9 июля 2006 года – один из самых черных дней российской авиации. Авиалайнер Airbus А310-324 авиакомпании "Сибирь", летевший из Москвы в Иркутск, при посадке в аэропорту Иркутска выкатился за пределы взлетной полосы и врезался в гаражи. Из 203 человек на борту погибли 125, а выжившим пришлось месяцами бороться за жизнь. Через три дня после катастрофы власти заявили, что аэропорт Иркутска слишком опасен и его срочно перенесут, но ничего так и не было сделано. Сейчас Минтранс обещает выделить деньги на строительство в 2028–2030 годах. А опасный аэропорт тем временем бьет рекорды по пассажиропотоку.
Чтобы не пропускать главные материалы Сибирь.Реалии, подпишитесь на наш YouTube, инстаграм и телеграм.
Стюардесса Татьяна Егорова не должна была лететь на роковом рейсе – в тот воскресный день у нее был выходной. Но в последний момент выяснилось, что у одной из девушек из бригады бортпроводников нет допуска на этот тип самолетов, нужно срочно искать замену. Чтобы не вызывать никого из ночного резерва, старший бортпроводник Андрей Дьяконов позвонил Татьяне. Ей очень нравилось летать с Андреем: он умел сплотить вокруг себя людей, старался прийти на помощь всегда и во всем, заботился обо всех мелочах – даже чайник и утюг всегда брал с собой, вдруг кому-нибудь понадобятся. Поэтому Татьяна сразу же согласилась и помчалась в аэропорт.
Бывают рейсы, в которых все с самого начала идет не так. Этот полет из Москвы в Иркутск оказался именно таким. Сначала рейс задержали, потому что нужно было заменить самолет. Потом по ошибке кухню погрузили на другой борт, пришлось увеличивать задержку, чтобы все исправить. Да еще и внутренняя связь отказала: бортпроводники не могли связаться друг с другом. Но Андрей сумел сгладить все неурядицы, полет прошел легко и весело.
Ранним утром 9 июля самолет долетел до Иркутска и пошел на посадку, приземлился, но почему-то не остановился. "Что-то долго мы катимся, наверное, в Иркутске очень длинная полоса", – подумала Татьяна и в тот же момент самолет начало очень сильно трясти. Девушка решила посмотреть, что происходит, отстегнула ремень безопасности и подошла к иллюминатору. Понять, что происходит, она не успела.
Из расшифровки переговоров пилотов и диспетчеров аэропорта:
22:16:18 Диспетчер: Сибирь 778, снижайтесь 5700.
22:16:21 2-й пилот: Сибирь 778, снижаюсь 5700.
22:16:24 2-й пилот: Ну, не переключил частоту, бл…ь.
22:16:28 2-й пилот: Ночь, не высыпаемся ни х…я!
… 22:20:41 2-й пилот: И так ничего не видно, что за х…йня!
22:20:42 Капитан: Зае…ал этот реверс.
… 22:40:17 2-й пилот: Сибирь 778, снижаюсь, шасси выпущены, к посадке готов.
22:40:23 Диспетчер: Сибирь 778, посадку разрешаю.
… 22:44:18 Капитан: Что такое?
22:44:18 2-й пилот: Обороты растут!
22:44:19 Капитан: Еще раз реверс!
22:44:20 2-й пилот: Выкатываемся!
22:44:27 2-й пилот: Почему?
22:44:28 Капитан: Не знаю.
22:44:31 2-й пилот: Ё-мое!!!
22:44:32 Капитан: Выключаем двигатели!!!
22:44:34 Звук шасси, бегущих по грунту.
22:44:37 Звук удара.
22:44:40 Грохот усиливается.
22:44:41 Конец записи.
"Быстрее! Вам жить осталось минуту!"
"Мы неслись на огромной скорости, – рассказывал сразу после катастрофы летевший на том рейсе школьный учитель из Польши Томаш Горжкиевич. – Пилот, казалось, не собирается начать торможение. В какой-то момент вдруг взревели двигатели и мы ускорили движение. Казалось, что самолет снова поднимется в воздух. Однако этого не произошло. Через несколько секунд самолет затрясло: кончилась бетонка, и мы выскочили на грунт. Самолет стал постепенно сворачивать куда-то вправо, а потом раздался грохот и нас бросило вперед. Из иллюминаторов было видно, что мы врезались в какие-то строения – гаражи или склады".
Авиалайнер сначала пробил забор из бетонных плит, ограждавший аэропорт по периметру, а потом врезался в блочный автосервис и гаражи. "От удара снесло всю кабину с экипажем и первый салон самолета, занятый пассажирами бизнес-класса, – так описали случившееся сотрудники Иркутской областной аварийно-спасательной службы, приехавшие на место ЧП. – Самолет в это время еще был относительно целым и не горел – только его носовая часть была буквально смята в гармошку. При этом фюзеляж и крылья как бы лежали на крышах одноэтажных гаражей".
Татьяну Егорову от удара отбросило в стену, она ударилась головой. В нее врезалась тележка с питанием из кухни, а сверху на нее посыпались металлические контейнеры с едой.
Повалил дым, началась паника. Кто-то из пассажиров закричал: "Сделайте что-нибудь, откройте дверь, выпустите!" Татьяна услышала слова Андрея: "Спокойно, без паники, сейчас откроем". Он открыл дверь, но трап не надулся. Андрей побежал к другому выходу – и больше Татьяна никогда его не видела.
Паника в салоне нарастала. Люди пытались прорваться к выходам. Татьяна поняла, что помочь ей некому, рассчитывать придется только на себя – не сгорать же заживо. Кое-как выбравшись из-под завала, она крикнула пассажирам, чтобы они пробирались к аварийному выходу по полу – задымление в салоне уже было таким сильным, что ничего не было видно.
Татьяна помогала отстегнуть ремни безопасности, буквально толкала людей к выходу, оттаскивая их от багажа. "Мы с Татьяной вместе в больнице лежали. Так она чуть не плакала, когда вспоминала, как кричала: "Быстрее! Вам жить осталось минуту!" – рассказывала пассажирка Маргарита Светлова. – Люди в истерике пытались найти и спасти свое имущество, когда их жизнь отсчитывала последние секунды! Кому-то из них не хватило на жизнь как раз этих секунд..."
Потом Татьяна признается, что сначала не поняла масштаб катастрофы. Ей до последнего казалось, что это просто какое-то небольшое возгорание. Сейчас эвакуируют людей – и все потушат. Что происходит, она осознала, только когда сама оказалась в проеме двери и посмотрела наружу. Фюзеляж, крылья, вся передняя часть лайнера были в огне. К самолету было уже не подобраться, поэтому спасатели просто стояли и снимали происходящее на телефоны.
Внизу были какие-то гаражи, покореженный металл, балки, но медлить было нельзя – и Татьяна прыгнула вниз. В состоянии шока она отошла от самолета метров на сто и села на какой-то ящик посреди гаражей. Татьяна навсегда запомнила чувство собственного бессилия: "Ты смотришь, и понимаешь, что прямо сейчас, вот в этот самый момент внутри самолета у кого-то останавливается сердце. Гибнут люди, которые еще полтора часа назад переживали из-за каких-то мелочей – одним сока хотелось не томатного, а яблочного, другим курицы не хватило… Они хлопали в ладоши при приземлении, а сейчас погибают у тебя на глазах, и ты вообще ничего не можешь сделать. Можешь только смотреть, как догорает самолет".
"Не получается у меня жить без нее"
Татьяна не знала, что Андрей Дьяконов в этот момент спасал пассажиров. Оставшиеся в живых расскажут, что он с силой выбил заклинившуюся дверь в хвостовой части самолета, доставал людей из-под завалов и буквально скидывал их на трап из горящего салона. Он успел спасти около 30 человек и погиб, задохнувшись в дыму. Его тело найдут в салоне рядом с телом ребенка. Андрея Дьяконова наградят "Орденом Мужества" посмертно.
Еще одним героем станет стюардесса Виктория Зильберштейн. После удара самолета о гаражи она сумела выбраться из-под завалов и открыть аварийный люк. "Вика спасла человек двадцать пассажиров. Она единственная, кто в том аду не потерял голову. Представляете – дым, ничего не видно, дышать нечем, и вдруг появляется светлый проем и голос зовет: "На выход!" Мы думали, что это – ангел! Спасибо ей. Неземное!" – рассказывали выжившие. Последней Виктория спрыгнула вниз сама.
"Я тогда молилась: "Господи, только бы не заклинило!" – вспоминала Виктория сразу после катастрофы. – Нас постоянно учат, что во время таких ЧП главное – сделать в самолете дыру и спасти пассажиров. Повезло. Люк открылся. И все, кто успел спрыгнуть на землю до взрыва, остались живы. Там высота от крыла до земли метра три, наверное. Впереди меня в люк вылезли два парня. Одного, помню, Ваней зовут. Они спрыгнули и меня потом поймали. Поэтому я и без царапин..."
Когда Виктория будет лежать в больнице Склифосовского с черепно-мозговой травмой, то на вопрос журналиста "Коммерсанта", почему она так часто плачет, ответит: "Я чувствую себя виноватой, что не смогла всех спасти". Выздоровев, она вернется к летной работе.
Из восьми членов экипажа выживет еще одна стюардесса, Ольга Дмитриенко. "Пожар начался сразу и разгорался с каждой секундой, – рассказывала она в больнице. – Когда вокруг меня поднялись стены из огня, и форменная одежда стала тлеть, обжигая тело, в разломе самолета я увидела землю. Далеко. В голове промелькнула мысль, что, если прыгну с такой высоты, то, пусть разобьюсь насмерть, мое тело не сгорит дотла, родители смогут хотя бы опознать меня и похоронить. Прыгнула… Жива… Стопы ног разорваны… Осколок металла торчит из живота… Кровь из ран льет… Потемнело в глазах, понимаю, что теряю сознание, бью себя по щекам, прихожу в себя. Смотрю по сторонам, ищу взглядом, чем бы остановить кровь. Замечаю движущегося ко мне мужчину, прошу его дать мне жгуты. Он находит рядом какие-то тряпки и дает их мне, я перетягиваю ими ноги".
Те, кто не успел выбраться из самолета в первые секунды после начала пожара, были обречены. "Первым рванул правый бак, – рассказывали сотрудники МЧС, приехавшие на место катастрофы. – Взрыв был такой силы, что фюзеляж и крылья тут же превратились в груду руин. Хвост отбросило назад. Через мгновение над обломками поднялась стена огня и последовал новый взрыв. Это взорвался левый бак". После этого спасать уже было некого.
Среди сгоревших заживо пассажиров была Мария Распутина, дочь писателя Валентина Распутина. Она летела в Иркутск повидаться с родителями и дать органный концерт в местной филармонии – Мария была очень талантливой органисткой.
Когда Распутин узнает о гибели дочери, он будет стоять и плакать прямо посреди зала аэропорта. Несколько раз они с женой будут приходить в морг в надежде, что нашлось тело Марии. Ее опознают по крестику, и уже назначат дату похорон, но в последний момент их придется отменить: муж одной из погибших женщин заявит, что тело Маши сходится с описанием его жены. Придется ждать результатов экспертизы ДНК, которая подтвердит – это Мария… Ей было 35 лет.
Писатель Владимир Скиф, женатый на сестре жены Распутина, расскажет: "Из-за этого, я думаю, заболела и его жена Светлана Ивановна, которая как-то сказала о своей дочери: "Не получается у меня жить без нее". А уже без них обеих не смог жить и Валентин Григорьевич..."
"Я увидела, что там я вся изрезана"
Татьяна Егорова видела, как живыми факелами выпадали из горящего самолета люди, слышала, как раздались взрывы. … Когда подъехала скорая, она сидела на ящике с песком, а его вогнутая металлическая крышка была полностью наполнена кровью. Из разговоров врачей Татьяна поняла, что пострадавших очень много, места в ближайшей больнице закончились, ее придется вести в областную, а это далеко и шансов доехать живой у нее немного. Санитар ручкой написал ей фамилию на руке и обвел еще раз, чтобы было пожирней и лучше видно…
Когда скорая доехала до больницы, там было уже очень много пострадавших. Первыми осматривали тех, у кого сильные ожоги. Татьяна оказалась в очереди одной из последних. Когда с нее ножницами срезали форму, она удивилась, что под ней полное месиво: "Я увидела, что там я вся изрезана, все тело иссечено. Это было странно, потому что, пока ехали, прям острой боли я не чувствовала". Татьяну сразу повезли в операционную: кровопотеря была очень большой и медлить больше было нельзя. Последнее, что девушка услышала перед операцией: давление у нее такое низкое, что она может не пережить наркоз.
Так начались долгие скитания Татьяны по больницам. Сначала Областная клиническая больница в Иркутске, потом НИИ скорой помощи имени Склифосовского в Москве, больница МЧС во Внуково, ЦКБ Гражданской авиации, снова Склифосовского, реабилитационный центр на станции Перхушково… Снова и снова врачи твердили, что Татьяне надо радоваться, что она вообще осталась жива – с такими травмами вообще-то не выживают. "Когда мы лежали в институте Склифосовского, очень много людей приходило нас навестить, – вспоминает Татьяна. – Все приносили цветы. У меня никогда в жизни ни до, ни после этого не было столько цветов – ни на дни рождения, ни на свадьбу. Елена Малышева к нам тоже приходила, обещала помочь – но никакой помощи потом не было. Видимо, просто хотела лишний раз засветиться в новостях".
Были и другие посетители. Однажды Татьяну навестил человек, у которого на том рейсе погиб ребенок. Показывал фотографии, расспрашивал о последних минутах жизни сына, просил вспомнить, где именно он сидел. Объяснил, почему хочет узнать такие подробности: как оказалось, голову мальчика нашли в одной части самолета, а тело – в другой.
Потом приезжал отец погибшей 9-летней девочки. Рассказал, что от нее вообще ничего не осталось. Нашли какую-то детскую челюсть, но она не подходила по размерам для ребенка такого возраста. Как потом выяснилось, она деформировалась от высокой температуры во время пожара.
Идентификация сохранившихся фрагментов тел заняла очень много времени. Андрея Дьяконова похоронили спустя год после гибели. Сначала тело по ошибке захоронили под другим именем, пришлось проводить эксгумацию, экспертизу и перезахоранивать. Татьяна признается, что до сих пор не может смириться с тем, что Андрея нет в живых. Периодически набирает его номер – и слушает долгие гудки. Почему-то номер не передали другому человеку, и он до сих пор молчит…
Еще в областной больнице Иркутска к Татьяне впервые пришел следователь. Очень долго расспрашивал, что она помнит, записывал. Татьяна перечитала записи, поставила подпись. Но следствие признало эти показания недействительными, потому что они были даны после наркоза. Татьяна очень удивилась, потому что и сейчас, спустя годы после катастрофы, она рассказала бы то же самое, что тогда.
Когда Татьяне стало лучше, руководство авиакомпании "Сибирь" попросило ее не упоминать о том, что трап не надулся после открытия двери. Более того, девушку пытались убедить, что трап надулся, просто она не заметила этого, потому что ударилась головой, а пассажиры не смогли им воспользоваться, потому что трап получил прокол и сдулся. Но Татьяна твердо стояла на своем: трап не надувался, он просто выпал и так и остался висеть – смятый, не расправленный.
Из расследования Межгосударственного авиационного комитета (МАК):
"В момент столкновения с препятствиями все бортпроводники находились на своих рабочих местах и были пристегнуты привязными ремнями. Эвакуация пассажиров после столкновения производилась вначале только через правую среднюю и левую задние двери. Надувной трап левой задней двери был выпущен, раскрылся, но получил повреждения об острые металлические предметы на земле и потерял несущую способность. Надувной трап правой средней двери не раскрылся, так как рукоятка двери находилась в положении "DISARMED". Правая задняя дверь изнутри была заблокирована контейнерами из-под бортового питания, сорванными со своих мест в результате столкновения самолета с препятствиями, и была открыта снаружи прибывшими спасателями. Использование передних дверей и левой средней двери для эвакуации было невозможно из-за характера разрушений самолета и возникших очагов пожара в этом районе".
"За такие деньги тебя легче просто убрать"
На больничных койках Татьяна провела 364 дня, почти год. В каждой новой больнице выявляли какую-то новую проблему. Последнее, что обнаружили – осколочный перелом позвоночника в поясничном отделе, который потребовал установки титанового фиксатора. Для Татьяны эта новость стала трагедией: она поняла, что после такой травмы не вернется на летную работу, никаких шансов нет. Перед операцией она спросила хирурга, насколько реально восстановиться и снова летать. Хирург ответил, что будет большим достижением, если она просто сможет ходить, а не останется прикованной к креслу на всю оставшуюся жизнь.
Сразу после катастрофы руководство авиакомпании "Сибирь" пообещало всем выжившим членам команды, что им предоставят наземную работу с сохранением такой же зарплаты, что и раньше. Мол, ни о чем не беспокойтесь, лечитесь и выздоравливайте. Но время шло – и Татьяна поняла, что никто не собирается выплачивать им какие-либо компенсации. Да, сразу после катастрофы девушке оплатили отдельную палату, но только на первое время, пока в больницу часто приходили журналисты. Дальше она лежала в общих палатах, никаких сиделок или лекарств авиакомпания ей тоже не оплачивала. Когда после очередной операции Татьяне понадобился корсет для позвоночника, представитель "Сибири" привез его прямо в больницу. А еще передал конверт с зарплатой, из которой была вычтена стоимость корсета.
Однажды пострадавших в катастрофе навестил патриарх Алексий. Всех благословил, вручил конверты с материальной помощью. После его визита руководство "Сибири" заявило, что это они дали деньги патриарху, чтобы он вручил их от имени Русской православной церкви.
У Татьяны были сбережения, но они стремительно таяли. Тогда она решила написать руководству "Сибири" и потребовать помощи. После этого к девушке пришла психолог авиакомпании Наталья Шаповалова и стала объяснять, что смешно и глупо требовать денег, авиакомпания и так очень сильно потратилась на ее лечение. Больше всего Татьяну поразили слова: "За такие деньги тебя легче просто убрать. Тебя собьет где-нибудь машина – и это будет выглядеть как случайное ДТП". Татьяна поняла, что договориться мирно не получится. Она рассмеялась и сказала, что все равно выживет и добьется своего.
Начались переговоры. Татьяна вспоминает, что руководство "Сибири" торговалось, как за селедку на рынке, постепенно увеличивая сумму. Каждый член экипажа был застрахован от несчастного случая на 100 тысяч рублей. Но эти 100 тысяч могли получить только родственники в случае смерти. А максимальная выплата по страховке за увечье составляла 60 тысяч рублей. Чтобы получить больше, Татьяне пришлось судиться с "Сибирью" четыре года. В итоге по решению суда она получила компенсацию в 1 млн рублей.
Лежа на больничной койке, Татьяна мечтала, что когда-нибудь снова сможет летать. Это единственное, что придавало ей силы. После выписки из больницы девушке присвоили инвалидность 3-й группы. Но вопреки всем прогнозам врачей, Татьяна сумела встать на ноги, прошла ВЛЭК (Врачебно-летную экспертную комиссию. – п—Прим. СР), вернулась в авиацию и снова стала бортпроводником – но не в "Сибири", а в авиакомпании Nordwind Airlines.
Татьяна и сейчас любит летать, и, как и прежде, по ночам ей снятся полеты. Но с момента катастрофы она видит во сне не обычные самолеты, а горящие, падающие. Когда до катастрофы пассажиры спрашивали Татьяну, не боится ли она летать, она всегда отшучивалась: "А чего бояться-то? Если что-то случится, это же мгновенная смерть, даже понять ничего не успеешь". Потом она часто вспоминала свои слова и думала, что сейчас не стала бы так шутить.
Татьяна пыталась понять, что же все-таки произошло в тот роковой день, в чем причина катастрофы. Через знакомых она попробовала найти техников, осматривавших самолет перед вылетом, чтобы они рассказали, был ли он исправен. Но ей отказались даже просто сообщить фамилии техников. В вину погибших пилотов Татьяна не верила.
Расследование Межгосударственного авиационного комитета (МАК) пришло к выводу, что самолет был сброшен с взлетно-посадочной полосы левым двигателем, внезапно перешедшим во взлетный режим, когда экипаж включил реверс правого двигателя.
"Трагедии можно было бы избежать"
На следующий день после катастрофы вице-губернатор Иркутской области Сергей Воронов заявил: "Я выступал и выступаю за то, что аэропорт надо переносить. Если бы аэропорт стоял в чистом поле, то, возможно, трагедии можно было бы избежать".
Все дело в том, что аэропорт в Иркутске с двумя терминалами, внутренним и международным, расположен фактически в черте города – в 8 км от центра, в непосредственной близости от многоэтажных жилых домов на улице Ширямова. Поэтому садиться самолетам приходится, маневрируя между окружающими город сопками и плотной застройкой. Да еще и взлетно-посадочная полоса в этом аэропорту длиной всего 3,5 км и с сильным уклоном. Поэтому крушение авиалайнера Airbus А310-324 стало лишь очередным эпизодом в длинной череде авиакатастроф в Иркутске.
Так, 9 февраля 1976 года Ту-104 авиакомпании "Аэрофлот" с сотней пассажиров на борту вылетел из Иркутска в Ленинград. Начав набирать высоту, самолет рухнул в паре сотен метров от взлетно-посадочной полосы. Пилоты изо всех сил пытались спасти пассажиров и тянули штурвал, чтобы выровнять судно: при вскрытии выяснилось, что у них порваны сухожилия кистей рук. А еще они успели отключить топливную систему, чтобы не начался пожар. Но 24 человека все равно погибли, включая экипаж. Выжить удалось только одной стюардессе – Галине Ушаковой.
3 января 1994 года после взлета из аэропорта Иркутска загорелся авиалайнер Ту-154М авиакомпании "Байкал". В катастрофе погибли 125 человек – все, кто был на борту самолета, и один человек, на которого упали его обломки. 26 июля 1999 года при взлете из иркутского аэропорта не смог набрать высоту и упал, пробороздив по земле 500 метров, грузовой самолет Ил-76ТД авиакомпании "Эльф-эйр". Экипаж получил тяжелые травмы. 4 июля 2001 года при заходе на посадку в аэропорту Иркутска сорвался в штопор и разбился Ту-154 авиакомпании "Владивосток Авиа". Погибли 135 пассажиров и 9 членов экипажа. После каждой крупной аварии очередная комиссия называла иркутский аэропорт "непростым" и говорила о необходимости его переноса.
12 июля 2006 года прошли первые похороны погибших при крушении авиалайнера Airbus А310-324. В тот же день в Иркутске было подписано соглашение о строительстве нового аэропорта за пределами города. "Иркутску нужен новый аэропорт, который будет располагаться за городом! – заявил губернатор Иркутской области Александр Тишанин. – От этого зависит безопасность авиаперевозок в регионе. Необходимо, чтобы региональная и федеральная власть сконцентрировала все усилия и приняла соответствующие меры по исключению возникновения подобных авиакатастроф".
В 2009 году за 408 млн рублей из федерального бюджета специалисты НИИ "Аэропроект" разработали проектно-изыскательскую документацию и генеральный план строительства нового аэропорта в деревне Позднякова. Но госэкспертизу эти документы не прошли: 29 марта 2010 года ФАУ "Главгосэкспертиза России" вынесло отрицательное заключение. В том же году институт внес корректировки в проект, но и во второй раз он не получил одобрения.
К вопросу о необходимости строительства аэропорта вернулись лишь в декабре 2021 года. "До конца года мы определимся с площадкой, – пообещал губернатор Иркутской области Игорь Кобзев. – На последней встрече замминистра обороны РФ Руслан Цаликов предварительно поддержал идею переноса аэропорта в деревню Позднякова. Уже заключен контракт на оказание консультационных услуг для привлечения инвестиций в развитие авиаузла. После проектирования и согласования всех процессов с федеральными ведомствами Росавиация должна включить регион в федеральную программу по развитию транспортной системы и обеспечить область инфраструктурой для обслуживания аэропорта".
В 2022 году Министерство обороны РФ согласовало площадку для строительства нового аэропорта в районе деревни Позднякова. Однако придется разработать новый проект, потому что вся "проектная документация, разработанная в 2008–2009 годах, подлежит списанию по причине того, что за истекший период нормы и требования изменились".
22 сентября 2022 года по итогам встречи главы региона Игоря Кобзева с руководителем Росавиации Александром Нерадько было объявлено, что новый аэропорт будет построен к 2031 году. "На встрече было отмечено, что при оперативной подготовке к строительству новой воздушной гавани можно будет приступить в 2028 году. Выполнение работ займет три года", – сообщила пресс-служба правительства Иркутской области.
В феврале 2023 года Минтранс пообещал предусмотреть деньги на строительство нового аэропорта Иркутска в 2028–2030 годах. Будет ли у Минтранса достаточно средств, чтобы выполнить обещание, покажет время.
Пока же старый и опасный аэропорт бьет рекорды по росту пассажиропотока – ежедневно он обслуживает более 13 тысяч человек, за год – более 3 млн пассажиров. Возможно, многие из них при посадке чувствуют то же, что и опытный пилот, приземлившийся в Иркутске в 2006 году после крушения Airbus А310-324: "Я через 2 недели после этого рейса летел в Иркутск из Москвы и тоже S7 "Сибирью". Садились в ливень и в темноту. Несколько минут дикой тряски, потом две секунды просвета и уже прыгаем по полосе... Никто не хлопал, все молились, по-моему. Я, когда вышел, офигел, увидев гаражи буквально в пяти метрах за забором аэродрома".
