В ночь на 10 января в городе Варна в Болгарии был снесён с постамента бюст российского дипломата графа Николая Игнатьева. Это произошло на фоне бурных обсуждений судьбы советских памятников в Болгарии. В то время как за их демонтаж нередко выступают власти, памятники, связанные с освобождением Болгарии в XIX веке, демонтировать не планируется. Однако, как отмечает Болгарская служба Радио Свобода, весной прошлого года бюст Игнатьева уже становился жертвой вандалов - его облили белой краской*.
На этот раз памятник был сброшен с постамента, вероятно, при помощи монтировки. Сообщается о задержании подозреваемого, его мотивы пока не известны. В муниципалитете заявили, что памятник будет отреставрирован и возвращён на своё место.
Крестник императора Александра II Николай Игнатьев одержал полную победу в дипломатической войне и подписал Пекинский трактат, закрепивший за Россией право на огромные территории между нижним течением Амура и Кореей, включая удобные гавани, где вырастут порты Владивосток, Находка и Ванино. При этом современники называли Игнатьева "отцом лжи", а его методы считали "макиавеллиевскими".
16 мая 1858 года, воспользовавшись бедственным положением Китая, ослабленного внутренними и внешними врагами, генерал-губернатор Восточной Сибири граф Муравьев со стороны России подписал Айгунский договор. Россия получила огромные территории Приамурья, до этого принадлежавшие Китаю, а Муравьев – титул графа "Амурского". Игнатьев же, добившийся спустя два года ратификации Айгунского договора китайской стороной и улучшения его условий для России, присоединивший к ней Приморье, подобной чести не удостоился.
Памятники Муравьеву-Амурскому установлены сегодня почти во всех крупных городах Дальнего Востока, а памятников Игнатьеву там нет. Лишь три года назад небольшой его бюст появился в селе Игнатьево в Амурской области. Именем Муравьева назван полуостров, на котором расположен Владивосток, а имя Игнатьева носит крошечный владивостокский сквер и небольшой мыс на острове Русском. Хотя даже Муравьев отдавал должное Игнатьеву и признавал, что без его усилий Айгунский договор превратился бы в пустую бумажку, а Россия не закрепила бы за собой Приамурье и не получила Приморье.
Из письма графа Н.Н. Муравьева-Амурского министру иностранных дел России князю А.М. Горчакову о подписании Пекинского трактата
"Все сомнения рассеяны, теперь мы законно обладаем и прекрасным Уссурийским краем, и южными портами и приобрели право сухопутной торговли из Кяхты и учреждения консульств в Урге и Кашгаре. Все это без пролития крови, одним уменьем, настойчивостью и самопожертвованием нашего посланника, а дружба с Китаем не только не нарушена, но окрепла более прежнего. Игнатьев превзошел все наши ожидания..."
"Ничего хорошего в этом деле не предвижу"
Вечером 13 декабря вдова артиллерийского генерала Николая Игнатьева потребовала от своего единственного сына Павла пообещать: завтра он будет вести себя разумно. Павел сдержал данное матери слово: следующим утром рота Преображенского полка под его командованием первой пришла на Сенатскую площадь и встала под знамена Николая I, а затем по приказу императора отрезала путь мятежным частям к Васильевскому острову.
Так началась стремительная карьера Павла Игнатьева, вершиной которой станет должность председателя Комитета министров Российской империи. А о степени его близости к императорской семье можно судить хотя бы потому, что крестным отцом его старшего сына Николая стал великий князь Александр Николаевич. Став императором Александром II, он всегда будет помнить о своем крестнике.
Николай Павлович оправдал самые амбициозные ожидания отца: лучший выпускник Пажеского корпуса 1849 года, он с медалью окончил Николаевскую военную академию Генерального штаба. Получил назначение военным атташе в Лондоне, участвовал в Крымской войне, руководил экспедициями в Хивинское ханство и Бухарский эмират. Уже к 26 годам стал генерал-майором, едва ли не самым молодым в империи. А вскоре получил новое ответственное назначение – отправиться в Китай, где шла Вторая опиумная война.
– Изначально не предполагалось, что главной задачей Игнатьева в Китае станут дипломатические переговоры, у него была другие цели, – рассказывает доктор исторических наук Владимир Волков. – Великобритания и Франция, недавние противники России в Крымской войне, воспользовались тем, что империя Цин ослабла, нашли предлог для ввода войск и начали делить Китай. Россия не была заинтересована в том, чтобы он превратился в марионеточное государство, а то и вовсе в колонию Англии или Франции. Это могло привести к новой войне, с теми же противниками, но на этот раз на восточных рубежах. Поэтому Россия решила оказать Китаю военную поддержку и предоставить современное оружие.
В Лондоне Игнатьев отлично изучил нарезные ружья, стал настоящим экспертом по их использованию. Поэтому именно ему поручили руководить инструкторами, которым предстояло обучить китайцев, а также напомнить Пекину, что пограничный вопрос остается нерешенным. Но никто в столице даже не надеялся, что Игнатьев сумеет его решить. Условия Айгунского договора были настолько очевидно невыгодными для империи Цин, что китайская сторона и не собиралась его ратифицировать. Как признавался император Александр II в беседе с министром иностранных дел Александром Горчаковым, "ничего хорошего в этом деле я уже не предвижу".
6 марта 1859 года Игнатьев тронулся в путь из Санкт-Петербурга. Добравшись до Иркутска, он встретился с генерал-губернатором Восточной Сибири графом Муравьевым-Амурским. Пробыв несколько дней в Иркутске, они вместе выехали в приграничную Кяхту.
Муравьев был убежден: раз Китай отказывается ратифицировать Айгунский договор, то не стоит дарить империи Цин современное оружие, усиливая ее армию. Забайкальское казачье войско на границе было вооружено допотопными гладкоствольными ружьями и не смогло бы противостоять китайцам в случае военного столкновения. Игнатьев согласился с доводами Муравьева и решил оттянуть передачу прибывшего с Ижевского завода оружия Китаю. А потом с облегчением узнал, что цинское правительство решило отказаться и от российского оружия, и от российских инструкторов.
– Китай опасался, что у России такие же агрессивные намерения по отношению к их стране, как и у западных держав, поэтому предпочел проявить осторожность. Отказавшись от военной помощи, он потерял интерес и к прибытию российского посланника. Поэтому разрешения на въезд в Пекин Игнатьеву пришлось ждать почти месяц. За это время он успел осознать важность "китайских церемоний" и тщательно их изучить, что потом сыграет огромную роль в подписании Пекинского трактата, – поясняет Константин Соловьев, кандидат исторических наук. – Теперь главной задачей молодого дипломата стало ратифицировать Айгунский договор.
Перед отъездом из Петербурга Игнатьев получил инструкции действовать исключительно дипломатическими методами. "Сила вряд ли принесла бы нам успех", – подчеркивал канцлер Горчаков.
Чтобы показать китайской стороне, насколько важная персона к ним направляется, в Кяхте устроили торжественные проводы на самой границе. Чиновники в парадных мундирах, духовенство, купечество – все кяхтинские жители провожали Игнатьева под звон колоколов и гром пушечного салюта. Перейдя границу пешком, посланник сел в коляску и отправился в путь в сопровождении конвоя из 300 казаков – почти всего кяхтинского войска. "Все это делалось для произведения впечатления на китайцев и для приучения их к мысли, что мы можем переходить границу беспрепятственно и не обязаны подчиняться строгим правилам маньчжурских властей, вынужденных безмолвствовать перед нами", – писал Игнатьев в своих воспоминаниях.
"Честность пекинского населения поражает меня"
15 июня 1859 года Игнатьев торжественно въехал в Пекин на носилках с паланкином, как и положено знатному вельможе. Он отверг предложение встретиться в Доме переговоров, где обычно проходили дипломатические беседы, ведь цинское правительство принимало там представителей вассальных государств. Чтобы подчеркнуть, что Россия не входит в их число, Игнатьев настоял, чтобы переговоры велись исключительно на территории южного подворья Русской духовной миссии, где он устроил свою резиденцию. Такое внимание к статусу и "китайским церемониям" очень скоро привело к тому, что в Пекине россиянина начали почтительно называть И-Дажень – сановник И. Но даже это не помогло ему быстро решить главную задачу – ратифицировать Айгунский договор.
Бесплодные переговоры продолжались 11 месяцев. Китайцы раз за разом заявляли, что подписавшие Айгунский договор с их стороны сановники не имели на это права, они нарушили указания императора и были за это наказаны. Если посол России желает, то может увезти с собой в Россию виновника "ошибки" – князя И-Шаня, но это все, на что он может рассчитывать.
– Китайцы как раз утопили пять канонерок англо-французской эскадры в очередном сражении у крепости Дагу и преисполнились уверенности в своих силах, поэтому не шли ни на какие уступки. Родственник императора Су-Шань, назначенный вести переговоры, однажды даже демонстративно бросил на стол Айгунский договор и заявил, что эта бумажка ничего не значит, а он "скорее готов воевать с Россией, чем согласиться с русскими требованиями", – рассказывает Константин Соловьев. – Игнатьев начал впадать в отчаяние. Он жаловался в письме отцу: "Боюсь, что меня отсюда выгонят либо запрут в Пекине". И все же посланник находил в себе силы в свободное время изучать Пекин и китайские обычаи. Так Игнатьев стал настоящим знатоком Китая и во многом – горячим его поклонником. Он признавалсяв письме отцу: "Честность и вежливость пекинского населения сравнительно с простым народом европейских столиц поражает меня".
Весной 1960 года Игнатьев осознал: пора радикально менять стратегию переговоров, иначе результата не добиться. Он перешел к новому плану: примкнуть к войскам Англии и Франции и вместе с ними идти на Пекин, чтобы, выступив в роли посредника, потребовать в качестве награды ратификации Айгунского договора.
– Россию не устраивала победа ни одной из них, – говорит Владимир Волков. – Если бы победил Китай, он бы никогда не ратифицировал невыгодный для него Айгунский договор, по которому империя теряла огромные территории. А если бы победу одержали союзники и империя Цин пала, то подписанный с нею договор превратился бы в ничто. Англия и Франция не допустили бы укрепления России, своего недавнего противника в Крымской войне, на тихоокеанском побережье. Поэтому только роль посредника давала России хоть какой-то шанс закрепить за собой Приморье и Приамурье.
План был хорош, но, чтобы его воплотить, для начала нужно было покинуть китайскую столицу и добраться до Чжилийского залива, где Игнатьева ждал русский пароход. Императорские сановники, опасаясь союза России с западными странами, отказались выпускать дипломата из Пекина. В ответ на очередной запрет российский посланник заявил, что получил соответствующее распоряжение от своего государя и выполнит его, чего бы это ему ни стоило. Тогда китайцы удвоили охрану у южного подворья и усилили караулы у всех выездных ворот Пекина.
Игнатьев заблаговременно распустил слух, что собирается бежать. И действительно, ранним утром 16 мая 1860 года из ворот Русской миссии выехали сразу несколько повозок в сопровождении двух казаков. У двух из них оси были заранее подпилены так, чтобы в любой момент можно было, дернув за веревку, создать впечатление, что они сломаны.
Следом из подворья выехали два экипажа с сотрудниками посольства, а затем были вынесены и парадные носилки с закрытым паланкином самого посланника. Как вскоре убедились китайцы, паланкин был пуст. Сам же Игнатьев уже покинул свою резиденцию: никем не узнанный, он выехал вслед за повозками в военной форме, верхом на лошади. Перед Южными воротами из города оси повозок "сломались", и стражники бросились к ним. В суматохе Игнатьев сумел покинуть город.
"Недоброжелатели дали ему прозвище "отец лжи"
Он отправился в Чжилийский залив, куда уже прибыли несколько судов русской эскадры. Вскоре российский дипломат познакомился с английским и французским посланниками – лордом Элгином и бароном Гро.
– Игнатьев пошел на хитрость: он заверил союзников, что все вопросы между Россией и Китаем уже решены, Россия получила Приморье и Приамурье, поэтому он желает присоединиться к маршу на Пекин из чистого любопытства, чтобы понаблюдать за событиями. Ему охотно дали такое разрешение: свободно владеющий английским и французским россиянин многое знал об обычаях китайского двора и мог дать полезные советы, – рассказывает Константин Соловьев. – Игнатьев не раз доказал, что хорошо изучил "китайскую грамоту", и к его словам начали прислушиваться. Особенно подружился Игнатьев с бароном Гро и воспользовался этой дружбой, чтобы уверить французского посланника: китайцы враждебно настроены исключительно по отношению к англичанам. Игнатьев не упускал ни одного шанса посеять раздор между союзниками, не брезговал и откровенной клеветой на китайских сановников, негативно настроенных по отношению к России, поэтому недоброжелатели дали ему прозвище "отец лжи". А многие современные историки, характеризуя его поведение, называют его действия "макиавеллистскими".
Следуя тактике "разделяй и властвуй", Игнатьев демонстративно поддерживал хорошие отношения с французами. Так, в день именин Наполеона III над судами всей русской эскадры по приказу посланника были подняты французские флаги, суда салютовали императору 21 выстрелом. Англичане же не сделали ничего подобного, чем серьезно оскорбили союзников. Французы дали понять, насколько ценят уважение россиян: когда Игнатьев отправился на французский фрегат, чтобы лично поздравить с именинами, ему оказали торжественный прием – подняли русский флаг и исполнили "Боже, царя храни".
Интриги Игнатьева не прошли незамеченными, поэтому англичане старались любыми способами унизить российского посланника. Однажды английский корабль отсалютовал Игнатьеву не семнадцатью выстрелами, как положено было салютовать посланнику, а всего тринадцатью. Тогда русский корвет "Светлана", на борту которого находился Игнатьев, вовсе не стал отвечать на салют, якобы не поняв, к кому он относится. Экипаж судна выстроился по боевой тревоге и приготовился дать бой. Чтобы не спровоцировать военный конфликт, англичане вынуждены были извиниться.
– Казалось бы, все это мелочи, но именно из подобных мелочей в итоге складывается большая политика. Натянутые отношения между Элгином и Гро обостряли противоречия в лагере союзников и мешали им действовать. А Игнатьев тем временем пытался убедить и англичан, и французов, что китайцы окажут ожесточенное сопротивление, когда соберутся с силами, а значит, нужно считаться с империей Цин и не предпринимать необдуманных шагов, – отмечает Константин Соловьев. – В тоже самое время Игнатьев уверял китайцев, что едва удерживает союзников от взятия Пекина и разрушения императорского дворца.
31 июля союзники все же пришли к соглашению, высадили десант и начали наступление на Пекин. И тут Игнатьева ждала очередная неудача: среди русских кораблей не оказалось ни одного судна с достаточно мелкой осадкой, чтобы отправиться в плавание по реке Хайхэ вслед за наступающими частями. Ему пришлось снять часть груза с клипера "Разбойник", что заняло несколько дней. Но, как оказалось, это опоздание дало неожиданное преимущество: Игнатьев смог, не привлекая лишнего внимания, принимать китайских жалобщиков, обращавшихся к нему за защитой.
Заручившись согласием лорда Элгина и барона Гро, Игнатьев поручил своим подчиненным раздавать бумажные листочки с надписью Christian всем китайцам, обратившимся за помощью. Эти листочки следовало наклеивать на ворота или двери домов. Как только пошли слухи, что "русские бумажки" защищают от грабежей, за ними выстроилась очередь.
Вскоре русских начали воспринимать как спасителей от бесчинств, которые творили европейцы. Игнатьев вспоминал: "Замечательно, что жители селений, лежавших по пути на берегах реки, встречали нас как избавителей, как только распознавали судно русское, почитая нас людьми мирными и приязненными к Китаю, и просили покровительства от грабящих и разоряющих их союзников".
17 августа союзники вошли в Тяньцзинь, который называли "воротами Пекина", и начали переговоры с членом Верховного совета Гуй Ляном. Он согласился на все условия Англии и Франции. Игнатьев понимал: быстрый мир между Китаем и западными странами сведет к нулю его шансы на посредничество, поэтому нашел способ расстроить переговоры. Российский посланник попросил китайского сановника подтвердить свои полномочия, и оказалось, что права принимать на себя подобные обязательства у него нет. Переговоры зашли в тупик.
– Параллельно Игнатьев пытался убедить китайцев не падать духом после поражения и продолжать сопротивление, – отмечает Константин Соловьев. – Так, когда 18 августа в Тяньцзине к нему обрались с просьбой о заступничестве местные купцы, он объяснил им, что английское купцы станут для них опасными конкурентами, поэтому прекращение войны не в их интересах. Российский посланник не упускал ни единого шанса не допустить быстрого мира, заключенного без его участия.
Следующие переговоры состоялись в городке Тунчжоу, расположенном в нескольких километрах от Пекина. Большая делегация союзников достигла договоренности о том, что англо-французская армия должна переместиться на позицию примерно в 5 милях (8,0 км) от Тунчжоу. Один из лидеров делегации британский дипломат Гарри Пакс 18 сентября покинул Тунчжоу, чтобы отметить место предполагаемого британского лагеря, но вернулся, увидев, что туда стягиваются китайские военные силы. Предъявив претензии своим визави, он и другие члены делегации были арестованы солдатами Цин. В ловушку попали 11 французов и 26 англичан, большинство из которых китайцы убили, предварительно подвергнув пыткам.
Чем оборачивается бегство императора
Союзнические войска начали стремительное наступление на Пекин. Император Сяньфэн бежал из столицы, бросив ее на произвол судьбы.
– Игнатьев пытался убедить союзников, что нужно свернуть наступление: ведь если свергнуть династию Цин, то не с кем будет подписывать мирный договор. Прислушавшись к его доводам, лорд Элгина и барон Гро остановись у самых стен Пекина – правда, потребовав ключи от городских ворот, – рассказывает Константин Соловьев. – Как ни удивительно, но первыми в эти ворота вошли не главы союзных войск, а… русский посланник Игнатьев в сопровождении офицеров эскадры и конвоя. Показная пышность подчеркивала высокое положение российского представителя. Когда лорд Элгин узнал об этом, он был очень зол. Однако сделанного не воротишь: пришлось мириться с тем, что китайцы восприняли Игнатьева как главное лицо, с которым нужно вести переговоры о мире.
В Русскую миссию одна за одной потянулись китайские делегации. И-Даженю нанес визит даже младший брат императора великий князь Гун – именно ему было поручено вести дела в отсутствие Сяньфэна.
– Князь Гун был ровесником молодого дипломата – ему тоже было 28 лет, поэтому им с Игнатьевым было легко найти общий язык, – полагает Владимир Волков. – Игнатьев пообещал князю Гуну: если китайцы обратятся к нему с официальной просьбой о посредничестве, то он станет защищать их интересы и не допустит разграбления и уничтожения Пекина. А в качестве благодарности за помощь империя Цин ратифицирует Айгунский договор. К чести Игнатьева нужно отметить, что все свои обещания он в дальнейшем сдержал.
Не получая ответа на ультиматум, направленный Гуну, союзники обошли город с севера и захватили летнюю резиденцию императора Юаньминъюань в Хайдяне. По другой версии, уничтожение дворца стало местью за то, что китайцы пытали и убили большинство пленников, захваченных во время переговоров в Тунчжоу. Узнав об этом, граф Элдгин нанес "ответный удар", приказав разрушить Юаньминъюань до основания.
В "парке десяти тысяч парков" были воссозданы самые красивые сады Поднебесной и построены дворцы из белого мрамора в европейском стиле. Все это было уничтожено, а несметные сокровища – разграблены. Именно после захвата Летнего дворца китайцы освободили приговоренного к смерти британского дипломата сэра Гарри Паркса.
Из воспоминаний Джорджа Бьюкенена "Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата".
"В ту пору нашим посланником в Токио был сэр Гарри Паркс, очень способный человек, у которого за спиной многие годы безупречной службы. В 1860 году, когда он входил в состав делегации, возглавляемой лордом Элгином, Паркс был вероломно арестован китайцами и провел одиннадцать дней в тяжелых цепях. Он отказался покупать себе свободу на условиях, которые могли помешать успеху переговоров лорда Элгина, и был приговорен к казни. После захвата Летнего дворца приговор отменили, и его освободили".
Из воспоминаний российского дипломата Льва Баззелека, побывавшего после захвата дворца в лагере англо-французских войск:
"Что касается до союзных армий, то они действительно превратились в шайку грабителей … В Хайдяне нажива была "блистательная", и до сего времени французский лагерь похож на базар, где продают всякие вещи, начиная с нефритовых безделушек до соболиных шуб, платьев богдыхана и его супруги. Мне самому случилось видеть у одного французского офицера четыре большие вазы из чистого золота, две огромные чаши и несколько идолов из того же металла, разные другие мелкие вещи и пр.".
– Вместе с бесценной коллекцией фарфора в руки союзников попала еще одна драгоценность – архив Верховного совета, в котором была и переписка с Россией. К счастью для Игнатьева, первыми во дворец ворвались французы, поэтому компрометирующие документы передали барону Гро. Из дружеских чувств к русскому дипломату он не стал их читать, а вернул Игнатьеву. Француз был столь любезен, что даже не заглянул в бумаги, а ведь там была переписка с китайскими чиновниками и Муравьева, и самого Игнатьева, которая могла изменить ход истории, – полагает Владимир Волков.
Англичане и французы никак не могли прийти к соглашению, нужно ли штурмовать Пекин. Игнатьев уверял их, что это будет ошибкой. Он приложил невероятные усилия, чтобы убедить союзников не разрушать Цинскую империю до основания, а согласиться на огромную контрибуцию.
Благодаря его усилиям, в здании Русской миссии начались мирные переговоры между Китаем и союзниками. Когда возникали сложные вопросы, обе стороны обращались за советами к Игнатьеву и чаще всего поступали так, как он говорил. При этом напрямую российский посланник в переговорах не участвовал, чтобы его не обвинили во вмешательстве.
12 октября 1860 года в Пекине князь Гун подписал трактат с англичанами, 13 октября – с французами. А следом был подписан и договор с Россией, который готовился втайне от союзников.
А на прощание российский посланник устроил два торжественных приема. Пока гости поднимали тосты за победу и благодарили хозяина за помощь, он успевал параллельно вести переговоры с китайскими представителями в соседнем помещении.
28 октября европейские дипломаты покинули Пекин, а 31 октября князь Гун сообщил, что император согласен отблагодарить Россию за помощь и подписать с ней договор.
В окончательный вариант документа вошло 15 статей. Первая подтверждала Айгунский договор и закрепляла за Россией право на территории между нижним течением Амура и Кореей. Российской стала и южная часть Приморья, статус которой по Айгунскому договору оставался неопределенным. Остальные статьи были посвящены торговым и дипломатическим отношениям между Китаем и Россией. В частности, вдоль всей границы разрешалась сухопутная торговля, учреждались российские консульства, создавалась русская почта в Китае и т.д.
2 ноября в Русском подворье прошла торжественная церемония подписания договора, который вошел в историю как Пекинский трактат. Князь Гун уступил Игнатьеву право первым поставить свою подпись под историческим документом.
"Закончил он жизнь полунищим"
Игнатьев остался доволен результатом своих трудов. 4 ноября 1860 он написал родителям из Пекина: "Договорчик мой не соответствует вполне моим ожиданиям, но смело могу сказать, что он лучший и наивыгоднейший из всех заключенных нами до сего времени с Китаем".
Всего через неделю, 10 ноября, российский посланник покинул Пекин. Перед отъездом его посетил князь Гун. Цинское правительство осознало, насколько дорого ему обошелся отказ от русского оружия, и решило исправить ситуацию, попросив у России военной помощи. Игнатьев выполнил и эту просьбу: вскоре в Кяхту доставили современное оружие для китайцев и организовали для них обучение под руководством русских инструкторов.
20 декабря 1860 года текст Пекинского трактата был утвержден Александром II. В Петербурге Игнатьева встретили как героя. За блистательную победу в дипломатической войне император наградил своего крестника орденом Св. Станислава 1-й степени и Св. Владимира 2-й степени. Еще один орден Игнатьев получил по ходатайству барона Гро: Наполеон III распорядился вручить ему орден Почетного легиона 2-й степени со звездой.
Игнатьеву присвоили звание генерал-адъютанта и назначили на пост директора Азиатского департамента МИД. Через полгода он женился на юной княжне Екатерине Голицыной, правнучке Михаила Кутузова, признанной красавице, отличавшейся острым умом. Этот невероятный союз вызывал всеобщее изумление. Британский посланник писал: "Эта опасная пара Игнатьевых стоит больше нескольких броненосцев!"
Счастливые супруги вместе уехали в Константинополь, где русский посол получит прозвище "вице-султана", в 1878 году подпишет Сан-Стефанский мирный договор и станет национальным героем Болгарии за освобождение от турецкого ига. При Александре III Игнатьев будет назначен министром иностранных дел, но не сумеет найти общего языка с новым императором и всего через год будет отправлен в отставку.
Как вспоминал племянник Николая Павловича Алексей Игнатьев, "закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих финансовых авантюрах. Владея сорока именьями, разбросанными по всей России, заложенными и перезаложенными, он в то же время был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили арест".
Об Игнатьеве забыли на долгие годы. Лишь благодарная Болгария хранила память о графе-освободителе: установила ему памятники в Софии, Варне, Плевне и городке Игнатиево, названном в его честь, а также настояла на том, чтобы имя Игнатьева носил пик в Антарктиде. А на родине первые исторические работы о нем появились лишь после распада СССР. Но даже сегодня его имя остается неизвестным большинству россиян.
*Текст из архива Сибирь.Реалии
