганды ЛГБТ. Я заявила, что ухожу, потому что на тот момент не представляла, как можно вести публичную политическую деятельность, будучи открыто трансгендерной женщиной.
Мои слова с делами не расходятся – я ушла с должности председателя регионального отделения. Да, я больше не возглавляю отделение партии, но при этом остаюсь членом "Гражданской инициативы".
– Из–за "запрета ЛГБТ–пропаганды"? Или усилившихся гомофобных настроений среди избирателей?
– Исключительно из–за вступившего в юридическую силу закона "о запрете пропаганды ЛГБТ и запрете пропаганды смены пола".
Этот закон дискриминационный, я выступала против него, потому что он любой вид информации о ЛГБТК, трансгендерах приравнивает к пропаганде. Любое упоминание, а его нельзя исключить в моем случае, приравнивается к пропаганде. Я ушла с должности председателя партии, так как прекрасно понимала, что открытый трансгендер в качестве главы реготделения – это прямое препятствие его работе.
Популярность партии с главой–трансгендером у избирателей – нет, эта причина меня не беспокоила. Безусловно, есть люди, которые меня за мою открытую позицию осуждают и даже угрожают, но впрямую я с этим не сталкивалась. И много тех, кто меня поддерживает – стараюсь обращать внимание больше на них. Мое мнение: люди в России намного либеральнее в этом смысле, чем государство. Особенно молодые. Появилось новое поколение, а власти за ним не успевают.
"Если трансгендер не будет пить гормоны год, то он, вероятно, умрет"
Юлии Алешиной 33 года, новый паспорт она получила 2 июля 2020 года. Трансгендерный переход занял больше года, включая предварительные консультации у врачей. Операция была возможна только на платной основе.
Политикой Юлия начала заниматься намного раньше. Еще во время учебы на юридическом факультете в Алтайском госуниверситете она работала в избирательных кампаниях либеральных партий – от агитатора до сборщика подписей. Получив диплом, стала заниматься юридической практикой в области избирательного права, в 2011 году создала организацию "Комитет защиты прав граждан", спустя год пыталась баллотироваться в депутаты Барнаульской гордумы как самовыдвиженец – ей отказали в регистрации из–за "брака в подписных листах".
После трансгендерного перехода Алешина была уверена, что в России политиком ей не стать – в лучшем случае "помощником политика или юристом".
– Данный вид медицинской помощи – высокотехнологичный. Поэтому Германия, Канада, Франция, многие другие страны предоставляют квоты на такой вид медицинского вмешательства. В России же квот на данную медицинскую помощь, на операции по смене пола не было. Я не смогу озвучить даже примерно ее стоимость, потому что было множество консультаций, к тому же к врачу–сексологу я ходила платно. Могу назвать общеизвестную цифру – операция по смене пола в России стоит плюс–минус 500 тысяч рублей. Точнее, сейчас уже "стоила".
Потому что мы знаем, что редакция законопроекта о запрете смены пола, который сейчас лежит в Государственной Думе, не просто жестокая, а жесточайшая. Если туда не будут внесены поправки, к чему я призываю громко и открыто, то этот закон станет геноцидом трансгендерных людей.
Это не преувеличение. Он означает, что у нас в России трансгендерных людей не будет вообще. А те, которые уже есть, кто поменял пол, уже являются трансгендерами – они будут лишены медицинской помощи.
Хотя трансгендер нуждается в постоянном сопровождении врача–эндокринолога – постоянные наблюдение, лечение, профилактика. Сейчас трансгендерные люди в развитых странах живут до 70 лет и даже еще больше, но для этого требуется медсопровождение, врач–эндокринолог, который будет регулярно обследовать, назначать препараты, наблюдать, корректировать, отслеживать состояние здоровья.
– Если закон примут в этой редакции, что в итоге будет с теми россиянами, кто нуждается в трансгендерном переходе?
– Я не знаю ответа на этот вопрос. Потому что в законе про это ничего не сказано.
Но есть опасения, что ничего хорошего не будет. Потому что министр здравоохранения РФ Мурашко уже заявил о том, что на базе Института Сербского будет создан отдельный институт психиатрии по изучению трансгендеров и других поведенческих расстройств. Он сформулировал очень широко, дал общую формулировку, поэтому что он имел в виду, до конца мы понять не можем.
– Но предчувствия нехорошие?
– Есть предположения, что с трансгендерными людьми будут поступать так, как предлагал еще весной министр юстиции Чуйченко, он говорил: "Лечить, лечить и еще раз лечить, возвращать к их изначальной природе, возвращать их к биологическому полу, в котором они родились".
Если его слова получат реальный ход, тогда к трансгендерным людям будет применяться принудительная конверсионная терапия – это принудительное психиатрическое лечение в стационарах закрытого типа.
Конверсионная терапия применялась во многих странах мира, и в США, и в Германии, но это было лет 50 назад. Поскольку она не дала никакого положительного эффекта, от нее отказались и перешли к протоколу лечения, в соответствии с которым сейчас и работают с трансгендерными людьми.
– Как жили люди, которые подвергались конверсионной терапии? Они могли работать, получая эту терапию?
– В основном не могли. Еще смотря, какая конверсионная терапия применялась: если, допустим, психотерапия и гипноз, то такие люди еще могли трудиться и жить. Но, допустим, в США вообще применялся электрический ток в качестве конверсионной терапии. После этого человек не мог функционировать, по крайней мере, несколько дней или неделю.
Третий вид конверсионной терапии – это нейролептики: таблетки, уколы психотропными препаратами, которые человека просто превращают в овощ, в растение. Он не может в этом случае работать. Нейролептики, для сравнения, назначаются людям, больным шизофренией. Там они назначаются, естественно, по медицинским показаниям, чтобы состояние не ухудшилось. Но человек, у которого шизофрении нет, нормально жить после приема таких препаратов не может. Как правило, им дают инвалидность. То есть, если нейролептики будут применять к трансгендерным людям, их превратят в овощи, им останется жизнь растений. Им придется идти на инвалидность, на пенсию, на которую в нашей стране невозможно прожить. Еще под вопросом, дадут ли ее, потому что сейчас ужесточены правила получения инвалидности и многое отдается на откуп комиссий.
Юлия говорит, что чувствует радость, когда ее называют первым в России трансгендерным политиком, "потому что удалось хоть немного приблизить свою родную страну к демократии и свободе". Но о будущем в России тех, кто уже совершил трансгендерный переход, она редко говорит с личной позиции, хотя ее это касается напрямую.
– Что если трансгендеры после операции без гормональной поддержки останутся?
– В законе это опять же не прописано. Хорошо бы такой вопрос задать его авторам. Но, если тех, кто уже совершил переход, решат оставить без гормональной поддержки, их ждет однозначно гормональный сбой. Возможно, если человек не будет пить гормоны год, то через год он может умереть.
– Как вам кажется, зачем власть вообще принимает такие законы?
– Я по образованию юрист и последние несколько лет наблюдаю, как все законы только ужесточаются. Ужесточается все российское законодательство по множеству направлений. Возьмите те же электронные повестки, целый ряд уголовных статей изменился в сторону усиления наказания. ЛГБТ–комьюнити попадает под этот общий тренд ужесточения. Наверное, власти считают, что в этом случае людьми будет проще управлять.
