В ноябре 2022 года сибирские арт-активисты Пётр Жеребцов и Ангелина Бурлюк открыли в Ташкенте чрезвычайную художественную резиденцию Aks Sado – убежище для людей искусства, уехавших из России после объявления мобилизации. Резидентам первого раунда предоставили бесплатное жилье на 4 месяца, студию с аппаратурой для записи звука и домашних концертов и небольшой "подъемный" гонорар.
Красноярский музыкант Саша Пустынский приехал в Ташкент в конце сентября 2022 года на попутной машине. Денег на билет у него не было. На что жить в незнакомой стране, он не знал. О том, чтобы вернуться в Россию, думал с ужасом. В этой депрессивной ситуации музыканта выручил звонок Петра, пригласившего Сашу стать резидентом Aks Sado.
– Резиденция была для меня спасением, – говорит Саша. – Заниматься там творчеством получилось далеко не сразу. Ощущение потерянности и бездомности, не покидающее меня до сих пор, мешало любой деятельности, не только творческой. Но со временем я стал привыкать к этим чувствам. На блошином рынке купил дутар (персидский двухструнный щипковый музыкальный инструмент) и начал потихоньку его осваивать. Также очень помогало то, что я находился среди хороших людей со схожей ситуацией. Помимо очевидных положительных эффектов, которые может дать такая компания, у нас были творческие задачи, которые нужно было выполнять, и это вытягивало из болота подавленности.
– Петр, почему вы решили делать резиденцию именно в Ташкенте?
– Потому что в Ташкенте оказалось много людей из России, которые не могли больше оставаться дома из-за вторжения в Украину, из-за своей политической позиции и проблем с законом (у некоторых). Я и моя коллега Ангелина Бурлюк приехали в Ташкент в начале марта 2022-го года, и нас очень хорошо принял Центр современного искусства 139 Documentary center. Вместе с Moc hub (креативная организация в Ташкенте. – СР) они помогали приехавшим с регистрацией, с поиском квартиры и прочим. В итоге мы с Ангелиной провели в Ташкенте три месяца и рассчитывали оставаться дольше, но потом нам предложили переехать в Германию на условиях, о которых мы даже и подумать не могли.
Когда началась мобилизация, наши коллеги, художники и музыканты из Сибири, спасались бегством в близлежащий Казахстан – многие без денег, без каких-либо представлений о будущем, и мы решили им как-то помочь.
Изначально бюджет для проекта нам предоставил один российский культурный фонд, чьё название мы не можем назвать в целях их безопасности. На эти деньги в конце ноября в Ташкенте планировалось провести конференцию культурных работников, уехавших из России и остающихся там. К началу мобилизации уже была составлена программа, куплены билеты для участников, но потом мы поговорили с грантодателями и поняли, что сейчас есть вещи поважнее. Потому мы совместно решили отменить конференцию и сделать "чрезвычайную художественную резиденцию". Сначала у нас не было никакого концепта, мы просто сняли дом, купили билеты для тех, у кого не было денег, и распределили небольшие гонорары. Так и родилась Aks Sado. Первый заезд состоял из шести человек, все музыканты, и все как-то решили, что, чтобы оставаться на плаву, нужно продолжать работу и художественную практику.
Для нашей резиденции мы создали полупубличный профиль: не будем заводить аккаунты в соцсетях, проводить публичные лекции. Будем приглашать музыкантов из Ташкента, из Ферганы, а также слушателей в нашу резиденцию (мы рассылали приглашения через личные сообщения); делали трансляции с питерским интернет-радио Test.fm, которое переехало из России в Ереван, – говорит Петр Жеребцов.
Один из участников резиденции Aks Sado композитор и режиссёр Боря Лесной до начала войны был художественным руководителем Фонема-хора (социальный музыкальный проект, объединяющий профессионалов и любителей экспериментальной вокальной музыки) в Москве. Он работал в сфере социальной аккумуляции и экологического просвещения, но после объявления мобилизации в сентябре 2022-го года всё изменилось – Боря купил билет на самолёт в Ташкент в один конец. По его словам, с собой он взял только непроходящее чувство пустоты. Однако сейчас, спустя несколько месяцев, проведенных в Узбекистане, музыкант открыл для себя новый мир, полный удивительных и вдохновляющих событий. С другими участниками Aks Sado он познакомился уже в Ташкенте.
– Когда я приехал к ним в дом, – рассказывает Боря, – то мне сразу стало ясно, что это очень дружное сообщество осознанных людей и талантливых артистов. Все друг друга поддерживают, разделяют досуг и обмениваются опытом, профессиональными знаниями. До того как переехать к ним, я пребывал в весьма мрачном состоянии и работал с трудом. Резиденция Aks Sado дала мне глоток свежего воздуха и взбодрила творческий дух. После каримовской (Ислам Каримов, бывший президент Узбекистан. – СР) диктатуры Узбекистан постепенно приходит в себя. На глазах рождается множество горизонтальных инициатив среди молодых людей. Образуется очень амбициозное культурное сообщество, открываются интересные площадки, возникают независимые СМИ, фестивали. Moc.Hub, одно из таких наиболее заметных объединений, помогли мне организовать серию музыкальных воркшопов по коллективной вокальной импровизации. Надо сказать, что пришло много заинтересованных людей разных возрастов. Открытость новому – очень ценное качество для любого общества, а тем более для переживающего последствия режимной диктатуры.
– Петр, как на вашу деятельность реагируют власти Узбекистана?
– Мы не чувствовали давления, потому что достаточно аккуратно себя вели, понимая, что Узбекистан – непростая страна в плане политических свобод, и после 1 июля 2022 года (протесты в Нукусе против реформы Конституции, что были жестоко подавлены. – СР) это стало ясно окончательно. Это повлияло как-то на местную арт-среду, но мы как делали благотворительные концерты в составе "Bahor/Весна", отсылая собранные деньги в фонды, что помогают пострадавшим от войны, так и делаем – никто не мешает.
– Значит, есть консенсус: вы – аккуратные, а власти за это вас не трогают?
– Нам друзья сказали, что всё просто – есть 3 темы, на которые точно строгий бан, даже не пытайтесь: семья президента, открытая гомосексуальность и радикальный ислам. Однако если подходить с исследовательских и исторических позиций, когда какие-то истории оборачиваются в форму академического рассказа, то они не распознаются как "вредительские" и допускаются, но у нас и не ставится цель проверять границы дозволенного. "Bahor/Весна", к примеру, скорее волонтерская инициатива, которая существует за счет того, что зарабатывают на концертах, часть из которых идёт на благотворительность, но при этом лекторы и музыканты получают гонорар.
– Есть ли запрет на обсуждение российского вторжения?
– Скорее нет, эта тема постоянно проявляется в наших разговорах и темах лекций, но, конечно, к примеру, мы не позволяем себе бегать по городу с флагами Украины и потому, что это культурная апроприация (кто мы такие, чтобы их флагом размахивать?), и потому, что мы решили пойти иным, неактивистским путём. Так как мы оказались в контексте Центральной Азии – давайте говорить о Центральной Азии, об истории колониализма, истории репрессий; давайте посмотрим на те обмены, что были в СССР между нашими странами – что дал модернизационный проект Центральной Азии, кроме колониализма и репрессий. Это долгий разговор (который много лет игнорировался в России), он займёт, может, не одно поколение, поэтому нам бы хотелось стать маленькой частью этой большой работы.
– Помогает ли взаимодействие с узбекистанским контекстом лучше понять или по-другому взглянуть на родную вам Сибирь?
– Жители и центральноазиатских, и сибирских территорий всегда страдали от "диктата Московии". Даже свой публичный профиль в ЦК19 мы оформляли как against the capitals – против столиц. И в этом движении мы обнаружили большую солидарность с коллегами во Владивостоке, Красноярске, Краснодаре, Воронеже, Екатеринбурге. Также мы были участниками неформального объединения работников и работниц современной культуры "РРР", у которого нет устоявшихся расшифровок, но одно из которых: "Регионы регионам – рознь", а другое: "Революционный региональный рай". РРР выпускали тексты, делали публичные мероприятия, на которых говорили о необходимости перераспределения физических и медиаресурсов в пользу провинции: "Столичные институты, подвиньтесь, делайте региональные квоты и так далее".
– Вся моя сознательная жизнь прошла в Сибири, в избегании отъезда в Москву, – рассказывает Ангелина Бурлюк кураторка и продюсерка современного искусства. – Хотя в Сибири тебе постоянно объясняют, что для того, чтобы чего-то добиться, тебе обязательно надо уехать [в столицу], а на своей территории ты ничего сделать не сможешь. Мол, все твои попытки обречены на провал, в отсутствие инфраструктуры и тех людей, которым это нужно. Но я хочу заявить о своём праве быть собой и заниматься на своей земле такой вещью, как "сибирское искусство" даже в такой гиперцентрализованной стране, как Россия. Где бюджет одного парка "Зарядье" в Москве в четыре раза больше расходов на ремонт дорог в Новосибирске, третьем по величине городе РФ. В Сибири мы всегда чувствовали это неравенство, экономическое и идейное. А сейчас, как мне кажется, мы имеем больше шансов найти что-то новое в диалоге с местными художниками, чем те, кто продолжает оставаться на позициях имперского превосходства.
Казанский музыкант, диджей и продюсер Винер Хаитов, на родине работавший техническим руководителем музыкальных фестивалей, оказался в Ташкенте сразу после начала вторжения России в Украину. Он был одним из организаторов "Bahor/Весна", на лето уезжал работать Армению. В Ташкент вернулся осенью 2022 года по приглашению Петра. О своей жизни в Узбекистане он говорит, что "эта страна помогла мне не сойти с ума".
– Как азиат, родившийся в России, – говорит Винер, – я на собственном опыте знаю, что личное = политическое. Моя музыка – это продукт эмоционального, культурного и исторического исследования угнетения и колониальной травмы. Постоянно переосмысливая такие понятия, как свобода и идентичность, я начал черпать вдохновение в музыкальном наследии и колониальной истории Центральной Азии, Кавказа и азиатских народов России. Резиденция Aks Sado дала мне доступ к музыке народов Узбекистана и возможность погрузиться в контекст вместе с другими участниками резиденции. Мы ходили по блошиным рынкам, выискивали редкие инструменты и бесконечно джемили вместе, и это дало мне почувствовать эти традиции, потрогать их на ощупь.
О ситуации в Узбекистане на фоне российского вторжения и массового приезда эмигрантов из России рассказал Сибирь.Реалии ташкентский писатель и художник Алексей Улько.
– Цензура в Узбекистане существует, но, на мой взгляд, не она является основным препятствием для критического высказывания, в том числе и по поводу российской агрессии и преступлений, чинимых российской армией в Украине. Главной проблемой является самоцензура. Большинство художников Узбекистана совершенно добровольно стремятся заниматься поверхностным декоративным ориентализмом. Разумеется, к современному искусству и его проблематике все это не имеет никакого отношения. То небольшое количество современных художников, которые живут и работают в Узбекистане, все прекрасно видят и понимают, но их возможности для артикулированного высказывания ограничены. Невозможно представить себе фотопроект по зверствам в Буче, уничтожению Мариуполя или Бахмута в ташкентском Доме фотографии или Галерее NBU (Галерея изобразительного искусства Узбекистана. – СР). Зато можно видеть концерты Мацуева (российского пианиста, поддержавшего вторжение в Украину. – СР) в лучших концертных залах страны. И многие от этого в искреннем восторге: ведь десятилетия несвободы притупляют нравственное чувство.
Я знаю многих художников-релокантов из РФ, переселившихся в Узбекистан. Большинство из них – очень достойные ребята, образованные, профессиональные, и многие из них занимают чёткую антивоенную позицию, чем немало удивляют местную публику, привыкшую к тому, что все острые углы должны быть по умолчанию сглажены. Они устраивали целый ряд художественных акций, направленных на помощь Украине – и думаю, в этом смысле они ощущают себя более свободно, чем местные деятели культуры и искусства. Но при этом их положение в Узбекистане более хрупкое, и идти на открытую конфронтацию с местными властями им не очень бы хотелось. Мне неизвестны какие-либо случаи репрессий или давления на российских художников-релокантов со стороны властей Узбекистана. Скорее, они просто адаптируются к особенностям местной среды, в которой никто не хочет ни говорить, ни слышать "о плохом", – говорит Алексей Улько.
И всё же для российских художников в изгнании "недемократический" Узбекистан оказался более гостеприимным, чем соседний Кыргызстан, где полиция фактически разгромила резиденцию художников и активистов "Красная крыша". За участниками этого проекта несколько месяцев велась слежка, а в отделении полиции им грозили уголовным делом "о разжигании межнациональной розни" или депортацией на родину.
Пока в Узбекистане подобного не происходит, Петр Жеребцов строит планы на новый сезон работы резиденции. Aks Sado намерена принимать новых художников-беженцев из России.
– Если суммировать наш опыт, то можно сказать, что мы коллективно, усилиями в первую очередь самих участников, смогли построить новую "человеческую инфраструктуру" – некоторую сеть доверия, несколько чатов, связывающие беглецов друг с другом и местными художниками, – говорит Петр.
