11 апреля отмечается Международный день узников фашистских концлагерей. Дата была выбрана в память о восстании узников Бухенвальда в 1945 году. В общей сложности через лагеря смерти прошло около 20 миллионов человек из 30 стран мира, из них около 12 миллионов погибли, при этом каждый пятый узник был ребенком.
В Новосибирской области люди, в детстве оказавшиеся в концлагерях, организовали Союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Сегодня в нем состоит около 150 человек, среди них – Валерий Петренко. Его угнали в Германию вместе с мамой, двумя братьями, бабушкой и дедушкой. В 1943-м Валере не было еще и четырех лет. Однажды в небе над их деревней Прибытки в Белоруссии появились самолеты.
– Мама рассказывала, что наверное, штук 100 немецких машин налетели и разбомбили небольшой аэродром рядом с нашей деревней. Она подхватила меня на руки, братья держались за подол ее юбки, и мы побежали прятаться в картофельное поле. Снаряды падали, крыши изб, крытые соломой, горели. В тот день две сотни домов в Прибытках сгорели дотла. Мама вспоминала, что когда мы упали в картофельную ботву, то один из самолетов пролетел так низко над нами, что она увидела лицо летчика. Подумала, что он сейчас пустит по нам пулеметную очередь. Но, слава богу, обошлось. А потом в нашу деревню пришли немецкие солдаты. Собрали жителей и приказали сдать огнестрельное и холодное оружие, взять самые необходимые вещи и покинуть дома. Всех, кто не уйдет добровольно, будут расстреливать, – вспоминает рассказы матери Валерий Федорович.
– Куда вас и ваших родных увезли из деревни?
– Сначала на повозках на станцию, посадили в товарные вагоны и привезли в Брест. Всю зиму 1943 года мы жили в Брестской крепости. Взрослых и детей там было около 300 человек. Маму, бабушку, дедушку и других заставляли рыть оборонительные окопы. Почти не кормили. Ели в основном брюкву. Люди мечтали о хлебе, он снился по ночам. После Бреста мы оказались в польской деревне Улец, там всех, кто был старше 13 лет, отправляли на земляные работы. Туда приезжали поляки и покупали людей, чтобы они работали на них. Моего старшего брата Бориса хотели купить за 50 килограммов муки, но маме каким-то чудом удалось его отстоять. Потом нас перевезли в город Торунь в трудовой лагерь за колючей проволокой. Были в этом лагере и наши советские военнопленные, только их содержали отдельно от гражданских.
Это так развеселило эсэсовца, что он сбегал в барак, где была кухня, и принес буханку белого хлеба
Когда семья Петренко попала в этот лагерь, Валере исполнилось 4,5 года.
– По периметру лагеря в Торуне ходили эсэсовцы с автоматами. Мне захотелось потрогать оружие, и я направился прямо к одному из них, самому молодому. Похоже, он был выпивший и направил дуло на меня, а я спросил у него: "Что ты тут делаешь?" Объяснялись жестами, хотя потом я научился некоторым простым словам. Немец ответил, что охраняет, а потом поставил автомат на предохранитель и дал его мне. И я стал ходить с этим довольно тяжелым для детских рук оружием, подражая немецким охранникам. Это так развеселило эсэсовца, что он сбегал в барак, где была кухня, и принес буханку белого хлеба. Я побежал и отдал хлеб матери, думал, что сейчас мы наконец-то будем его есть, но мама поделила булку на много маленьких кусочков, часть отдала другой семье, с которой дружили. Оказывается, была у них в лагере договоренность, что если кому-либо удастся достать какую-нибудь еду, то ее будут делить поровну. А я так хотел съесть половину этого хлеба сразу, что от горя ревел белугой.
– Как вас, узников, кормили?
– Те, кто работал, копал окопы, например, получал сухой паек. У нас в семье могли работать только мама и дедушка. А двух сухих пайков на шесть голодных ртов, естественно, не хватало. Я даже и не вспомню, какие продукты входили в этот паек, но был он очень скромный. Хлеба, как я уже раньше говорил, мы не видели вообще.
– Вы помните, чего в лагере боялись больше всего?
– Все боялись, что завтра может никогда не быть. Прилетит ли шальная пуля в тебя или не будет еды! Но дети есть дети. Находили друзей, играли.
– После польского лагеря вас угнали в Германию?
– Да, в Штрассенбург, это в 75 километрах от Берлина. Маму послали работать на сахарный завод, она шила мешки для сахара. И нам, детям, иногда украдкой могла принести жмыха от свеклы. На сахарном заводе работала женщина фрау Марта, она была наемной сотрудницей. У нее, как и у мамы, было трое детей. Она из жалости иногда приносила матери кусок хлеба с маргарином и прятала его в туалете, чтобы охрана не видела. Потом я заболел брюшным тифом и попал в больницу, где лежали дети других угнанных на работу в Германию людей. И фрау Марта приносила мне иногда поесть, пару куриных крылышек или пару яиц.
– А вы помните, когда вас освободили?
– Это было начало апреля 45 года. Выходит, я три года пробыл в плену. Несколько дней подряд Штрассенбург атаковали советские самолеты. Громко выли сирены. В какой-то из дней мы проснулись вместе с мамой, ей надо было идти работать на сахарный завод, а охранники просто растворились. И мы пошли пешком на восток. Вышли за город и увидели, что поле вдоль дороги усыпано трупами наших и немцев, узнали по шинелям. У наших они рыжеватые, а у немев серые с зеленым оттенком. А потом навстречу нам поехали танки со звездами и в конце колонны машина-полуторка. Она остановилась, и два русских солдата стали спрашивать, кто мы такие и откуда? Узнав, дали нам два мешка сухарей. Вот радость-то была, что теперь точно до дома дойдем и с голода не умрем! Мы шли день, а на ночь решили спрятаться на всякий случай в лесном овраге вместе с другими людьми. Было холодно, и кто-то развел костер. Его заметили с дороги немецкие мотоциклисты. Нас вывели из леса под дулом автоматов. Мама с бабушкой, решив, что нас сейчас расстреляют, заголосили и бросились на колени. Они умоляли немецкого офицера пощадить нас. И тот дал мотоциклистам команду уезжать. А потом мы наконец-то попали в расположение советских войск. Каждому сразу дали по две ложки каши, больше было нельзя, иначе можно было умереть. Мы же голодали постоянно, и желудки усохли. Затем нас погрузили на повозки и повезли до железнодорожной станции, оттуда на товарняках мы добрались до своей родной деревни.
– Первое, что вы увидели, когда попали домой?
– А не было дома. Торчала только одна печная труба. Кому посчастливилось вернуться в Прибытки, натягивали над пепелищем брезент – первое время так и жили. Дедушка, когда фашисты только входили в нашу деревню, закопал под яблоней сундук с маминой швейной машинкой "Зингер" и отцовскими вещами. Потом еще долгое время мама шила нам на ней, ничего же не было после войны. Достанет ткань – значит, будет рубаха кому-то из нас. Я, кстати, сам тоже научился перешивать одежду, доставшуюся от старших братьев.
– Значит, ваши братья тоже вернулись целыми и невредимыми?
– Да, нам всем повезло. Борис, который старше меня на 3 года, потом школу закончил с золотой медалью. Авиационный институт с красным дипломом. Он тоже приехал в Новосибирск, здесь работал инженером на Чкаловском заводе. И самый старший брат Аркадий, разница у нас 4 года с ним, на ум не жаловался. Закончил после войны Минский лесотехнический институт. Все мы выучились, получили высшее образование и работали по специальности.
– А дедушка ваш как пережил плен?
– У него еще со времен Гражданской войны инвалидность была. Сердце шалило. Но когда немцы нас угнали, пришлось и ему тяжело работать, как и всем взрослым. После того, как мы вернулись, домашними хлопотами занимался, на рыбалку ходил. Умер в 70 лет.
– Вы не упомянули об отце, где он был во время войны?
– В 1941 году мой отец Федор Федорович Петренко окончил пехотно-пулеметное училище и был отправлен на фронт через 10 дней после начала войны. В первом же бою с немцами его ранило в ногу. Рядом находилась какая-то деревня, и местные крестьяне пытались спасти его. Обрили голову, будто он обычный солдат, а не офицер. Немцы, когда прочесывали деревню, нашли отца и еще двоих красноармейцев. Взяли в плен. Среди военнопленных нашелся предатель, указавший на офицерское звание отца, и его отправили в польский концлагерь "Замостье". Отец не любил вспоминать то время. За год в концлагере "Замостье" умерли от голода и болезней 7 тысяч человек.
Нет ничего в жизни страшнее войны, которая идет на твоей территории
– Как ему удалось остаться в живых?
– Благодаря австрийскому дельцу, который приехал в концлагерь и отобрал людей для строительства дорог. Наверное, просто купил. В их числе оказался и мой отец. Освободили его и других пленных рабочих в 45 году американцы.
– Вашей семье повезло дважды, если можно так выразиться. Вы выжили в лагерях и избежали репрессий, коснувшихся многих фашистских узников после возвращения в СССР?
– Я сам удивлен, что МГБ СССР быстро отстало от нашей семьи. Посылались запросы и в отношении отца, и касательно матери. Предполагаю, что ничего на них не нашли и в предатели Родины записывать не стали. Может быть, сыграло роль, что папа еще до войны стал основателем Прибытковского народного хора, известного на всю Белоруссию.
– А как сложилась после войны ваша судьба?
– Я закончил в Прибытках 7 классов, поступил в Минский политехникум, а потом знакомый предложил мне приехать в Новосибирск. Я закончил институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии. Женился. Родились сын и дочь. Всю жизнь проработал геодезистом и считаю себя абсолютно счастливым человеком.
