Как работает путинская пропаганда? Почему российские власти до сих пор не сформулировали цель войны в Украине? Чем опасно для них появление в стране официальной идеологии? Ответы на все эти вопросы пытаются найти ученые, покинувшие Россию после начала войны и изучающие риторику российских политиков и провластных СМИ. Они создали в Париже профессиональную ассоциацию Независимый институт философии (IPHI). Один из проектов института – "Словарь политического языка путинской России".
"Где заканчивается "русский мир?"
"ДНК нации", "пентабазис", "духовные скрепы", "коллективный Запад", "обнуление", "принуждение к миру", "вагнеризация" – вот лишь часть "новояза" путинской эпохи. С помощью этих слов и понятий кремлевская пропаганда манипулирует сегодня в России общественным сознанием.
Одна из излюбленных тем этой пропаганды – так называемые "традиционные ценности". Под видом отстаивания их в России принимаются репрессивные законы против ЛГБТ, запрещаются аборты, осуществляется все более свирепая цензура в кино, театрах и книгоиздательстве. При этом консервативная риторика постоянно расходится с практикой.
– Сегодня мы слышим о традиционных ценностях буквально из каждого утюга. Но что же, собственно, под этим понимается, часто объясняют размыто. Очевидно, что ценностью считается "правильная" семья: мама, папа, ребенок, лучше несколько детей. А что еще? А дальше возникают сложности, что в этот список включать, – рассказывает Алексей Жаворонков. – Раз уж мы говорим, что всякая жизнь ценна, а аборты – это плохо, тогда нужно было бы, к примеру, запретить насильственные аборты в закрытых медицинских учреждениях (например, в ПНИ). Однако эта практика продолжается, и мы не видим, чтобы представитель РПЦ, от которой исходит существенная часть новейших законодательных инициатив по абортам, вышел на публику и заявил: "Какое безобразие, давайте что-то с этим делать". Иными словами, цели консервативной риторики на деле не консервативны, а строго подчинены интересам авторитарных государственных структур, озабоченных в первую очередь вопросом собственного выживания. Прикладная задача такой риторики – легитимировать, обосновывать и объяснять текущие действия российских властей, часто очень противоречивые и к консерватизму отношения не имеющие.
Казалось бы, к традиционным ценностям должно относиться, к примеру, сохранение ценностей культурных. А значит, чиновники, раз уж они говорят о важности традиционных ценностей, должны заниматься охраной исторических и архивных памятников.
– На деле мы видим ровно обратное: по всей России целенаправленно уничтожается историческое наследие, и никакая риторика консерватизма этому не препятствует. Или можно было бы понимать консерватизм как политику, ориентированную в первую очередь на решение внутренних проблем и невмешательство в чужие дела. Но и здесь, очевидно, что-то идет не так, – отмечает Алексей Жаворонков.
В целом же консервативная риторика имеет общую цель – обосновать противоречивые ситуационные решения российского правительства. По большому счету, она обеспечивает гибкость курса.
– Но эта гибкость достигается ценой отсутствия долгосрочных планов и все большего разрыва между тем, что декларируется, и тем, что происходит в реальности. Например, в своем недавнем выступлении на тридцатом Всемирном русском соборе Владимир Путин (28 ноября. – Прим. СР) пообещал российскому бизнесу все большее процветание по мере того, как он будет становиться "менее зависим от всех компонентов сегодняшнего мироустройства". Эта идея "суверенного предпринимательства", устойчивого развития в тотальной изоляции от тлетворных внешних влияний резко диссонирует с современными реалиями мировой экономики, в которую, естественно, включена и Россия. На деле мы видим, как российский бизнес подстраивается к условиям санкций, при этом становясь не самостоятельным, а более зависимым от крупных игроков, в первую очередь от Китая, – отмечает Алексей Жаворонков.
Не случайно, считают исследователи, даже слово "народ" власти стараются употреблять с осторожностью, предпочитая понятие "цивилизация": так получатся еще более общо и расплывчато. И легче манипулировать смыслами.
– За годы путинского правления изменилось само понимание того, что такое российское государство. Важно проследить, как власть пришла к утверждению, что Россия – это "государство-цивилизация", – полагает глава IPHI Юлия Синеокая. – Незадолго до войны в Украине Кремль стал пропагандировать цивилизационный подход к истории как эстафете цивилизаций: подобно живым организмам, цивилизации рождаются, расцветают, стареют и умирают. Из этой схемы следовал вывод о том, что "дряхлая" западная цивилизация переживает свой закат, а молодая российская цивилизация находится на подъеме. Следовательно, России гарантирована победа над стареющей цивилизацией Запада. Эти идеи должны были подготовить россиян к "экзистенциальному" противостоянию с Западом.
Впервые в официальном дискурсе понятие "государство-цивилизация" прозвучало в речи президента Путина в сентябре 2022 года на церемонии подписания договоров о принятии в состав России ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей. Спустя полгода Владимир Путин подписал Указ "Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации", в котором уже фигурировала новая политическая идентификация России "государство-цивилизация".
– Этот момент остался почти незамеченным на фоне фронтовых сводок, но определение России как государства-цивилизации несет в себе потенциально большие риски, ведь речь идет о понимании того, что такое Россия, – отмечает Юлия Синеокая. – Почему это понятие было взято на вооружение политической элитой России? Какой смысл в него вкладывается? Как, в соответствии с этим понятием, определять границы России? Где заканчивается "русский мир"?
Неясно, чем концепт "государство-цивилизация" отличается от "многонационального государства", "культурно-исторического типа" или "империи". Как, в соответствии с этим понятием, определять границы России? Где заканчивается "большой Русский мир"? Кстати, ноябрьский Всемирный собор и был посвящен именно этой острой для всего мира теме: "Настоящее и будущее Русского мира".
Ни самим гражданам России, ни внешнему миру не понятно, чего теперь ждать. В зависимости от ситуации здесь и сейчас меняется все – от интерпретации отдельных фактов повседневной жизни до понимания долгосрочных перспектив огромной страны. У россиян нет ясного ответа на самые простые вопросы: кто мы такие? Где проходят рубежи нашей страны? Какова политическая идентичность России? Реальность изменчива, она зависит от политической конъюнктуры. Вместо стратегии кремлевские политики занимаются тактикой. Ну а сам президент Путин все более конкретен: он говорит о большой русской нации, о триедином народе русских, белорусов и украинцев. За его словами о том, что Россия возвращает, укрепляет и умножает свой суверенитет, перемежающимися упреками своих предшественников за просчеты, допущенные в результате революции 1917 года и распада СССР в 1991 году, стоят легко считываемые амбиции, – полагает Юлия Синеокая. – Кремль принципиально избегает определения своей государственной идеологии. Нет четких ценностных ориентиров, они каждый раз меняются в зависимости от обстоятельств. Такая тактика, например, позволяет евразийцам увидеть в "государстве-цивилизации" – евразийство, русским имперцам – свою империю, а ностальгирующим по советскому прошлому – СССР.
В советское время, с которым часто сравнивают нынешний режим, была выстроена и зафиксирована четкая иерархия ценностей.
– А сегодня все пластично, смыcл, казалось бы, незыблемых аксиом (понимание того, что такое военная агрессия и состояние мира, профессиональный долг и человеческое достоинство, патриотизм и свобода) может быть в одночасье изменен на прямо противоположный. Ориентиры и цели не обозначены и не обсуждаются, все вязнет в болотной трясине и густом тумане. Российское общество дезориентировано, напугано. Люди боятся сделать шаг в сторону, любое движение может стать роковым. Большинство предпочитает замереть, уговаривая себя, что болото затягивает медленно, оставляя шанс еще какое-то время продержаться, главное – не двигаться, – поясняет Юлия Синеокая.
Создатели словаря отмечают, что сегодня власть не нуждается в новых смыслах, используются ходы и идеи из прошлого. Причем, несмотря на то что публично постоянно провозглашается неприемлемость и враждебность западного идейного наследия, на деле идеологи русского мира и разработчики русской военной философии нередко опираются на смыслы и парадигмы западных мыслителей. По мере необходимости пуская в ход все, что работает на сегодняшний момент.
– Даже патриарх Кирилл, выступая на Всемирном соборе, основывал легитимность идеологемы "Русский мир", апеллируя к Pax Romana – символу могущества Римской империи, Pax Britannica – периоду мирового господства британских порядков и колониализма… – подчеркивает Юлия Синеокая.
– Отсутствие четкой идеологии очень помогает российским властям. Мне кажется, если они ее пропишут так же четко, как в советское время, то у властей будет гораздо больше проблем, чем сейчас. Потому что отсутствие идеологии дает режиму гибкость. Не обязательно все время сверяться с курсом. Никто не будет тыкать в какой-нибудь идеологический манифест и говорить: "У вас же там записано вот это, а вы делаете иначе. Почему?" А когда идеология будет сформулирована, неудобных вопросов появится очень много, – полагает Алексей Жаворонков. – И начнут спорить друг с другом очень разношерстные группы, поддерживающие путинскую политику. Мы увидим разломы между монархистами, сталинистами, исламистами, православными и т. д. Я думаю, что в Кремле эту опасность подспудно осознают.
Казалось бы, появление четкой официальной идеологии расширит возможности для репрессий. Однако на деле и это утверждение оказывается спорным.
– Репрессивный аппарат в России давно уже создан и прекрасно отлажен, он работает без всякой идеологии, – отмечает Юлия Синеокая. – Напротив, отсутствие четко прописанной идеологии повышает эффективность механизма репрессий. Жертвам не к кому и не к чему апеллировать.
"Любая апология войны приемлема"
По мнению Юлии Синеокой, такая ситуативная тактика работает, пока нация мобилизована, пока страна находится в состоянии чрезвычайщины.
– Поэтому затяжная война выгодна властям. А цели войны постоянно меняются в зависимости от обстоятельств – того, насколько Европа и США готовы поддерживать Украину, какое положение на фронте и т. д. Что-то меняется – и возникают новые объяснения, – отмечает Алексей Жаворонков. – Трудно уже вспомнить, сколько их было: борьба то с нацизмом или фашизмом, то с расширением НАТО, то с какими-то биолабораториями в Украине, которые могут угрожать ДНК нации. Сейчас мы, видимо, боремся с неким "коллективным Западом" (еще одно интересное понятие!) и должны его раздробить.
Впрочем, и о "борьбе с нацизмом" в Кремле не забывают: в последнее время Путин называет расистами и неонацистами уже не только украинцев, а все западные правящие элиты, поддержавшие Украину.
– В своем ноябрьском выступлении Путин дал пару ответов на этот вопрос: цель войны, во-первых, борьба за справедливость: за свободу России, и даже больше – за свободу не только России, но и всего мира, и, во-вторых, за место России во главе процесса формирования более справедливого мироустройства. Что имеется в виду? Обо всем этом уже не раз говорилось с разных кафедр и трибун: встать в фарватере коалиции антизападных макрорегинальных союзов, сформировать в России "консервативно-революционный полюс Евразийского Имперского Порядка", остановить процесс глобализации, девальвировать "западные ценности", покончить с общечеловеческой цивилизацией… Кредо Кремля: Россия – это "анти-Запад". В начале 1990-х Борис Гройс написал нашумевший текст "Россия как подсознание Запада". Сегодня, ставя диагноз этой войне, нужно писать текст "Запад как подсознание России", – говорит Юлия Синеокая.
Если говорить о воздействии на граждан, то отсутствие четких целей войны в Украине – это тоже вполне работающая модель.
– Предлагается не какая-то одна интерпретация целей войны, а много, причем часто противоречащих друг другу. Вываливается целый ворох объяснений, а ошеломленные граждане пытаются выбрать то, которое кажется им наиболее подходящим. Одни группы выбирают одно, другие – другое. И при этом все они, несмотря на различия между принятыми вариантами объяснения, поддерживают официальную политику, – поясняет Алексей Жаворонков.
То, что любая апология войны приемлема, Юлия Синеокая считает ноу-хау российской власти.
– Россиянам предлагается целый спектр объяснений целей войны. Каждому дается право выбирать на свой вкус вариант, который поможет избежать раздвоения сознания, оправдать свой образ жизни. Каждый выбирает то, что ему близко, чтобы идти вперед, чтобы уважать себя. Такова тактика государства, – подчеркивает Юлия Синеокая.
Задача "Словаря политического языка путинской России" – выявить спектр ценностей и смыслов, предлагаемых российскому обществу государством, проследить реакцию общества, понять, в какой момент и при каких обстоятельствах принимается решение для скачка в новую ситуацию.
– Если вернуться к образу болота, наша задача – описать все кочки, по которым российское общество, перепрыгивая с одной на другую, продолжает путь. Каким маршрутом и куда они движутся, большинству россиян непонятно. Да и немногие хотят знать цель этого маршрута, чтобы не брать ответственность на себя. Проще следовать приказу и верить в то, что кто-то другой, принимающий решения за тебя, мудр и наделен сакральным знанием смысла жизни и смерти. На каждом новом этапе этого пути власти приходится искать новые более-менее твердые основания, чтобы продвигаться дальше. Вот эти основания мы и исследуем, – поясняет Юлия Синеокая. – Думаю, словарь станет своего рода энциклопедией эпохи путинского правления.
"Удвоение ВВП" отпало за ненадобностью"
"Словарь политического языка путинской России" – один из самых больших коллективных проектов Независимого института философии, который был официально зарегистрирован в Париже 9 мая 2023 года. Он объединил ученых, покинувших Россию из-за несогласия с войной.
– Наша цель – вести общие проекты, семинары, дискутировать, сохранить профессиональные и дружеские связи, поддерживать друг друга в новой сложной жизненной ситуации. Так возникла идея сформировать профессиональное философское сообщество для взаимодействия с коллегами по всему миру, в том числе с украинскими и белорусскими исследователями, поддерживать связи с разделяющими наши ценности коллегами, живущими в России, – рассказывает Юлия Синеокая.
Сейчас в IPHI уже более 100 человек, институт реализует множество интересных проектов, как коллективных, так и индивидуальных, часть из них открыта для широкой аудитории.
Некоторые участники проекта предлагали название "Словарь российской пропаганды". Однако в итоге был выбран вариант "Словарь политического языка путинской России".
– Потому что нас интересует не только как функционирует пропаганда российских СМИ в России и за рубежом, но и как формируется понятийное поле в целом. Наша цель – проследить трансформацию основных понятий в политической жизни России начиная с 2000 года и до наших дней, – поясняет Алексей Жаворонков. – Для нас важно, что коллеги из Германии, Франции, Италии, США и других стран, работающие над словарем, представят свое видение российских реалий, исходя из своего контекста. Думаю, они заинтересованы в этом, прежде всего потому, что путинская риторика находит довольно широкий отклик в Европе (несколько меньший – в США). Одна из наших задач – ответить на вопрос, почему это происходит. И какое влияние оказывает на всю мировую политику.
Один из наглядных примеров, которые приводит Алексей, – речь Путина о консерватизме, которую он произнес на Валдайском форуме в октябре 2021 года, незадолго до начала войны с Украиной.
– Что мы в ней находим? Вполне традиционные слова о консерватизме, которые мог произнести и какой-нибудь западный политик. Но что следует за всей этой риторикой о постепенном развитии, политическом реализме, неприятии экстремизма и сотрудничестве с другими странами в соответствии с принципами ООН? Нечто прямо противоположное тому, что заявлялось, – нападение на Украину. Мы внимательно исследуем такие высказывания, потому что в каких-то случаях они противоречат реальности, а в каких-то, наоборот, предвосхищают то, что будет происходить. Ведь нередко то, что сначала прописывается в каких-то декларациях и произносится в публичных речах, потом действительно начинает реализовываться на практике. И здесь в ряде случаев можно даже построить некоторый прогноз, подумать о том, в каком направлении все будет развиваться дальше, – отмечает Алексей Жаворонков.
Особенно показательно, когда вдруг возникают новые понятия – например, "ДНК нации". Понятие довольно загадочное, если вспомнить о том, что Россия – многонациональное государство.
– "ДНК нации" в первую очередь маркирует, кто для российской власти свой, а кто чужой. От этой модной в пропутинских кругах биополитической трактовки понятия врага недалеко и до рассуждений о том, как расшифровать геном российской оппозиции или, напротив, с помощью какой-то "правильной" технологии вывести лояльных граждан. Вот такие интересные, хотя и несколько пугающие тенденции можно проследить при анализе конкретных понятий, – поясняет Алексей Жаворонков.
Ряд понятий устарели, стали политически неактуальными в условиях чрезвычайного положения и войны. Давно ушло в прошлое понятие "креативный класс", не слышно больше упоминаний о некогда популярной концепции "управляемой демократии", да и амбициозные понятия "энергетическая сверхдержава" и "удвоение ВВП" отпали за ненадобностью.
– С другой стороны, специфическая российская трактовка понятия суверенитета во время войны обрела новое измерение, связанное, разумеется, не с игнорируемым российскими властями государственным суверенитетом Украины, а с идеей изоляции от Запада, – отмечает Алексей Жаворонков.
Привычные, известные из советского прошлого слова, смыслы, идеологемы, клише и стереотипы сейчас ожили, чтобы затушевывать и маскировать сегодняшнюю реальность, отмечают исследователи.
– Они работают потому, что общество еще с советских времен мобилизовано под эти ценности. Масштабной экзистенциальной переоценки репрессивных практик советского времени (массовые репрессии и убийства, карательная психиатрия, доносительство, голодомор, холодомор и т. п.) в России не было. Сегодня мы стали свидетелями того, как советское наследие помогает нынешней российской власти довольно успешно манипулировать обществом. После начала боевых действий в Украине практически не появилось новых смыслов, зато те, что уже существовали ("священная война", "солдат – защитник родины", "все для фронта, все для победы", "разбить врага в его логове", "подвиг народа", "наши", "денацификация", "предатель родины", "враг народа") были перелицованы и запущены в оборот, начали работать на военную повестку, – отмечает Юлия Синеокая.
За путинский период истории России многие понятия претерпели действительно серьезную трансформацию.
– Некоторые стали считаться неактуальными и даже вредными. Это можно проследить, к примеру, на отношении к революции. В 2000-х годах стало ясно, что власти не в восторге от Февральской и Октябрьской революций, как и от постреволюционного периода 1920-х годов. А после ряда арабских революций и Евромайдана, когда стали говорить об "оранжевых" и прочих революциях, само понятие "революция" получило очень сильный негативный оттенок, – говорит Алексей Жаворонков.
Отслеживание изменений в официальной риторике может помочь отследить изменения, в целом происходящие в российском обществе.
– Как бы эти понятия ("ДНК нации", "пентабазис", "духовные скрепы", "коллективный Запад", "обнуление", "принуждение к миру", "вагнеризация" и т. п.) ни критиковались, ни высмеивались, сколько бы ни говорилось об их абсурдности, жизнь в России все равно в существенной мере ими определяется, – отмечает Юлия Синеокая.
Над "Словарем политического языка путинской России" работает международная группа исследователей. Планируется, что он выйдет сначала в печатной версии – на английском, а потом на других языках, в том числе на русском, немецком и французском. Планируется и появление доступного широкой аудитории электронного варианта.
