"Настоящие друзья познаются в беде". Наклейки с такой надписью на китайском и итальянском языках украшали контейнеры с масками, респираторами и другими защитными средствами, которые прибывали в марте и начале апреля из Китая в Италию. К тому времени власти КНР заявили о спаде эпидемии коронавирусной инфекции в их стране, в то время как в итальянских городах от COVID-19 до сих пор ежедневно умирают сотни людей. Китай вслед за Россией использует пандемию для продвижения своих интересов и усиления влияния в Европе. Насколько успешно?
"Китай старается создать образ ответственной державы, которая готова помогать другим в трудный момент. И тем самым избавиться от репутации страны, откуда пришла пандемия. Китайское посольство в Риме непрерывно выступало с заявлениями о солидарности с Италией и распространяло фото китайских поставок", – говорит итальянский политолог Франческа Гиретти, специалист по китайско-европейским отношениям.
По ее словам, Китаю удалось создать информационную дымовую завесу, благодаря которой и собственно китайская, и мировая общественность долгое время не знали, к примеру, о том, что абсолютное большинство этих поставок было не гуманитарной помощью, а товарами, проданными за вполне рыночную цену.
По данным газеты Wall Street Journal, китайские государственные и частные структуры до начала апреля передали в дар 89 странам, включая 54 африканские, 26 миллионов масок и 2,3 млн наборов для тестов на коронавирус. Общий объем продаж той же продукции Китаем превышает указанные цифры примерно в 10 раз – после того, как эпидемия в самой КНР пошла на спад и собственные потребности страны в защитных средствах снизились. Репутацию Китая, однако, подпортило качество поставляемых товаров: так, из 1,3 млн респираторов, закупленных для своих больниц Нидерландами, примерно половина оказалась непригодна к использованию. Однако во многих странах важность китайской помощи, бескорыстной или оплаченной, активно подчеркивали официальные лица – например, президент Сербии Александр Вучич, премьер-министр Чехии Андрей Бабиш или министр иностранных дел Италии Луиджи Ди Майо.
В Италии китайским поставкам уделялось существенное внимание и в информационном пространстве – куда более значительное, чем помощи из других стран Евросоюза и США, которая, несмотря на первоначальные задержки, позднее начала поступать в бóльших объемах, чем китайская. Медиааналитики изучили информационные программы итальянского государственного телерадиохолдинга RAI, выходившие в эфир в течение трех уик-эндов в середине и конце марта. В среднем о китайской помощи говорилось в течение 1904 секунд, российской – 741 секунды, американской – 589 секунд.
Результаты налицо. В той же Италии, по данным последних опросов, Китай вышел на первое место по популярности как наиболее перспективный для страны партнер за пределами ЕС – таковым его считают 36% респондентов. Идущие на втором месте США назвали 30% опрошенных. Кроме того, по результатам другого опроса, 49% итальянцев поддержали бы сейчас выход страны из Евросоюза. Это явный результат промедления ЕС с помощью на начальном этапе пандемии, за что перед Италией недавно извинилась глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен.
Информационно-политическое наступление Китая в Европе, особенно в ее восточной, посткоммунистической части – не такое уж неожиданное явление, считают авторы доклада "Больше не пустая скорлупа: след Китая в Центральной и Восточной Европе", опубликованного несколько недель назад международной аналитической группой CHOICE (China Observers in Central and Eastern Europe). Эта группа объединяет китаистов, политологов и социологов из полутора десятков европейских стран. Пекин давно развивает свою стратегию экономического, политического и информационного влияния в Европе, во многом используя опыт России с ее тактикой "кнута и пряника", сочетающей агрессивные методы политического вмешательства и пропаганды с элементами charm offensive – это выражение означает активную до навязчивости попытку понравиться и подружиться. О том, насколько коронавирусная пандемия помогла целям китайской политики в Европе, насколько в этом отношении схожи и в чем различны цели и методы Пекина и Москвы, в интервью Радио Свобода рассказывает один из авторов доклада группы CHOICE, китаист, аналитик Ассоциации международных проблем (Прага) Филип Шебок.
– Насколько большим успехом Пекина по части PR выглядит сейчас коронавирусный кризис? В конце марта – начале апреля, когда в Италию, Нидерланды, Австрию, Чехию прилетали самолеты с китайскими защитными масками, спецодеждой, оборудованием, казалось, что Китай на пути к огромному усилению своего влияния в Европе. Каковы ваши нынешние впечатления?
– Для китайских властей куда важнее имидж в глазах их собственных граждан, чем зарубежной общественности. С этой точки зрения кризис Пекину удалось перенести довольно успешно. Ведь даже в самом Китае в начале эпидемии звучали критические голоса. Потом реакция властей отчасти оказалась достаточно эффективной, отчасти была в таком виде преподнесена обществу. К тому же, когда эпидемия превратилась в пандемию, выяснилось, что проблемы в борьбе с ней возникли почти у каждой страны – и тут Китай получил возможность продемонстрировать, что он еще и помогает другим, поставляет необходимые вещи, делится опытом борьбы с коронавирусом. По мере того как в самой КНР эпидемию вроде бы удалось взять под контроль, в глазах китайского общественного мнения она стала как бы уже чужой проблемой, в решении которой Пекин довольно успешно участвует.
Китай получил возможность продемонстрировать, что он помогает другим
Что касается зарубежных оценок китайской деятельности, то тут всё сложнее. Поначалу мы наблюдали китайское пропагандистское наступление в связи с этими поставками, прежде всего в Европу и Африку, но потом пошли неприятные для Китая новости – в частности, о некачественных респираторах и оборудовании для ряда стран. Слишком агрессивная пропаганда имела обратный эффект. Вдобавок начался скандал в связи с преследованиями африканцев в самом Китае, который небывалым за последние годы образом подпортил отношения Пекина с некоторыми странами Африки, где китайские позиции до этого были очень сильны.
– О чем идет речь?
– Об общине граждан разных стран Африки в городе Гуанчжоу на юге Китая, это самая крупная такая община в КНР, хоть в целом и немногочисленная. Там и раньше были проблемы, потому что Китай в принципе не воспринимает себя как страну, открытую для мигрантов, и расизм в Китае есть, прежде всего в отношении как раз представителей черной расы. В период эпидемии эти настроения обострились, тем более что, как я сказал, на определенном этапе китайское общество стало воспринимать коронавирус, хоть он и появился в самом Китае, уже как проблему в основном иностранную. Пошли слухи, что именно африканцы представляют собой опасность в этом отношении. Начались инциденты, многих таких иностранцев, например, выбрасывали из съемных квартир, просто выгоняли на улицу. Дело дошло до дипломатических скандалов: в нескольких странах Африки китайским послам был выражен официальный протест, это невиданное дело в последние пару десятков лет.
– Каков же в итоге баланс для Китая в политико-пропагандистском отношении: выиграл он или проиграл в результате пандемии?
– Думаю, что на внутреннем "рынке" китайские власти точно выиграли. Что касается картины за пределами Китая, то она отличается от страны к стране. Скажем, в Италии отношение к Китаю явно стало более позитивным: по данным некоторых последних опросов, итальянцы относятся к КНР сейчас лучше, чем к Евросоюзу или к США. Здесь решающий фактор – позиция политической элиты. Китайская пропаганда, конечно, действует, но она еще недостаточно сильна для того, чтобы определять мнение общества, если нет содействия со стороны местных политиков. Скажем, в Италии и Сербии такое содействие есть. Президент Сербии Александр Вучич использовал тему китайских поставок для критики Евросоюза – это его давняя тактика. В Италии министр иностранных дел Луиджи Ди Майо ранее инвестировал немало политического капитала в укрепление связей с Китаем, и теперь ему нужно было показать, что его усилия принесли плоды. В Чехии президент Милош Земан повел себя точно так же. Напротив, в США президент Трамп намеренно подчеркивает, что это "китайский вирус", в том числе и для того, чтобы отвлечь внимание публики от собственных просчетов в борьбе с пандемией. И это тоже приносит результаты: в американском обществе преобладают однозначно негативные реакции в отношении Китая.
– Если говорить о том, как сам Китай справляется с COVID-19, то можно услышать разные оценки, в том числе и весьма хвалебные. Можно ли сказать, что коронавирус стал "рекламным агентом" для китайской авторитарной социально-политической модели в мире?
– В пропаганде в самой КНР власти очень сильно упирают на преимущества режима, позволившие, как они утверждают, быстро и эффективно справиться с эпидемией. Такие аргументы, похоже, теперь будут использоваться Пекином и на международной арене – в качестве ответа на какую-либо критику в его адрес. Собственно, это один из основных мотивов китайской пропаганды: контраст между стабильным, упорядоченным, планомерным китайским режимом и хаотичными, нестабильными, подверженными кризисам демократиями. Всё это использовалось в такие моменты недавнего прошлого, как "арабская весна", референдум о Брекзите или избрание Трампа. Сейчас новый выгодный момент. Но я не считаю, что Китай особенно склонен к экспорту своей модели, ее распространению на другие страны. Ему это не нужно. Скорее, наоборот, речь идет об оборонительном подходе, желании защитить собственные позиции в международной политической борьбе и полемике. С другой стороны, косвенно эти приемы саморепрезентации КНР могут помогать тем режимам и политикам, которые сами по себе склонны к авторитаризму, а потому испытывают симпатии к Пекину – как, например, Виктор Орбан в Венгрии.
Приемы саморепрезентации КНР могут помогать тем режимам и политикам, которые сами по себе склонны к авторитаризму
– Изменила ли пандемия COVID-19 стратегические цели китайской политики в Европе, особенно Центральной и Восточной, которой посвящено ваше исследование?
– Пока делать выводы рановато. Но в целом могу сказать, что еще 10 лет назад китайское экономическое и политическое присутствие в ЦВЕ было очень малозаметным. Это изменилось позднее, когда возник, в частности, форум "16+1", в рамках которого страны региона и Китай обсуждают развитие своих отношений (после присоединения к нему Греции он называется "17+1"). Со стороны стран ЦВЕ в первую очередь речь шла об экономических проектах и привлечении китайских инвестиций, но эти надежды по большей части не оправдались, действительно больших денег Китай в регион не принес. Так что китайские поставки в период пандемии могут, скорее, помочь Китаю преодолеть появившееся некоторое разочарование и попытаться убедить партнеров, что Китай – это важный и надежный партнер.
– А почему надежды на прилив китайских инвестиций не оправдались?
– Эти ожидания с самого начала не были реалистичными. В посткоммунистических странах нет того, что привлекает китайских инвесторов в первую очередь: высоких технологий, ноу-хау, определенного менеджерского опыта и соответствующих бизнес-структур, которые есть в Западной Европе или США. С другой стороны, нет здесь и больших запасов полезных ископаемых, возможности крупных инфраструктурных проектов и очень дешевой рабочей силы – это то, что привлекает китайский капитал в Африку и Латинскую Америку. Плюс к тому в странах ЕС действуют определенные правила проведения тендеров, экологические и другие стандарты, которым китайские проекты часто не соответствуют. Надо сказать, что вообще-то образ Китая как экономического "спасителя" ЦВЕ эксплуатируют скорее местные политики, вроде чешского президента Земана, а не сам Китай. Общий объем китайских инвестиций в Европе с 2016 года снижается. И здесь играет роль давление ЕС на своих членов в рамках стратегии борьбы с небезопасными со стратегической точки зрения инвестициями. В этой стратегии конкретные страны не упоминаются, но из контекста ясно, что речь идет прежде всего о Китае и отчасти о России.
– Если сопоставить европейскую политику Китая и России сейчас, чья из них выглядит, упрощенно говоря, умнее или хитрее? И кто из этих двух держав представляет собой бóльшую потенциальную угрозу для стабильности в Европе?
– В контексте связей с Европой Китай ведет себя менее деструктивно, чем Россия. Он не использует в такой мере, как Москва, наступательные средства: политическое давление, разного рода "гибридные" инструменты и т. д. Пекин ведет себя жестко, в основном когда затрагиваются конкретные болезненные для него вопросы: положение с правами человека в КНР и территориальные проблемы – Тайвань и Тибет. У Китая нет склонности в такой мере, как у России, вмешиваться во внутреннюю политику других стран.
Пропагандистское влияние Китая на общественное мнение в Европе тоже куда меньше, чем у России. Если Россия стремится это мнение формировать "снизу вверх", завоевать симпатии части общества, то Китай действует иначе, обзаводясь союзниками в лице конкретных политических фигур других стран. В рамках формата "17+1" проводятся регулярные встречи представителей Компартии Китая и политических партий стран ЦВЕ. С некоторыми из них отношения у Пекина развиваются особенно успешно – например, в Чехии это социал-демократы и коммунисты.
Но надо заметить, что в период пандемии Китай словно начал учиться некоторым приемам у России. Пропагандистское наступление, связанное с противоэпидемическими поставками в Европу, Пекин вел весьма агрессивно, в "российском" стиле. Попытки китайских СМИ подвергнуть сомнению происхождение коронавируса – это тоже относительно не типичный до сих пор для Китая элемент использования технологий дезинформации за пределами своей страны.
Что касается того, кто опаснее... Проблемы и угрозы, связанные с Россией, более очевидны, они лежат для Европы непосредственно в военной области и в сфере информационной безопасности. Но Китай – угроза более сложная, специфическая и долгосрочная. У Китая есть амбиции влиять на состояние всей глобальной экономики и политики – и есть соответствующий потенциал. Возможности нынешней России в этом плане выглядят значительно более ограниченными. Китай, кроме того, может указывать на свой относительно успешный опыт реформ и модернизации последних десятилетий, на свою по-прежнему для многих привлекательную модель. У России с этим куда сложнее, – считает китаист, член международной аналитической группы CHOICE Филип Шебок.
