Следственный комитет России в 2023 году направил в суд 430 уголовных дел об экстремизме, что на 62% больше, чем годом ранее, рассказал глава ведомства Александр Бастрыкин. Сибирь.Реалии поговорили с людьми, которых преследуют по статье об экстремизме. Они считают, что привлечение их к уголовной ответственности – это месть властей и силовиков.
"Сегодня они вежливо пришли мобилизовывать, завтра придут с автоматами"
На блогера из красноярского поселка Глядень Евгения Бригиду уголовное дело о призывах к экстремизму в интернете завели прошлой весной, ему грозит до пяти лет лишения свободы. Основанием послужило видео "Козлы-провокаторы" о сотрудниках военкомата. Из всего ролика ему вменяют в вину фразу, в которой он цитирует слова телепропагандиста Владимира Соловьёва. Тот факт, что в отношении Соловьева даже не проводили проверку, следствие не смущает.
– Сам я человек мирный, никогда за насилие не топил, жил простой крестьянской жизнью, но вот однажды в 2017 году взял в руки камеру и стал снимать тот беспредел, что вокруг творится, а власти это не нравится, – рассказывает Бригида. – Для многих мои действия были в диковинку. Спрашивали: зачем тебе это надо? Я никогда за чужой страницей, за ником не прятался, и я с такими, кто "слева" заходил и писал гадости, всегда боролся. Я выходил открыто, да еще с применением крепкого словца. Я всегда наотмашь разговаривал с этими негодяями. Чиновники местные наши грубили, бегали от камеры, а потом со стороны закона стали заходить. Нашли 4–5 публикаций, которые смогли подвести под статью о "дискредитации" армии. Сначала одно административное дело завели, потом второе, а на третий раз уже основательно "приземлили" – дело стало уголовным.
Блогер вспоминает, что первые дела по дискредитации ему удавалось развалить в суде, настолько небрежно они были "скроены".
– У нас здесь в глубинке людей судили по статье о "дискредитации" без всяких доказательств. По закону должно быть установлено время и место события, какое техническое устройство использовалось, твоя ли это страница в соцсетях. А у меня в первом деле полицейские написали: "по имеющейся у нас информации", и всё. Я в суд приходил и три-четыре таких дела развалил. А кто не сопротивлялся – тех штрафовали. А затем уже подключились эшники из Красноярска, они к делу подошли серьезно, и через "ВКонтакте" все привязки оформили.
Летом 2022 года бывшая глава Назаровского района, а ныне депутат заксобрания Галина Ампилогова написала на меня заявления в полицию и прокуратуру. Ранее она была постоянным героем моих видео и, перебравшись в Красноярск, решила со мной свести счёты.
В начале февраля 2023 года мне из прокуратуры пришло письмо с приглашением явиться по делу о дискредитации. 3-го числа я сел в машину и поехал, до Назарова от нас 40 километров. На въезде в город меня остановили полицейские, спросили документы. "Номерок, говорят, у вас сзади грязный". Я из машины вышел, подхожу к багажнику, тут подкатывает микроавтобус, из него "орлы" в масках выскочили, скрутили меня и на асфальт положили. Я сопротивления не оказывал. Они мне предъявили постановление о проведении обыска. Из машины забрали все носители информации, в том числе видеорегистратор, потом повезли домой и там тоже всю технику забрали. А в апреле меня пригласили в Ачинск и там под роспись сообщили, что возбуждено уголовное по статье 280 части 2 – за экстремизм. На предварительном следствии мне сразу предложили: "Сознайтесь – и вам ничего не будет". Я признал, что это моя страница в сети и мой ролик, но что я к насильственным действиям призывал – не признаю, – рассказывает Евгений.
Все лето он ездил на допросы, допрашивали и его родственников. Блогер уверен, что телефон его поставили на прослушку, шерстили соцсети, а к нему самому приставили слежку. Однако серьезный компромат так и не нашли.
– Единственный момент, который они мне сумели предъявить, – это то, что у меня в ролике звучит слово "расстрелять", но это цитата, которую я озвучил как вопрос, – говорит Бригада. – А процитировал я Владимира Соловьёва с телеканала "Россия 1". Предыстория такая: в Назаровском районе есть военком Олег Тихончук. Он прославился на всю страну, когда в интервью местному каналу в ответ на вопрос: "Какие категории граждан попадают под мобилизацию?" он ответил, что он будет мобилизовывать всех подряд, кроме тех, кто совершил тяжкие преступления. Причём даже без прохождения медкомиссии. Это у местного населения вызвало шок, и сразу история попала на федеральный уровень – это же как такие военкомы людей настраивают! Обсуждали его и других таких военкомов в эфире "Россия 1" Соловьёв с Маргаритой Симоньян. "Ты как насчёт расстрелов?" – спросил он. "Я против", – ответила она. "А я бы расстрелял", – заявил Соловьёв в адрес нашего военкома. Ему можно такое сказать. А я в ролике спросил: "А не пора ли, как говорил Соловьёв, таких военкомов расстреливать?" Эксперт в заключении написала, что я призывал расстреливать, да ещё из огнестрельного оружия. Я следователя спрашивал: "Почему огнестрельного? Расстреливать – от слова "стрела" – так из лука наверное? А может, из рогатки?" Мне дико, что они так всё легко трактуют, а для них это будни.
Блогер говорит, что записал этот ролик, потому что хотел объяснить людям, как себя вести, если их детей хотят мобилизовать.
– В моем окружении, хотя оно сократилось, люди против этой спецоперации. Раньше им было все равно – по принципу "моя хата с краю". А сейчас против, но они боятся, не знают, что надо делать. Я с самого начал был против этой спецоперации. У меня трое ребятишек. Старший Егор раньше по контракту служил, хорошо, успел уволиться до всех этих событий – понимал, к чему дело идет. Но когда началась мобилизация, полицейские и военкомы ко мне пришли – сына искать. Хотя полицейские – местные, они и так знали, что он не в деревне с нами, а в городе отдельно живёт. За сыном пришли те, кому доставалось регулярно в моих роликах, видимо, хотели мою активность перевести в другое русло. Поэтому они потом снова приходили, даже ночью – хотели, чтобы кто-то из семьи расписался в повестке.
Я им вопрос задавал: "Вы дебилы? Я против СВО, семья моя против, а вы пришли брать сына – как он будет воевать, если он против этого? Что он там навоюет? Вы меня ещё возьмите и оружие дайте – вы представляете, что я там навоюю?"
В итоге я их с крепким словом погнал. Кстати, не я один, и другие в нашем селе их посылали. А тех, что мобилизовали, тоже не всех забрали. Они столько народу по району нацедили, что некоторым места в эшелоне не хватило, те домой вернулись.
– На каком этапе сейчас ваше уголовное дело?
– Суд начался в декабре 2023 года. Но меня вовремя не предупредили о заседании – всего за сутки повестку прислали. Поэтому судья заседание перенесла. Но тут у меня первый адвокат по назначению отказался – он из Ачинска, а ездить в Назарово на заседания неудобно. Мне дали нового за 10 минут до начала второго заседания. Я заявил ходатайство по этому поводу, и суд снова отложили на 17 января. Теперь у меня два адвоката – один по назначению, а второй – на коммерческой основе. Мы пришли в суд и попросили прокуратуру прочесть обвинительную часть. Судья Ирина Иванова сочла, что в обвинительном заключении не указаны умысел, мотивы и цели "преступления", из которых я исходил, и решила отправить дело на доследование – в прокуратуру. Теперь ждём повестки к следователю. Ограничений никаких у меня нет – кроме обязательства являться на допросы.
– Как вы думаете, чем кончится суд?
– Даже не знаю – куда двинется, куда качели качнутся. Но, судя по тому, что делается вокруг, думаю: будут копать, искать – идти до конца, чтобы "закрыть", потому что неудобный я человек. Много я в своих роликах о коррупционных моментах говорил, об экологии и прочем. Это месть – только так. С 2017 года они зуб точили.
– Вы говорите, что среди вашего окружения многие против войны, мобилизации, но не знают, что им делать. Что вы им советуете, если они у вас спрашивают?
– Я шучу: "Ну, сходите, проголосуйте еще на шесть лет". Сегодня они вежливо пришли мобилизовывать, завтра они придут с автоматами. Люди задумываются. Я противник участия в выборах, считаю, что это просто легализация этого режима. Когда были выборы президента в 2018 году, на моём участке избирательном фээсбэшник дежурил. Мой знакомый участковый спрашивал: "Ты что натворил, тут лампасы носятся друг за другом!" Им же важно, чтобы все без происшествий было. Я и сам с товарищем ходил на выборы в районный совет, и нас откровенно снимали. Дошло до того, что я подал документы на регистрацию как кандидат, а мне сказали, что я их не сдавал, хотя со мной тележурналисты были и всё снимали. У меня там с председателем комиссии вышел жёсткий разговор – я требовал, чтобы зарегистрировали. И всё это я в роликах показывал, а люди ведь понятия не имеют, как эти выборы проводятся. И Ампилогову эту в заксобрание почему взяли – за итоги выборов. По её отчётам весь Назаровский район "Единую Россию" обожает, она результаты просто космические показывала. А на самом деле у нас очень протестный район, в том числе и потому, что здесь живут такие баламуты, как я. И для этих чиновников моя камера была как гром среди ясного неба.
"Жалко парня, хотя и убийца"
Суд над томским активистом Леонидом Рыбаковым по обвинению в призывах к экстремизму начался год назад, и процесс, касающийся единственного, как и у Бригиды, поста, всё тянется.
– Это дело на день, максимум два. Это не убийство и не кража даже – это пост в интернете. А судья Мария Тыняная мусолит его год и сейчас опять на месяц отложила – до 26 февраля. Мне кажется, они сами не знают, что делать – уже год в суде разбираемся. То ли федеральные власти ждут чего-то, как говорится: "то ли ишак сдохнет, то ли падишах", то ли судья, может, хочет до пенсии дотянуть или как-то спихнуть с себя это дело.
– Что было написано в вашем посте, за который судят?
– Дело было летом 2022 года, когда российские войска пытались захватить Харьков. А это родной для меня город, я там по молодости пять лет в военном училище учился, у меня там куча друзей. Они пишут: у нас обстрелы. Я ответил своим друзьям: "Мочите путинцев при крайней необходимости. По возможности берите в плен". Вполне пацифистское высказывание – я же про плен говорю.
– Как вы узнали, что на вас завели дело?
– 15 июня в шесть часов утра раздался стук в дверь. Полиция. Я не ждал, конечно, дверь открыл. Вломились пять человек, кто в форме, кто в гражданке. Перевернули дом – обыск проводили. Я спросил: что за повод? Они взяли мой ноутбук – я пароль дал – и открыли этот пост во "ВКонтаке" от 13 марта. Все носители информации у меня изъяли, а ноутбук так и не отдали, поскольку, как сказал следователь, это орудие преступления. А для меня это орудие производства, я предприниматель, у меня в нём документы, договоры, бухгалтерия… Ещё меня под подписку о невыезде поместили. Я предлагал сделку со следствием – хотел признать вину только потому, что так проще это всё завершить.
– Они согласились?
– Нет, наоборот, следователь мне сообщил, что меня вызывают в прокуратуру. Я туда не пошёл, потому что разговор был по телефону, и повестку мне не вручили. В день, когда был назначен вызов на 14.00, где-то в 14.30 ко мне снова явились полицейские – чтобы "доставить" в прокуратуру. Я говорю: я сам доставлюсь, вы мне повестку дайте. Они мне дали ту самую повестку на 14 часов… После препирательств я отправился с ними в прокуратуру, где меня дожидался сотрудник. Прокурор сообщил, что за тот же самый пост против меня завели административное дело о "дискредитации" армии. Ну, дело и дело – я хотел уйти, а меня дальше тянут – в суд. Там судья уже сидит, материалы заготовлены. Я признал вину, и она мне дала минимальный штраф – 10 тысяч рублей. Я после этого предложил следователю ФСБ дело об экстремизме закрыть, ведь по Конституции нельзя дважды судить за один проступок, а меня уже оштрафовали. Он куда-то сбегал, посоветоваться, наверное, вернулся и сказал, что дело прекратить они не могут. Судья, кстати, хотела вернуть дело в прокуратуру – я думал, что, может быть, его вообще прекратят, но они не отстают. А параллельно на меня еще два уголовных дела завели по "дискредитации".
– Это связано с первым постом?
– Нет, но, очевидно, они отслеживают мои соцсети и выискивают там всё, что им кажется крамольным. У меня было несколько административных штрафов по "дискредитации", в сумме около 100 тысяч рублей. В феврале 2023 года, когда уже было дело по экстремизму, ко мне в квартиру снова явились "космонавты". Мне сообщили, что заведено уже уголовное дело о повторной дискредитации. Поводом для этого послужил мой комментарий в соцсети к снимку генерала Суровикина – я назвал его "сирийским мясником". Позже произошло крушение "сушки" под Белгородом, я в комментарии про лётчика написал: "Жалко парня, хотя и убийца". За это тоже завели уголовное дело и объединили его с первым.
– Как вы расцениваете эти дела? Зачем их заводят?
– Это месть ФСБ за мою биографию, за активность, за заявления, которые писал на полицию и следствие. К закону это отношения не имеет, и дело высосано из пальца. Если бы всё было по закону, то дело об экстремизме уже закрыли: во-первых, мне уже назначили наказание за пост – оштрафовали. Во-вторых, диспозиция статьи по экстремизму состоит в том, что уголовная ответственность наступает за призывы. А у меня один призыв, и в лингвистической экспертизе это указано. Значит, нет состава преступления, нет цепи фактов, которые можно выстроить в "призывы". В-третьих, согласно Женевской конвенции, в плен можно брать только военного, а не гражданского, следовательно, речь у меня идёт о российских военнослужащих, которые воюют на чужой земле, а я призываю их по возможности брать в плен. В чём тут экстремизм?
Статьи об экстремизме есть в уголовных кодексах всех развитых стран, но они не имеют ничего общего с российским законодательством, говорит адвокат Евгений Смирнов, сотрудничающий с правозащитным проектом "Первый отдел".
– Статистика, которую мы видим, показывает тенденцию к массовому преследованию людей за слова. Помимо экстремизма есть очень много смежных составов, которые отличаются маленькими нюансами. Например – дискредитация, фейки об армии, оправдание терроризма. Это составы, которые применяются за слова, за критику российских властей. Я бы рассматривал статистику не только по экстремизму, потому что это позволит понять, насколько увеличилось преследование людей за выражение их мнения.
– Что именно объединяет эти дела?
– Большинство из них заводятся за активность в соцсетях или за публичные высказывания, как правило, о политике. Статьи об экстремизме есть во всех уголовных кодексах развитых стран, их наличие предусматривается различными международными конвенциями, но они не имеют ничего общего с российским законодательством. На Западе такие дела носят штучный характер и направлены против тех людей, кто призывает совершать преступления на почве национальной ненависти, вражды, сексуальной ориентации и тому подобное. В России же статьи об экстремизме применяются против тех, кто не согласен с действиями властей. Это видно на примерах: экстремистскими признали ФБК, штабы Навального, из последних – мифическое международное ЛГБТ-движение. Все это не имеет никакого отношения к совершению насильственных преступлений, а связано с политикой.
– В России что главнее – желание власти искоренить всякое проявление недовольства или то, что силовикам, чем искать реальных преступников, проще залезть во "ВКонтакте", найти сомнительную фразу, слепить дело и получить звания и премии?
– Я отношу эти дела исключительно к категории политических. Количество привлекаемых по ним людей определяется искусственно. Если есть некое задание сверху, количество таких дел будет расти – как оно растёт сейчас. Поэтому нужно смотреть на это не как на инициативу силовиков на местах, а, скорее, как на запрос руководства страны. Мы это видим и по законодательным инициативам, которые вносятся в Госдуму, и по тому, как применяют законы. Массив таких дел возбуждается, чтобы как-то стабилизировать политическую обстановку, сократить критику российских властей в интернете или для того, чтобы уменьшить поддержку, хотя бы публичную, Запада или Украины в этой войне. Именно поэтому мы видим огромное количество дел об оправдании терроризма за спецоперации Украины, например взрыв Крымского моста. Мы видим дела об экстремизме за то, что люди поддерживают политику Украины. Это объясняется, я думаю, желанием властей навести такой режим страха в России, чтобы люди боялись обсуждать действия властей и политиков в интернете или где-то еще.
Сама статья сформирована таким образом, что, по сути, отдает право самим следователям, оперативникам, суду привлекать людей за то, что они посчитают преступным. И здесь тенденция наблюдается к расширению поля. Одно из самых ярких и свежих дел – процесс в отношении Стрелкова-Гиркина. То, что он и его соратники говорят, ещё в 2022 году не считалось преступным, а в 2023-м по тому же закону правоприменитель решил, что это теперь будет являться экстремизмом.
– Маргарита Симонян предложила взорвать ядерную бомбу над Сибирью, а генерал и депутат Госдумы Гурулёв – уничтожить 20% населения России, несогласных с Путиным. Их слова тоже проверяли на экстремизм, но ничего не нашли.
– "Друзьям – все, врагам – закон". У нас в стране есть каста неприкосновенных. Кому-то за картинку в соцсетях грозит лишение свободы, другим за призыв к массовым убийствам, по сути, геноциду – ничего, кроме зарплаты от государства. Это не имеет отношения к закону, это имеет исключительно отношение к той политике, которую проводит власть. Один и тот же эксперт, проверяя одни и те же слова, сказанные, например, депутатом и активистом, может сделать совершенно разные выводы.
Силовикам важно не качество экспертизы, а тот результат, который она может дать. И они находят тех людей, которые готовы на их условиях написать всё, что нужно. А заказать экспертизу можно где угодно, и силовики часто этим пользуются, заказывая ее из Москвы в Казани, а из Казани – в Хабаровске.
– Применение статьи об экстремизме как-то зависит от географии? От местной власти, позиции губернатора?
– Как правило, количество дел по экстремизму лишь косвенно зависит от губернаторов. Они имеют возможность давить на силовиков ради возбуждения дел об экстремизме против своих политических противников в регионах. При этом основные тенденции задает федеральный центр, например против антивоенных активистов.
– Дела по экстремизму сейчас связаны именно с войной?
– Нельзя так определённо сказать, тем более что по войне есть свои статьи – это дискредитация и фейки про армию, а также подходящая для этой темы статья об оправдании терроризма. По ней привлекают тех, кто одобряет действия Украины. По экстремизму много дел заводят за возбуждение ненависти к социальным группам – полицейским, чиновникам, судьям и так далее. Часто против одного человека возбуждают дело сразу по нескольким статьям: экстремизм, фейки, оправдание терроризма – силовики делают "палки" на одном человеке сразу по всем составам. Можно сказать, что это тенденция последнего года – навешивать на одного человека как можно больше составов преступления. Это выгоднее. От сотрудников силовых ведомств начальство же требует показателей. Зачем им гоняться за двумя-тремя людьми, если можно сделать показатели на одном.
Например, когда в личной переписке звучит предложение не ходить на войну или сдаться в плен, то тут одновременно квалифицируют действия и как госизмену, и как фейки с дискредитацией. Всё – буквально за одну фразу.
– Какие службы чаще используют статью об экстремизме?
– У нас есть в МВД целый Центр "Э" – это его основной профиль. Но эшники – это оперативные сотрудники, они выявляют преступления, а потом передают расследовать в СКР или ФСБ. И сами оперативники ФСБ могут выявлять дела такие.
У каждого ведомства свой набор таких инструментов. Так, исключительная подследственность по ряду категорий дел отнесена к ФСБ. Это дела по гостайне, шпионажу и госизмене, иностранном сотрудничестве. У полиции и СКР – свой набор статей. То есть один и тот же пост в интернете ФСБ, СКР и полиция квалифицируют по-разному. В одном случае это будет фейк об армии, в другом – госизмена. Например, когда дела о поджогах военкоматов заводила полиция, то там часто была статья о порче имущества, за неё давали два-три года колонии. А когда такие дела расследовало ФСБ, то использовались статьи о госизмене и терроризме одновременно, и сроки вырастали до 20 и более лет.
– Какие дела об экстремизме вам особенно запомнились?
– В 2015 году в экстремизме обвинили директора библиотеки украинской литературы, потому что в библиотеку подкинули книги, которые потом эксперт счёл экстремистскими. Нелепое дело, и девять лет назад никто не мог понять: как такое возможно? Все дела против Навального, "Весны" интересны тем, что показывают, что именно государство считает экстремизмом. Если дела почитать, то экстремизмом оно считает оппозиционную политическую деятельность – призывы к либерализации законодательства, проведению честных выборов. Или свежее решение Верховного суда – по ЛГБТ, где он признал признаками экстремистской деятельности в том числе использование феминитивов.
– Чего ожидать, по-вашему, дальше?
– Тенденции по этим делам буду зависеть от политики государства. Мы помним, как по указанию руководства страны где-то в 2019 году было резко сокращено число дел по экстремизму. Сейчас тренд обратный, и начался он в 2021-м. Что будет в этом году, что ещё захочет государство признать экстремистским – поживем-увидим. Мы же ещё два месяца назад не думали, что власть признает экстремистским "международное движение ЛГБТ", которого не существует.
– С чем связано изменение тенденции в 2021 году?
– В начале того года в Россию вернулся Алексей Навальный. С его приездом и началось ужесточение – стали разгонять правозащитные проекты, различные СМИ, массово признавать людей и организации иноагентами, вносить организации в реестр нежелательных. Тогда началась политическая подготовка к войне – зачистка поля от тех, кто может выступать против вторжения России в Украину.
