Идиш является "декларативным языком" Еврейской автономной области. Он никак не используется на практике органами государственной власти – ни в суде, ни в официальных документах. Потому что идишем в ЕАО владеют считаные единицы представителей "титульной нации". Сами евреи в Автономии давно уже стали национальным меньшинством. Журналисты проекта Oral history американского Yiddish Book Center встретились в Биробиджане с носителями языка, чтобы записать цикл интервью с теми, для кого идиш по-прежнему является разговорным.
До Второй мировой войны идиш был родным языком для 11 миллионов евреев, большая часть которых проживала в Европе. Из них 6 миллионов были уничтожены во время Холокоста. Многие уцелевшие эмигрировали после войны в Израиль, государственным языком которого стал иврит, возрожденный усилиями просветителей–сионистов в начале ХХ века. Сейчас идиш называют исчезающим языком, на нём говорит не более 600 тысяч человек во всем мире. Примерно полмиллиона носителей языка живут в Израиле и США.
В России, согласно переписи 2010 года, свободно владеют идишем всего полторы тысячи человек – 1 процент российских евреев. Фактически этот язык был репрессирован в 1949 году, когда Сталин развязал антисемитскую кампанию против "безродных космополитов", увенчавшуюся печально знаменитым "делом врачей". Советские газеты и журналы на идиш были закрыты, преподавание языка в школах – прекращено.
Антисемитская политика руководства СССР докатилась и до Еврейской автономной области на Дальнем Востоке, образованной в 1934 году. Недолгий расцвет культуры идиш на берегах Амура сменился многолетним периодом запрета и забвения. Массовая эмиграция в настоящий Израиль, начавшаяся при Горбачеве и продолжавшаяся все 90-е годы, тоже не способствовала возрождению языка. Репатрианты активно учили иврит.
Несмотря на почти полное исчезновение идиша из культуры и повседневной жизни, в последние годы власти Биробиджана пытаются формально сохранить наречие еврейских переселенцев на Дальний Восток. По городу развешаны двуязычные таблички с названиями улиц и остановок общественного транспорта.
Вот только прочитать написанное "не по-русски" могут немногие горожане. Для большинства это просто забавный дизайн, для туристов – местный колорит. Этим летом исследователи проекта Oral history американского Yiddish Book Center записали в регионе интервью с теми, для кого древний язык ашкенази по-прежнему является разговорным.
Эти люди вспоминают о том, как в 30-х годах XX века на берега Амура, в советскую "землю обетованную", приезжали не только евреи, жившие в СССР, но и их соплеменники из Европы, Аргентины, США и Канады. На короткое время Биробиджан превратился в маленький, но бурлящий Вавилон, где переселенцы со всех концов Земли общались между собой на идиш.
Колхозы в то время назывались "Ройтер Октябр" (Красный Октябрь), "Сталинсруф" (Сталинский призыв) и "Ленинфельд" (Ленинское поле). Но все эти названия давно исчезли с географических карт вместе с колхозами. А немногие, до сих пор работающие на земле, евреи-фермеры искренне удивляются, когда заезжие исследователи спрашивают их, почему они говорят на идиш?
– Неподалеку от Биробиджана есть деревня Вальдхейм, где находился один из первых еврейских колхозов, давно прекративший свое существование. Там я недавно встретил старого еврея родом из Вильны, которого звали Залман Геффен. Он говорил на прекрасном чистом литовском идише, но совершенно не осознавал своей уникальности. Когда мы спросили его, как ему удалось сохранить родной язык, он пожал плечами: "А что в этом такого?" Лично для меня это было откровением узнать, что на Дальнем Востоке до сих пор живут люди, для которых говорить на идиш – совершенно естественно, – говорит уроженец Биробиджана, а ныне профессор университета "Бар-Илан" в Израиле Бер Котлерман.
В проекте Oral history приняли участие несколько жителей Биробиджана, чьи воспоминания теперь станут частью общей еврейской истории. На сайте проекта собрано уже больше тысячи таких интервью из разных стран.
– В Биробиджане героев мы искали в основном через еврейскую общину и с помощью репатриантов, уехавших из ЕАО в Израиль, – говорит журналистка проекта Татьяна Панова. – Также на нашем сайте можно и самостоятельно оставить заявку, и мы приедем, проведем интервью. Мы записываем рассказы о том, как люди жили, какие помнят песни и сказки на идише, что вообще помнят из своего детства. Все это становится частью большого архива, который на нашем сайте доступен для всех интересующихся.
В результате сталинских репрессий здесь долгое время язык сохранялся только дома, на уровне семьи, но выжил несмотря ни на что. Да, не было книг и учебников, учились "со слуха". Зато сейчас в общественном пространстве Биробиджана идиш хорошо заметен – в названиях магазинов, газеты, на вывесках и указателях. Нигде такого больше нет, – говорит Татьяна Панова.
Названия языка "идиш" дословно означает "еврейский" – он сложился в средневековой Европе под влиянием немецкого языка, из которого заимствовал немало слов. На идише говорили в Германии, Польше, Литве, Украине. В Российской империи на идише писал свои пьесы Шолом–Алейхем и многие другие, менее известные поэты и прозаики. В 1934 году евреи–переселенцы принесли с запада СССР на Дальний Восток свои традиции и свой язык.
– Раньше все тут хоть немного, да говорили на идише, не оглядываясь на национальность, – вспоминает художник Владислав Цап. – Особенно ругательства на идише быстро перенимали. Дети бегали во дворах – и русские, и молдаване, и евреи – все болтали на идише. Это был какой–то своеобразный диалект, вроде одесского. Интонации какие-то свои, особенные. Например, когда у нас говорят "я знаю", на самом деле, это значит "не знаю". Многие часто "шокали" на южный манер, специально так говорили, чтобы "развеселить язык". А теперь идиш – это отмирающий язык, даже в Израиле на нем говорят уже только старики.
– Но после войны, в годы так называемой борьбы с космополитизмом, книги на идише выносили из библиотеки и сжигали, перестали издавать журналы и альманахи на идише (с 1937 по 1940 год издавалось как минимум два журнала, "Форпост" и Nailebn – "Новая жизнь"). И детей записывали часто как русских, а если не могли так записать, то меняли имена. Поэтому Мееры становились Марками, а Мойши – Михаилами. Возвращение к еврейской культуре началось в 60-х, передачи шли на идише по радио, песни передавали еврейские, появились творческие коллективы. Но все это на уровне – танцы-шманцы. О традициях тогда уже люди в большинстве своем забыли, религия же оставалась "опиумом для народа".
– Но сейчас в Еврейской автономной области власти как-то все-таки поддерживают язык? Вот названия остановок продублированы.
– Да, сейчас есть вывески в городе, на всех государственных учреждениях, газета выходит, есть люди, которые язык знают, но молодежь в основном уже не говорит. Хотя существует детский сад и школа с национальным уклоном. Но все равно, это не разговорный язык, все это только придает городу еврейский колорит. Красиво, вроде, так и положено, а как же? Еврейская автономная область без еврейского языка? Хотя нас еще в 90-х ошарашили результаты переписи населения: евреев в регионе всего 4%. Мы с друзьями как-то сидели на кухне, рассуждали по этому поводу. Оказалось, что на нас троих семеро детей записаны русскими. То есть если смотреть не по паспорту – здесь все-таки не меньше 20% евреев. Но большинство моих друзей живут в Израиле, и мне их очень не хватает.
– Многие уехали?
– Знаете, у меня забавная история есть. Я работал на обувной фабрике, и нас там несколько мужчин было, большинство с фамилиями Абрамович, Бромштейн, Гинзбург и прочие. И как только началась репатриация, первыми уехали трое совершенно русских парней. Нашли все–таки бабушек-евреек.
Бывший глава еврейской общины "Фрейд" ("Радость") Роман, а на самом деле Рахмиль Ледер, вспоминает:
– Еще в 60–70-х у нас даже русские хорошо говорили на идише: на скамеечках, в скверах – везде можно было услышать. Но что поделать, была политика такая, что все малые языки, "нерусские", были под давлением. Я когда должен был пойти в школу в 49-м году, как раз закрыли еврейскую школу. А две мои сестры там отучились. Так что мне тоже оставалось узнавать идиш только по разговорам, читать на нем я так и не научился. Нас в семье было пятеро детей, родители допоздна на работе. За нами присматривала бабушка, всем управляла. Русского она совсем не знала, даже когда получала пенсию, ставила крестик вместо подписи. Вот и получалось: хочешь кушать или попросить что-то у бабушки – будь добр говорить на идиш. Родители при нас на идише говорили, чтобы мы не поняли, о чем они, а мы-то все равно знали. А сейчас внучка у меня спрашивает порой – что за слово. Она может по букварю читать. И я на слух только как-то могу сориентироваться и перевести, объяснить. Когда гонения начались, у нас литературный язык заглох, конечно, полностью. Сейчас, хоть политика и изменилась, но у нас мало людей осталось, кто знает идиш.
– Одно время у нас в университете работал англо-идишский факультет. Выпускники знали два языка. Но набор был маленький, и факультет закрыли. Сейчас курсы у нас организовывают бесплатные – раньше человек пять максимум ходило, а сейчас группы уже по 10–15 человек. Театр ставит постановки на языке, люди, интересующиеся идишем, общаются в группах в соцсетях. Родители даже стали чаще называть детей еврейскими именами: Лева, Ева, Сара.
– Так что не скажу, что у идиша и еврейской культуры совсем у нас нет будущего. Одно время иврит больше котировался – среди тех, кто собирался в Израиль. Но последние лет 7–8 уже нет такого потока репатриантов: сколько уезжают в год, столько возвращаются. Не всем там хорошо, не всем здесь хорошо, нормальный процесс. Мне один знакомый рассказывал: мол, и зарабатывал там хорошо, но ни рыбалки, ни костра развести, ни охоты. Потому и вернулся, а дети там остались. Приезжали к нам не так давно преподаватели из "Сохнута" (Еврейское агентство Израиля, которое занимается репатриантами) и сказали: мы поняли уже, что кто остался, тот не уедет. И теперь они не только на вывоз евреев ориентируются, но и продолжают просто поддерживать культуру здесь, организовывать мероприятия разные.
– У меня внучка одна в Израиле недавно свадьбу справила, а двое других планы строят в России учиться. В 90-х другая ситуация была – уезжали, чтобы выжить, а не на какую-то святую родину. Здесь просто безысходность полная была. Наших евреев там тоже никто не ждал, но там у них были хотя бы перспективы.
– И все-таки, какие слова вы сегодня чаще всего слышите на идиш на улицах Биробиджана?
– Ну, например, "пей це хун – начни с начала", "зайт гезунд – будьте здоровы", "азой зай зана зой – так пусть будет так". Это как в Одессе диалект, мне кажется, так же в Биробиджане осталось что-то. Какие-то слова присутствуют, и не обязательно у евреев. Я знаю чисто русские семьи, и там идиш знают лучше меня. В общем, на мой взгляд, есть еще какая-то тяга к языку, и я надеюсь, что он возродится...
