ЛГБТ-активистку Итиль Тёмную второй раз оштрафовали за нарушение закона об "иностранных агентах". Ее под паспортным именем в начале этого года включили в реестр иностранных агентов. Итиль была одной из первых открытых ЛГБТ-персон во Владивостоке. Она участвовала в защищающем права ЛГБТ-людей и женщин, пострадавших от насилия, движении "Маяк", и помогала координировать митинги в защиту Сергея Фургала. В первые дни после начала войны против Украины к активистке пришли сотрудники ФСБ. Вскоре после этого Итиль эмигрировала в Германию. Она продолжает помогать квир-сообществу, ведет телеграм-канал "Вопреки всему" и выступает в качестве соведущей новостей из жизни ЛГБТ-людей на YouTube. В интервью Радио Свобода активистка рассказала о противостоянии гомофобии, вынужденной эмиграции и надежде на возвращение в Россию.
– Почему вы решили не предварять ваши посты информацией о том, что российские власти вас признали иноагенткой?
– Я не ставлю иноагентскую маркировку ни на один из своих постов. Плашка об иноагентстве - это репрессивный инструмент. Я бы могла ее ставить, чтобы лишний раз напоминать людям, не имеющим отношения к активизму, что существует репрессивный закон об иноагентах. Но в моей активистской деятельности публиковать информацию об иноагентстве, предваряющую посты, избыточно. В моем политически активном кругу общения все и так знают о законе об иноагентах, который придумали, чтобы цензурировать неугодные мнения.
Меня, активистку-клоунессу, внесли в список иноагентов
Весь закон и саму метку я считаю клеймом. С его помощью людей, неугодных власти, лишают прав, в том числе права на свободное высказывание в публичном пространстве. Когда я получила этот статус, у меня возникло немного комическое чувство, что меня как будто оценили. У меня весь активизм немного комический. И тот факт, что меня, активистку-клоунессу, внесли в список иноагентов, дополнительно дискредитирует государство. Мне было немного смешно получить этот статус, но только потому, что я в это момент была уже не в России.
– Многие организации, помогающие ЛГБТ-людям, признаны иноагентами. Несравнимо меньше активистов, признанных иноагентами в индивидуальном порядке. Как вы думаете, почему вам присвоили этот статус?
– В 2020 году я стала заметной для местной полиции, потому что участвовала в митингах в поддержку Сергея Фургала. В числе небольшой инициативной группы был мой друг. Когда его арестовали, я его заменила: например, тайком приносила мегафон и плакаты. Мы встречали задержанных и организовывали группу поддержки. Силовики сначала узнали обо мне как о политической активистке, а потом выяснили, что я еще занимаюсь защитой прав ЛГБТ-людей. Когда "Маяк" признали иноагентом, то в качестве доказательств его политической деятельности были использованы мои посты и комментарии в личном аккаунте. Я тогда шутила, что я, наверное, тоже скоро получу статус иноагентки, но в это не верила.
– Вы стояли у истоков ЛГБТ-движения во Владивостоке, многое пережили из-за политического активизма. Почему вы себя в описании к вашему телеграм-каналу представляете клоунессой?
Утром я вышла на улицу с друзьями, чтобы погулять, а вечером оказалась активисткой, которая шатает скрепы
– Возможно, из-за синдрома самозванки. Я стала восприниматься обществом как активистка раньше, чем я стала что-то систематически делать. Когда нас 1 мая 2017 года первый раз задержали двадцать полицейских, СМИ об этом написали, будто мы, ЛГБТ-активисты, попытались прорваться на первомайское шествие, встроиться в колонну и провести свой парад. Мы на самом деле отправились на прогулку, чтобы сделать фотографии красивого моста. Получилось, что утром я вышла на улицу с друзьями, чтобы погулять, а вечером я оказалась активисткой, которая шатает скрепы. Тогда я впервые попала в отдел полиции и не понимала, как мне отстаивать свои права. И так весь мой активизм во Владивостоке: я совершала обычные для себя поступки, но получалось, что в глазах окружающих я подрывала основы бытия. Поэтому мне долго мой активизм казался некой клоунадой.
– Наверное, у вас было ощущение абсурда от того, как воспринимают окружающие вас, ЛГБТ-человека, который имеет смелость жить открыто?
– Да, в нормальном, правовом государстве никто не назвал бы меня активисткой. Будто вызовом становится само мое существование. Сейчас сама жизнь ЛГБТ-людей в России – это уже активизм, большое дело, которое нужно ценить. ЛГБТ-людям в настоящий момент в России, чтобы заниматься активизмом, достаточно оставаться живыми и по возможности на свободе.
– Как вы восприняли принятые в этом году властями России законы, дискриминирующие ЛГБТ-людей?
Законы против ЛГБТ-людей – это следствие горячей фазы войны с Украиной
– Ухудшения положения ЛГБТ-людей в России я ждала давно, еще до новой фазы войны. Я не была готова к такому развитию событий, но не удивилась. Было время, когда на мероприятия "Маяка" не приходила полиция. Потом Центр "Э" – неустановленные люди в гражданской одежде, ведущие себя по-хозяйски, – стали приезжать на наши фестивали и встречи групп поддержки. То есть их негативное внимание к нам с каждым годом увеличивалось. Я всегда интересовалась политикой, поэтому связь преследования меньшинств и общеполитических процессов для меня была очевидна. Законы против ЛГБТ-людей - это следствие горячей фазы войны с Украиной. И закон, запрещающий так называемую пропаганду "нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних", был принят с целью отвлечения внимания от политических событий за год до начала войны с Украиной в 2014 году. Обсуждение государственными деятелями законов, ограничивающих права ЛГБТ-людей или репродуктивные права женщин, – это попытка переключить внимание населения России со сложных геополитических вопросов на скандальную тему. Но подобные манипуляции приводят к конкретному ухудшению жизни реальных людей. Мне не нужна гормональная терапия, но многим людям она необходима. В России за эти годы была создана неплохая структура помощи трансперсонам. Сейчас она в какой-то мере продолжает работать, но я опасаюсь, что в скором времени в группах поддержки трансперсон появятся массовые сообщения об ухудшении состояния здоровья.
– Как вы решились на эмиграцию?
В первые дни войны сотрудники ФСБ пришли ко мне с обыском
– Я очень не хотела уезжать. Но уже анонсировали закон о запрете так называемой "пропаганды гомосексуальности" среди взрослых. Я тогда была заметной активисткой и понимала, что, если закон примут, на меня силовики в первую очередь обратят внимание. В первые дни войны сотрудники ФСБ пришли ко мне с обыском. Я не хотела, чтобы у силовиков был доступ к моей технике, и решила переждать некоторое время за границей. После отъезда мне присвоили статус иноагента. Возвращение в Россию пришлось отложить на неопределенный срок. Я написала заявление на получение гуманитарной визы в Германии. И дождалась одобрения от правительства этой страны.
– С чем был связан этот обыск?
– Они толком ничего не объяснили. У них было дело на какого-то человека, написавшего агрессивный комментарий в адрес полицейских в протестном чате, который я администрировала. Пришли они ко мне как к администратору чата, но я в деле не фигурировала. Я писала запрос на ознакомление с материалами дела, но суд мне в этом отказал.
– Часто ли вы сталкивались с угрозами как ЛГБТ-активистка?
– C жестокими угрозами редко и только онлайн. Люди, которые со мной лично общались, старались избегать конфликтных тем. Мне чаще всего говорили: "Давай останемся при своем мнении". Я обычно не очень была довольна таким решением, потому что это отличное от моего мнение было дискриминационным по отношению к ЛГБТ-людям. Очень редко у моих знакомых хватало духу вступить в открытое противостояние.
– Считаете те ли вы, что у ЛГБТ-сообщества был шанс изменить отношение общества к меньшинствам в сторону большего понимания важности равноправия?
Достижения ЛГБТ-сообщества никуда не исчезли. Оно сейчас намного сильнее, чем 10 лет назад
– Конечно, был и еще есть этот шанс. Я стала заниматься активизмом после принятия в России закона о запрете так называемой "пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений" среди несовершеннолетних. Я помню, как на первой встрече местной инициативной группы моя собеседница понизила голос и просила меня сделать то же самое. Люди боялись фотографироваться на мероприятиях и переживали, когда я включала камеру. Тогда я завела свою страницу в инстаграме, чтобы показать, что можно быть обычным ЛГБТ-человеком, не имеющим больших ресурсов на борьбу, и ходить по улицам Владивостока с открытым лицом. За это время отношение ЛГБТ-людей к себе изменилось в сторону большей открытости. И часть общества также стала относиться к квирам с большим принятием. Да, многие активисты и активистки были вынуждены уехать, но сама деятельность в защиту прав ЛГБТ-людей в России не прекратилась. И достижения ЛГБТ-сообщества никуда не исчезли. Оно сейчас намного сильнее, чем 10 лет назад. Когда я была подростком, мне приходилось обсуждать вопросы, касающиеся моего гендера и сексуальности, в кругу таких же подростков. У меня не было информационных источников, взрослых людей, способных помочь, и альтернативных мнений. Сейчас у молодых людей есть намного больше вокруг взрослых, которые могут их поддержать. И почти в каждом регионе работает ЛГБТ-комьюнити.
– Вы в посте, анонсирующем ваш отъезд из России, написали, что собираетесь умереть под забором. Вы так шутили?
Даже если Путин умрет завтра, система вместе с ним не умрет
– Я не шутила совсем. Я не представляла, как я буду жить за границей и где я буду работать. Но, так как умирать под забором я умею лучше, чем сидеть в тюрьме, я все-таки решилась на эмиграцию. Мне на первом этапе, когда я еще была в Турции, помогли мои соратники. Я никогда не выезжала за границу и не снимала жилье сама. У меня есть сложности с социальностью. Я не знаю, как бы я пережила эмиграцию без этой поддержки. Сейчас в Германии я живу под опекой государства, получаю пособие по безработице и не переживаю, что окажусь под забором. В России я всегда работала в коммерческих компаниях, у меня хороший профессиональный опыт и красный диплом по специальности "рекламный маркетолог". Но пока я не выучу немецкий язык, мне сложно будет найти работу.
– Планируете ли вы когда-либо вернуться в Россию? Чувствуете ли связь с ней?
– Я смогу вернуться в Россию не скоро. Даже если Путин умрет завтра, система вместе с ним не умрет одновременно. Если вдруг в России произойдет переворот, то он в любом случае не будет переворотом в мою пользу. В таком случае я должна буду проверить, насколько мне рискованно будет вернуться в Россию. Адаптация в Германии происходит медленно. От России я не сепарируюсь, даже когда я интегрируюсь в Германии. Я не забуду о России: там очень много людей, за которых я переживаю.
Интервью с Итиль Тёмной было написано до того, как Минюст РФ потребовал признать "международное общественное движение ЛГБТ" экстремистским и запретить его деятельность на территории страны. Рассмотрение иска назначено на 30 ноября.
