Имя художника Карла Каля, родившегося в Российской империи, сегодня куда больше известно за границей, чем в России, где с огромным трудом приходится восстанавливать его полуистлевшие полотна. Почему художник, блиставший на всемирных выставках, оказался не нужен после Октябрьской революции и за что его расстреляли как немецкого шпиона вместе с женой – в материале Сибирь.Реалии.
"Больше было лишь у Николая Рериха"
Карл Каль родился в 1873 году в Риге – на тот момент столице Лифляндской губернии Российской империи. После окончания Рижской мужской гимназии решил профессионально заняться живописью.
– В те годы многие начинающие художники из России отправлялись на обучение в Европу. Игорь Грабарь, например, успешно поступил в Императорскую академию художеств, но счел ее слишком академичной, и через год перешел в рисовальную школу Антона Ашбе в Мюнхене. Там учили решать задачи распределения света на холсте, построения цветом пространства – подход, близкий к импрессионизму, – рассказывает Светлана Руснак, историк, искусствовед, заместитель директора Приморской государственной картинной галереи. – Карл Каль в 1892 году поступил в Дюссельдорфскую Академию художеств – она славилась своей школой пейзажной живописи. За шесть лет обучения Каль впитал идеи импрессионизма, пополнив ряды художников, которые создадут русский импрессионизм.
Из обвинительного заключения по делу №2926 от 8 июля 1935 года, полученного из архива ГАУ МВД СССР "Центральный государственный архив военно-морского флота" в августе 2021 года по запросу Приморской картинной галереи и по инициативе Сибирь. Реалии (публикуется впервые):
"Проведенным по делу следствием установлено, что КАЛЬ К.Н., являясь по национальности немцем – уроженцем г. Риги, много лет проживал и учился в Германии, в академии художеств в городе Дюссельдорфе, и являясь сов. Гражданином, но человеком немецкой ориентации, своим пребыванием в Союзе ССР тяготился, и имел желание выехать в Америку. Свое нежелание жить в Советском Союзе на следствии КАЛЬ мотивирует отсталостью культуры, – особо в вопросах художеств, и его безразличным отношением к вопросам политики партии и Правительства Советского Союза".
После окончания академии Каль обосновался в Витебске. В этом небольшом городке тогда кипела художественная жизнь, он стал центром притяжения для реформаторов, искавших новые пути в искусстве.
– За два года до приезда Каля под Витебском поселился Илья Репин, и его пригородная усадьба Здравнево стала местом встречи знаменитых художников. В следующем, 1897 году свою школу-студию в городе открыл учитель Марка Шагала Юрий Пэн.
– Школа рисования и живописи художника Пэна стала первым еврейским художественным училищем в России, – продолжает рассказ Светлана Руснак. – Живя в провинциальном Витебске, Каль писал картины, выставлявшиеся в столице. С 1897 года в залах Императорской Академии художеств проводились сезонные выставки – там публика могла увидеть произведения, обладавшие несомненными художественными достоинствами и нигде прежде не выставлявшиеся. Нам удалось обнаружить каталог Весенней выставки 1904 года, на которой было представлено сразу семь работ Карла Каля.
Лучшие произведения отбирали для всемирной выставки в Сент-Луисе, она была смотром достижений мирового искусства. В 1904 году выставка проводилось одновременно с III Олимпийскими играми в Париже, и ее посетили 20 млн человек. Свои экспозиции представили 62 страны.
– В Русском павильоне можно было увидеть 590 произведений 156 художников. Среди них 17 работ Карла Каля – больше работ было представлено лишь у Николая Рериха. А по итогам выставки международное жюри удостоило серебряной медали картину Каля "Конец летнего дня", – говорит Светлана Руснак. – В 2007 и 2010 годах на аукционах "Кристис" в Нью-Йорке и "Бонхамс" в Лондоне были проданы две картины Каля из частной коллекции Франка Хэвенса, приобретенные в Сент-Луисе в 1904 году. На обороте одной из них – "На реке" – указано, что работа направляется на выставку "Союзом русских художников". Это лишний раз доказывает близость Каля к кругу русских импрессионистов, ведь Союз был создан в 1903 году в Москве по инициативе Константина Юона, Абрама Архипова, Игоря Грабаря и Михаила Врубеля.
Две работы Каля из представленных в Сент-Луисе – "Старая мельница" и "Конец летнего дня" – сейчас находятся в Музее искусств Толедо, США, штат Огайо, неподалеку от Детройта. К этой же серии работ относится и "Весна", проданная на аукционе Кристис за 21,5 тыс. долларов.
В 1907 году в Витебске состоялась выставка, организованная школой Пэна, на которой были представлены работы самого Юрия Пэна и Карла Каля.
– После этого Каль уехал из Витебска. По какой причине – неизвестно. Возможно, его заставили покинуть европейскую часть России бурные события революции 1905–1907 годов, в которых творческая интеллигенция Витебска принимала самое активное участие, – рассказывает Светлана Руснак. – Следующее упоминание о художнике мы находим в Томске. В изданной в 1929 году "Сибирской Советской энциклопедии" указано, что в 1909 году состоялась "выставка томских художников К.Н. Каля и С.М. Прохорова". А в собрании Томского художественного музея есть один из этюдов Каля этого периода. Затем Каль уехал в Иркутск, где тяжело заболел и вынужден был устроиться на работу контролером. К сожалению, никаких подробностей об этом периоде жизни художника мы не знаем. Неизвестна и причина, по которой он в 1911 году переехал из Иркутска во Владивосток.
Выбросили то, что не вошло
Во Владивосток Каль приехал вместе с женой Марией Мартыновной, латышкой родом из Риги, которая была младше мужа на 10 лет. На новом месте бездетные супруги очень подружились с семьей Карла Яниса, служившего по коммерческой части. Янис был эстонцем, и по дальневосточным меркам они с Калем считались земляками. Жена Яниса Лидия Николаевна Хемниц работала кассиром в немецкой торговой фирме, в магазине "Кунст и Альберс". Она в совершенстве владела немецким языком, много читала, была интересным собеседником. А поскольку Лидия Николаевна была лишь на пять лет младше Марии Мартыновны, им легко было найти общий язык.
В 1913 году Каль, занимавшийся почти исключительно пейзажами, написал портрет Лидии Хемниц.
– Мы пока вообще не знаем, писал ли Каль портреты до или после этого. Это единственный портрет работы Каля, который сохранился до наших дней. А также единственное датированное и самое раннее произведение Каля в коллекции галереи, – говорит Алена Даценко, искусствовед, директор Приморской государственной картинной галереи. – По стилю "Женский портрет" очень сильно отличается от остальных произведений Каля. В нем нет ни намека на импрессионистический метод, который так ярко проявляется в его пейзажах. Но это, несомненно, работа мастера, отлично владеющего приемами академической школы. Сразу видно, что Каль мог бы стать замечательным портретистом.
"Женский портрет" попал в Приморскую галерею лишь по счастливой случайности. Однажды художник Иван Рыбачук рассказал Людмиле Варламовой, старшему научному сотруднику галереи, что в начале 1950-х годов во Владивостоке в средней школе №1 работала бухгалтером женщина, чей портрет еще до революции написал Каль. В школе помогли найти имя бывшего бухгалтера – Лидия Николаевна Хемниц, 1888 года рождения. Она умерла в 98 лет, но дочь, Татьяна Леонардовна Носенко, сохранила портрет матери. Она рассказала, что Каль часто бывал в доме Янисов, они дружили семьями. И портрет Лидии Николаевны художник написал к 25-летию жены друга.
Портрет оказался в ужасном состоянии: старый холст во многих местах истлел до дыр, краска осыпалась. Но самое страшное, что он был разрезан на две части, а фрагмента, где должно было быть изображение кисти левой руки, не было вообще. К тому же рама не подходила по размеру к холсту. Как выяснилось, Лидия Николаевна в 1941 году отдала раму на ремонт в багетную мастерскую, но не получила ее назад. Сделать новую в военные годы не смогли. Поэтому портрет поместили в случайную раму от эстампа, разрезав холст на части и просто выбросив то, что не вошло. Понадобилась кропотливая работа реставраторов, чтобы вернуть произведение Каля к жизни.
"Проводник импрессионизма на Дальнем Востоке"
Для владивостокских художников картины Каля стали откровением. "На выставке есть несколько этюдов разных авторов, подражающих в технике письма, в гармонии красок и тонов работам г. Каля", – писали в газете "Дальневосточный мир" в 1914 году.
– Карл Каль стал проводником импрессионизма на Дальнем Востоке, – поясняет Алена Даценко. – Когда он приехал во Владивосток, то просто влюбился в нашу природу, в приморские пейзажи. Его изумляли цветовые контрасты: сочетание яркого неба и сияющего моря с сочными и в то же время нежными оттенками травы и деревьев. Поскольку главными героями картин Каля были свет и цвет, Приморье стало для него бесконечным источником вдохновения. Он писал только то, что знал и любил, пытаясь увидеть новое, поразительное и волнующее, в будничном и привычном. И, конечно же, передать свое впечатление от пейзажа зрителю, пробудить в нем душевный отклик. Когда смотришь на осенние пейзажи Каля, например, то буквально чувствуешь запах и шуршание опавшей листы. Мелкие раздельные мазки чистого цвета, контраст теплых и холодных тонов – все это помогает заново, словно впервые, увидеть красоту приморской природы.
В 1915 году во Владивосток переехал Василий Баталов – ученик Кириака Констанди, выпускник Мюнхенской академии художеств. В своем доме он открыл первую частную художественную школу во Владивостоке. Карл Каль стал одним из ее преподавателей.
– В коллекции графики Приморской государственной картинной галереи есть акварельная работа Василия Баталова "Художник Каль пишет этюд на даче Седанка. Владивосток, 1921 год", на которой запечатлен 48-летний Карл Каль. Поскольку нам так и не удалось отыскать ни одного портрета или фотографии художника, судить о его внешности мы можем лишь по образу, созданному Баталовым, – говорит Светлана Руснак. – Благодаря акварели Баталова и воспоминаниям художника Павла Иванова, мы можем представить Каля за работой: "Строгий, молчаливый, весь как бы отключенный от окружающей среды – он сосредоточенно наносил на холст краски".
В годы революции и интервенции во Владивосток перебралось множество художников из европейской части России.
– Художественная жизнь в городе забурлила, закипела. Пресса отмечала, что в 1919 году состоялось семь выставок – "это больше, чем за всю предыдущую историю Владивостока". Особенно динамично развивался авангард. Ярко заявили о себе футуристы Леонид Бурлюк и Виктор Пальмов, – продолжает рассказ Светлана Руснак. – Однако новые веяния не повлияли на стиль Каля. Павел Иванов вспоминал: "Когда футуристы провозглашались самыми близкими новому искусству, Каль находился как-то в стороне, ибо искусство Бурлюка, Пальмова было ему непонятно и чуждо".
"Пребыванием в Союзе ССР тяготился"
Калю не нужно было подстраиваться под модные направления, чтобы быть востребованным. По словам Павла Иванова, "картины его пользовались большой любовью у любителей живописи и быстро распродавались. Много картин покупали японцы".
– Влияние японской диаспоры во Владивостоке было заметно еще с конца XIX века, а с приходом японских войск стало еще более значительным, – говорит Светлана Руснак. – В городе открывались отделения крупных банков, торговых домов, был образован Русско-японский клуб, издавалась японская газета "Урадзио-Ниппо", проходили международные выставки. Среди японцев было немало состоятельных людей, разбиравшихся в европейской живописи. Карла Каля высоко ценили в этой среде.
Из обвинительного заключения по делу №2926 от 8 июля 1935 года:
"Вращаясь исключительно среди иностранцев еще в период европейской войны, особо тесное общение КАЛЬ завязал с японцами в период интервенции на Дальнем Востоке. В 1920 году, в период наибольшей реакции со стороны японских оккупантов на Дальнем Востоке, КАЛЬ К.Н., благодаря тесной дружбе с японским офицером ИКАРИ и японским военным врачом ЭВИХАРО полтора месяца был на излечении в японском военном госпитале, при выходе откуда, якобы за художественные работы, получил солидную сумму иен. Одновременно с этим в тот же период времени КАЛЬ был тесно связан с представителем японской транспортной фирмы "Мицубаси", с директором японского банка ИТО и с японским священником во Владивостоке ООТА, который при отъезде в Японию в память об их дружбе подарил КАЛЬ золотые запонки".
– 25 октября 1922 года, после "последнего исхода" из Владивостока эскадры Старка, в город вошли войска народно-революционной армии. Однако тогда был период НЭПа, поэтому жизнь в городе, на первый взгляд, почти не изменилась, – продолжает Светлана Руснак. – По-прежнему работала Владивостокская биржа, продавали свои товары международные компании. К 13 января 1923 года завершилась эвакуация японских подданных из Владивостока, на родину вернулись более четырех тысяч человек. Однако многие японцы решили остаться.
Среди них была семья Ирино, глава которой Торазо Ирино купил три работы Каля. Возможно, он приобрел их в сентябре 1923 года на персональной выставке художника, приуроченной к 25-летию его творчества. В Интернациональном клубе, где она проходила, было представлено более 50 живописных полотен.
Когда в 1927 году семья решила вернуться в Японию, Ирино увезли работы Каля с собой в Токио.
– Торазо Ирино передал по одной картине Каля каждому из трех своих сыновей, – рассказывает Алена Даценко. – Младшему, Ёсиро Ирино, родившемуся во Владивостоке в 1921 годуи получившему при крещении православное имя Владимир, достался пейзаж "Лето". Ёсиро Ирино стал известным композитором и всю жизнь мечтал вернуться во Владивосток, но так и не смог получить разрешение на посещение закрытого города. Картина "Лето" более 90 лет хранилась в семье Ёсиро Ирино. А в 2015 году его жена госпожа Рэйко Такахаси Ирино передала ее в дар Приморской картинной галерее.
Из обвинительного заключения по делу №2926 от 8 июля 1935 года:
"После изгнания японцев из Приморья связь КАЛЬ К.Н. с ними не прекратилась, а расширилась и продолжалась до дня ареста. Наиболее тесно КАЛЬ был связан с видными представителями японской разведки на территории СССР – РОДЗИО-САТО, НАГАО, ИОСИДО и другими.… Помимо тесной связи с САТО в бытность его во Владивостоке, КАЛЬ продолжал с ним нелегально письменную связь после выдворения САТО за пределы СССР, причем от него КАЛЬ были получены в разное время через проживающих во Владивостоке японцев ИОСИДО и НАГАО несколько писем и посылка с фруктами".
"Заплесневевшие картины просто выбросили на свалку"
В 1924 году состоялась "Групповая выставка картин в помещении Губпартклуба" – первая выставка художников после установления советской власти. На ней были представлены и работы Каля. Но "новые" зрители воспринимали "старое" искусстве уже не столь благосклонно: в газете "Красное знамя" резюмировали, что "большинство художников живут вне времени и пространства".
Художественная жизнь в городе шла на убыль одновременно с ликвидацией остатков НЭПа.
– Как в те годы относились к импрессионизму во Владивостоке, можно судить хотя бы по первому путеводителю 1931 года, изданному "в целях популяризации изобразительного искусства", – говорит Светлана Руснак. – Импрессионисты представлены в IV разделе путеводителя, и там же "объясняется", в чем суть этого направления: "Картина заменяется простой зарисовкой – этюдом с натуры". Еще один очень показательный факт: в машинописных экземплярах каталога указана фамилия Вацлава Пановского, которая затем несколько раз вычеркнута черным карандашом.
С созданием в 1926 году Дальневосточного края административным центром всего региона стал Хабаровск. С 1932 года начали ежегодно проводиться Краевые художественные выставки. На четвертой выставке, открывшейся в Хабаровске в октябре 1935 года, работы Каля были представлены в последний раз: сам художник уже пребывал в местах не столь отдаленных.
Из обвинительного заключения по делу №2926 от 8 июля 1935 года:
"На основании имевшихся у ОО ТОР данных о наличии у гр-на КАЛЬ нелегальной связи с территорией Китая и его непосредственной связи с нелегально выходившими на территорию СССР агентами з/к к.-р. (ручкой вписано – "террористически-диверсионной") организации "БРАТСТВО РУССКОЙ ПРАВДЫ" (далее "БРП". – Прим. С.Р.), – 28/IV-35 г. КАЛЬ К.Н. был арестован".
На следствии Калю вменили в вину не только тесную связь с японцами, якобы работавшими на разведку, но и с немецким консульством во Владивостоке: "От немецкого консула Кастнер Каль получал деньги и подарки в виде продуктов, без наличия на то официальных причин". Но самым главным доказательством вины стало то, что Каль приютил в своем доме давнего приятеля и даже дал ему рекомендательную записку к знакомому японцу со связями.
Из обвинительного заключения по делу №2926 от 8 июля 1935 года:
"В период 1930-31 г. КАЛЬ был знаком по Приморью с неким СОКОЛОВСКИМ, который позднее нелегально бежал в Китай и затем в первой половине 1933 года нелегально вернулся на территорию СССР из Шанхая с к.-р. заданиями центра "БРП". Соколовский посвятил КАЛЬ в сущность и задачи "БРП" и одновременно обратился к нему за содействием в вопросе нелегальной переброски его, то есть Соколовского, обратно з/к. Заведомо зная о к.-р. целях, преследуемых Соколовским на нашей территории, и учитывая нелегальное пребывание его на территории СССР, КАЛЬ дал Соколовскому рекомендательную записку к японцу РОДЗИО САТО, с просьбой к последнему помочь Соколовскому в нелегальном его возвращении в Китай, которую тот и оказал".
Каль не признал своей вины ни по одному из пунктов обвинения. Он отказался считать себя и шпионом, и агентом "БРП". На листах обвинительного заключения предусмотрены места для подписи обвиняемого, но все она пусты – Каль ничего не подписал. Однако это не помешало вынести суровый приговор не только самому художнику, но и его жене Марии Мартыновне. Она поплатилась за то, что наносила светские визиты вместе с мужем, заботилась о его благополучии и радушно принимала гостей.
Из обвинительного заключения по делу №2926 от 8 июля 1935 года:
"В процессе следствия допросами КАЛЬ К.Н. было установлено, что его жена КАЛЬ Мария Мартыновна наряду с мужем тесно была связана со всеми вышеуказанными японцами, как-то РОДЗИО-САТО, НАГАО, ИОСИДО и другими, нередко бывая у них на квартирах. В период болезни КАЛЬ К.Н. в 1933 году жена его КАЛЬ М.М. лично связывалась с германским консулом, от которого получила материальную поддержку деньгами в сумме 300 руб. и продуктами питания: мука, хлеб и вино. Кроме этого КАЛЬ М.М. вместе со своим мужем принимала непосредственное участие в приеме у себя на квартире агента "БРП" Соколовского, на основании чего она 23 мая с. г. была арестована и привлечена по делу в качестве обвиняемой".
Мария Каль также не признала своей вины. 3 октября 1935 года они с мужем были признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных частями 4 и 6 статьи 58 УК РСФСР ("Оказание помощи международной буржуазии" и "Шпионаж") и приговорены к 5 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях и 5 годам поражения в правах.
– Согласно документации Дальневосточного художественного музея в Хабаровске, в 1936 году "как дар автора" музею была передана работа Каля "Осенний пейзаж", – говорит Светлана Руснак. – Истинную подоплеку "дара" раскрывает сохранившееся письмо Каля директору музея Петру Покровскому. Художник пишет: "Получил Ваше письмо от 17-го мая, благодарю за хлопоты с моими картинами и прошу распорядиться ими таким образом: одну из трех картин по собственному выбору оставить для музея, остальные продать и деньги прислать мне сюда. Если не удастся их сейчас продать, то прошу оставить картины у себя и выставить на следующей выставке". По всей видимости, Каль не был настроен оптимистично по поводу своей участи, ведь в том же письме он указывает: "В случае моей смерти прошу все переслать моей жене Марии Мартыновне Каль, которая находится так же в лагере". Обратный адрес: Мариинск, Томская область, 1-е Мариинское отделение Сиблага Н.К.В.Д., Барак №10, Колонна 6-я.
Из лагеря Каль уже не вернулся. Начался Большой террор, и 3 декабря 1937 года художник был арестован второй раз и обвинен по "расстрельной" статье 58-1"а" в шпионаже в пользу германской разведки. 3 января Карла Каля приговорили к высшей мере наказания, 20 января 1938 года приговор был приведен в исполнение. Судьбу мужа разделила и Мария Мартыновна.
В феврале 1965 года Каль был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР. К тому времени его имя в СССР было практически забыто, а счет сохранившимся работам шел на единицы. На смену импрессионизму и прочим "буржуазным" течениям давно пришел социалистический реализм, нить преемственности в искусстве оборвалась.
– В 1969 году художник Михаил Таболкин принес в Приморскую галерею пять этюдов в очень плохом состоянии. На всех стояла подпись – "Каль". Эти работы он буквально нашел на свалке, – рассказывает Светлана Руснак. – В гостинице "Интурист", которая теперь называется "Версаль", делали ремонт и ветхие заплесневевшие картины просто выбросили на свалку. "Этюд с кленом и хатой" имеет реставрационный паспорт за №1. Это означает, что реставрационная мастерская во Владивостоке начинала работу именно с произведения Карла Каля.
Сегодня картины Каля успешно продаются на аукционах Лондона, Нью-Йорка, Копенгагена, а на родине лишь начинают по крупицам восстанавливать подробности его биографии.
– Сегодня мы знаем о Карле Кале меньше, чем он того заслуживает. Большинство работ Каля разошлись по частным галереям и коллекциям мира. На сегодняшний день самая большая коллекция работ Карла Николаевича в России у нас, в Приморской галерее – 12 живописных произведений. Но его имя известно лишь немногим профессионалам в музейной сфере и некоторым дальневосточным художникам. И восстановить роль Карла Каля в становлении отечественного искусства – задача, которую еще предстоит решить, – считает Алена Даценко.
Текст из архива Сибирь.Реалии
