9 ноября Заводский райсуд Кемерова оштрафовал протестантского пастора Андрея Матюжова на 10 тысяч рублей за "призывы к политическому активизму", возбуждение ненависти к госслужащим и представителям власти, выступление против ислама. Основанием для возбуждения дела стали материалы, полученные в ходе проверки, проведённой Управлением ФСБ. Суд согласился, что всё перечисленное было в проповеди Матюжова "Сребролюбие – корень всех зол", выложенной на YouTube.
В этом выступлении, которое состоялось еще в августе, Андрей Матюжов, в частности, упомянул учителей, которые участвуют в фальсификациях на выборах "за 10 тысяч рублей". Кроме того, он неодобрительно высказался о приезжих: "Пройдет еще сколько-то лет, Таджикистан, Узбекистан здесь будет конкретный: если не мы будем им проповедовать Евангелие, они принесут нам свое "Евангелие". Отдельного упоминания удостоился Владимир Путин: "Если я вижу – от нашего президента и его окружения до всех их элит – они все пилят бабки, они несут зло на нашу землю, и надо их убрать".
В интервью редакции Сибирь.Реалии Андрей Матюжов, возглавляющий кемеровскую религиозную группу "Любовь Христа", входящую в объединение "Новое поколение", рассказал, что за свои религиозные взгляды и гражданскую позицию привлекается к административной ответственности с 2010 года.
– 9 августа я опубликовал на YouTube кафедральное послание "Сребролюбие – корень всех зол", – рассказывает Андрей Матюжов. – Оно в открытом доступе, можно посмотреть. Эта запись послужила предлогом для того, чтобы меня обвинили, что я призываю людей выйти по примеру Хабаровска, призываю к свержению власти, разжигаю межэтническую рознь. Задача пасторов – истолковывать Писание в соответствии с сегодняшним днём. Большинство пасторов ограничиваются вопросами семьи, вопросами ценностей. Я учился в Российской академии госслужбы при Президенте РФ, много лет занимался бизнесом. Поэтому понимаю, как государство устроено. В той же Академии увидел, что чиновников учат быть циниками, жертвовать людьми ради цели. Почти в каждом семестре было несколько задач, наподобие: "Тонет корабль. Мест в шлюпках на всех не хватит. Кого надо спасать?" В нашей группе учились сотрудники ФСБ, полиции, военные. Выпускники этой академии занимают самые высокие должности, становятся губернаторами.
В той проповеди, за которую меня оштрафовали, я толковал Первое послание апостола Павла Тимофею: "Желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям". Я рассуждал о том, что сейчас только ленивый не говорит, что везде коррупция, все воруют. Это – сребролюбие. Что в результате? Пришла болезнь, коронавирус, а государство не может народ лекарствами обеспечить. То же самое с экологией. В Норильске была авария. А почему? Из-за жадности, из-за алчности не туда пошли 4 миллиона рублей, которые должны были потратить на строительство нового резервуара. И в Кемерове Искитимка окрасилась в красный цвет, потому что деньги не туда потратили. Я говорил: "Если коррупция будет продолжаться, не удивляйтесь, что наша жизнь не улучшается".
– На суде у вас была возможность что-то объяснить?
– Я говорил, что надо не отдельные фразы из контекста выдёргивать, а ознакомиться со всей проповедью, понять её стилистику. Этот суд слова Иисуса "… разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его" истолковал бы как призыв громить церкви, а слова "никто не приходит к Отцу, как только через Меня" трактовал бы как разжигание межконфессиональной розни. Я спрашивал: "Где я призываю выходить на улицы, как в Хабаровске? Где я сказал, что мусульмане плохие люди?" Я говорил, что киргизы и казахи приносят в Россию свою веру, свою культуру, но это же естественно.
С судом я сталкиваюсь часто и вижу, что судьи у нас несвободны. Мне их жалко. Я просил посмотреть видеозаписи других моих проповедей, просил провести религиоведческую и психологическую экспертизы. В деле ни одной экспертизы нет, есть только справка, к которой не приложена лицензия, свидетельствующая, что эти люди имею право делать выводы. Где гарантия, что эту справку составляли не те же люди, которые меня обвиняют?
ФСБ напишет, что ты экстремист, и не поможет никакая экспертиза, никакой адвокат
Это последнее дело стало резонансным. Уже и Европа узнала, и ближнее зарубежье. Из США ещё только не звонили. Мне предложил помощь Славянский правовой центр, который возглавляет Анатолий Пчелинцев. Оттуда написали: "Мы дойдём до ЕСПЧ, потому что здесь нарушение свободы совести и вероисповедания". Пусть потратим на это три-четыре года, но что-то сделаем для улучшения ситуации в стране.
– Предыдущее, августовское дело было связано с митингами в Хабаровске?
– Да. Дело было возбуждено по инициативе Центра "Э". Обвинили в том, что призывал людей выйти на митинг. Оштрафовали на 20 тысяч. Но я на своей личной странице в инстаграме написал, что в 16:00 иду прогуляться, чтобы поддержать ребят из Хабаровска. Никого с собой не звал. Не писал, где именно буду гулять. Я считаю, что с хабаровчанами поступают крайне несправедливо. Это моя гражданская позиция. Но и как христианин я знаю: если видишь голодного – накорми, нагого – одень, если видишь несправедливость по отношению к другому – не молчи, скажи. В Хабаровске люди не жгут машины, не бьют витрины. По сути, выходят мирно, по-христиански.
Я не писал: "Встречаемся там-то, надеваем футболки с такими-то надписями и кричим такие-то лозунги". Все обвинения в мой адрес надуманны. После этих судов я понял, что сегодня в России посадить могут любого. ФСБ напишет, что ты экстремист, и не поможет никакая экспертиза, никакой адвокат. Тебя оштрафуют или посадят, и никакой правды не найдёшь.
– Когда у вас начались конфликты с правоохранительными органами?
– Десять лет назад, когда нашей кемеровской церкви "Любовь Христа" исполнилось десять лет. Мы хотели к юбилею сделать в Кемерове конференцию для прихожан, пригласили пасторов из других городов. Своего здания у нас ещё не было. Для конференции арендовали зал в торговом центре "Лапландия". И директор торгового центра за два дня до даты говорит: "Мне звонили из администрации. Возвращаю вам деньги. Зала не будет". А уже гости из других городов приехали. Я пошёл в обладминистрацию в отдел по работе с религиозными организациями: "Если там запретили, дайте нам другое место". – "Мы ничего не запрещали". – "Ну как не запрещали?! Директор "Лапландии" сам отказался от 100 тысяч рублей?" Я и так, и эдак. Увидел, что это стена непробиваемая. Собрал лидеров церкви: "Ребята, нарушаются права, гарантированные нам Конституцией, – свобода совести и вероисповедания. Я предлагаю выйти на коллективный пикет". И мы вышли. Тогда о коллективных пикетах ещё не нужно было уведомлять. Приехали сотрудники правоохранительных органов, и один из них говорит: "Как же мы прошляпили?" При губернаторе Тулееве искоренялась любая оппозиция, а тут раз – верующие вышли! Полиция в шоке. Тогда первое административное дело завели. Я судье объяснил: "У нас день рождения, праздник, нас просто вытолкнули на улицу". Суд встал на нашу сторону, нас не оштрафовали. Праздник всё-таки провели, но он получился скомканным – пришлось арендовать автобусы, ехать на турбазу.
Власти поняли, что у меня есть гражданская позиция, начались мелкие пакости, но самый пик гонений случился, когда Крым перешёл к России и в Донбассе и Луганске началась гибридная война. Я не верил СМИ и слетал в Украину, чтобы лично посмотреть. Встретился с пасторами, которые живут на приграничных территориях. Когда вернулся, в проповеди сказал: "Это братоубийственная война. Человеком может руководить как Бог, так и дьявол. Развязавший войну сейчас находится в руках сатаны. Поэтому надо молиться, чтобы всё это закончилось". Был привлечён к ответственности, получил пятнадцать суток.
– Запись проповеди выложили в интернете?
– Нет. Мы тогда ещё не выкладывали.
– Тогда как они узнали? Донёс кто-то из прихожан?
– Наверное, в каждой церкви есть какие-то завербованные люди. На проповеди я озвучил свою позицию. Думаю, что все хотели бы остановить братоубийственную войну. Рассуждаю уже как гражданин, а не как пастор: мы со всеми соседями перессорились – Украина, Белоруссия, Армения… Иными словами, внешняя политика у нас отвратительно ведётся, да и внутренняя тоже. Понимаю, что у Путина были какие-то амбиции империю собрать, но это было ошибочное направление. В итоге мы за двадцать лет со всеми соседями разругались и экономику свою угробили.
– В чем именно вас обвинили, за что вы отсидели 15 суток?
– Это была спецоперация. Я думаю, это было ФСБ. Начали с реабилитационного центра, который мои прихожане открыли в Кемеровском районе. Я сам этим направлением не занимаюсь. Центр открылся в 2009 году. И до 2014 года проблем не было. Полицейские приезжали, если искали лиц, находящихся в розыске. После моей проповеди об Украине моих прихожан попытались обвинить в том, что они насильственно удерживают там людей, но это уголовное дело развалилось. Тем не менее, центр пришлось закрыть, так как его организатором угрожали, что подбросят им наркотики и посадят. Дело против реабилитационного центра стало поводом провести обыск в церкви – якобы в церкви содержались доказательства принудительного пребывания наркозависимых в центре. Параллельно стали наезжать на мой бизнес. Раньше всё работало как часы, а в 2014 году я потерял за один год 45 миллионов. Два самых крупных покупателя вдруг объявили себя банкротами и перестали мне платить. Ещё у меня было кафе в торговом центре, директор которого, не объясняя причин, резко поднял арендую плату, мне пришлось закрыть кафе. Не верю, что это совпадение. Потом я попался на провокацию: накануне меня лишили водительских прав, но, когда позвонил следователь, и попросил забрать ноутбук, конфискованный в моей церкви во время обыска, я сел за руль, чтобы быстрее поехать. Когда уже вышел из машины и подходил к зданию, меня задержали сотрудники полиции и ОМОНа: "Ты ехал без прав". – "Но я сейчас не еду, а иду пешком. Как вы докажете?" – "А у нас есть оперативная съёмка сотрудников Центра "Э", что ты ехал без прав". Доставили в суд, дали пятнадцать суток, в тот же вечер провели обыск в моей квартире.
– В церкви и у вас дома нашли что-то компрометирующее?
– Нет. Если бы нашли, завели бы уголовное дело, а его не было. Просто изъяли жёсткие диски компьютеров, а когда потом мы попросили вернуть, потребовали у нас документы на жёсткие диски. Эти документы не сохранись, и нам не вернули.
– Дальше был "пакет Яровой"?
– Да. К нам на проповедь приходили сотрудники. Мы уже вели трансляцию проповедей в интернете, но они пришли со своей видеокамерой и потом использовали эту видеозапись как доказательство. Было сразу два дела: одно против меня, второе против моей жены. Обвиняли, что проповедовали с нарушениями – наша религиозная группа была или не зарегистрирована, или вовремя не продлила регистрацию. Хотя жена даже не проповедовала. Она свидетельствовала пять минут. Рассказала, как её случайная встреча с наркоманкой изменила жизнь этой наркозависимой, сумевшей избавиться от зависимости и прийти к Богу.
По закону можно проповедовать, будучи представителем зарегистрированной организации. Я запросил и получил соответствующую справку в "Новом поколении" (в это объединение входит религиозная группа Матюжова. – С.Р.), предоставил эту справку суду, но её даже рассматривать не стали и просто оштрафовали на 40 тысяч. Я был одним из первых, кого дёрнули по этому закону Яровой. Сделано это было, чтобы запугать всех нелояльных властям верующих.
В итоге последняя инстанция, в которую мы подали апелляцию, признала, что в деле были нарушения. Моё дело отправили на доследование, но так как сроки были уже упущены, дело прекратили. А мою жену всё-таки оштрафовали на 15 тысяч, хотя её дело было написано под копирку.
Когда я десять лет назад столкнулся с проверками, понял, что в России проще быть религиозной группой, чем зарегистрированной церковью. Если в религиозной группе находят нарушение, пастор платит штраф, например, пять тысяч, а если в зарегистрированной церкви – 100–200 тыс. Если власти не хотят, чтобы мы юридически были церковью, мы будем религиозной группой.
– А ваших коллег по церкви и прихожан силовики не беспокоили?
– В 2014 году, когда я сидел 15 суток, обыск был не только у меня, но и в домах некоторых служителей. Вызывали их. На меня вылили всю грязь, которую только могли. Я не претендую на непогрешимость. Совершенен только Христос. Но они хотели разрушить церковь. Говорили прихожанам про меня: "Посмотрите, какой он порочный. Как вы можете ему верить?" Многие прихожане испугались, а из служителей никто не ушёл. Например, одна моя прихожанка училась в институте, шла на красный диплом. Её вызывают в деканат. Там два сотрудника – один в полицейской форме, другой в штатском. "В какой религиозной группе состоите? Как давно посещаете? Желательно не посещать". Намекали, что отчислят. Но она сказала: "Отчислите так отчислите". Ей всё-таки дали окончить вуз. Людей запугивают, и не все мне об этом рассказывают.
– Многие перестали ходить на проповеди?
– У меня в церкви было под пятьсот человек, стало триста.
– А сейчас?
– Сейчас больше. В связи с коронавирусом мы перешли в онлайн. И очень много прихожан стали смотреть наши богослужения, мы выросли в два раза. У нас появились прихожане из других городов и даже стран. Думаю, коронавирус изменит лицо церкви. Церковь, и не только протестантская, уйдёт в интернет. Я уже четыре года езжу по миссиям и могу, образно говоря, вести в Кемерове церковь, даже находясь в другой стране. Каждый день делаю какие-нибудь трансляции. Вот моя кафедра (показывает смартфон).
– На ваш взгляд, в России сегодня соблюдается свобода вероисповедания?
– В Конституции сказано, что есть, а по моим ощущениям – нет. Допустим, молодёжь, мои прихожане, в 2012 или в 2013 году выходили с плакатами: "Приди к Богу", "Господь меняет мою жизнь", а потом к ним домой полиция приходит и фотографирует этих 15–18-летних ребят. Ну, какая это свобода вероисповедания? Эта свобода, как и бесплатная медицина, справедливый суд, существует только на словах.
Я не считаю иеговистов христианами, но знаю, что они точно не экстремисты, не злые люди. Не хотят служить в армии? Но такие есть и среди баптистов, и среди православных. Дела против иеговистов носят политическую окраску. Преследования Свидетелей Иеговы – большая ошибка.
– В одной из проповедей вы сетовали, что среди протестующих в Хабаровске и в Минске не видно пастырей, священников.
– Священник не должен быть только с протестующими. Но он должен быть там, где есть народ, чтобы доносить христианскую позицию. Я не принадлежу ни к одной политической партии, но выходил на белоленточный митинг "За честные выборы". Тоталитарные режимы обречены, они рано или поздно падут. Сегодня в Хабаровске и в Минске выходит креативная молодёжь, которая через 10–20 лет будет управлять государством. У них есть потребность в справедливости, потребность в духовных пастырях. Но сегодня священники боятся быть замеченными среди этих людей. Знаю, что есть православные батюшки, у которых гражданская позиция, схожая с моей. Но их ссылают в глушь, лишают сана, как, например, Андрея Кураева. У них, видите ли, централизация. Большинство протестантских пасторов тоже не афишируют свою гражданскую позицию, потому что боятся потерять паству. Они говорят: "Андрей, ты смелый по жизни, а мы нет. Будем за тебя молиться".
– Прихожане рассказывают вам о том, что именно их волнует сейчас, какие проблемы им приходится решать?
– Конечно. Даже вот последнее – лекарств на всех не хватает в аптеках, медицинское обслуживание трудно получить. Как лечиться? Чем лечиться? Среди моих верующих друзей в других городах есть врачи. Я помогаю кемеровским прихожанам связаться с ними, чтобы они могли получить консультацию дистанционно.
Предстоит ещё десять, пятнадцать, двадцать лет продолжительной работы, но перемены придут, однозначно. Путин не вечен
Мои прихожане попадали под чёрных риелторов. И мы вступились, не дали отобрать квартиры.
Недавно наряду с проповедями я стал выкладывать на YouTube интервью, которые делаю с кузбассовцами, в том числе и с оппозиционерами. Я не во всём разделяю их взгляды, но вижу, как оппозиционеров унижают и уничтожают, и не могу смириться.
Мне стали звонить даже неверующие. Говорят, например, что могут поделиться данными о ситуации в здравоохранении. У людей есть толика надежды, что если интервью увидят за пределами города, оно приобретёт резонанс и будет какая-то реакция властей. Но я всё-таки пастор и не собираюсь переходить в политику. Всё-таки сосредоточен на конкретном человеке. Если с ним поступают несправедливо, поднимаю голос в его защиту. Это моя позиция.
– Кемеровские священники вас поддерживают?
– Да, но не могу назвать имён, потому что они говорят, что могут не выдержать прессинга. У нас есть пасторский союз, пасторское общение. И православные священники поддерживают. Говорят: "Тебе будет сложно, но ты молодец!" Меня поддерживают оппозиционные блогеры! Пишут на своих страницах, как меня власти преследуют… Конечно, есть и священники, которые считают, что я не прав. Церковь наполнена священниками, лояльными власти, но мир меняют реформаторы: апостол Павел, Мартин Лютер Кинг, Иоанн Павел Второй.
Я вижу, что нашей стране нужна не революция, не быстрая смена власти, а реформация – изменение ценностей и мировоззрения. Это долгий процесс. Поэтому у меня нет такого, как у Навального, – быстро, коротко. Нет, предстоит ещё десять, пятнадцать, двадцать лет продолжительной работы, но перемены придут, однозначно. Путин не вечен. Мир всегда меняется. Другой вопрос – когда уйдёт старое, каков будет новый путь? Многие говорят: "Давайте вернёмся к сталинизму и к репрессиям". Но это не тот путь, по которому надо идти.
На мой взгляд, общество остро чувствует несправедливость, которая сегодня во всём, хоть в той же пенсионной реформе. И я понимаю, что в церкви люди не нашли справедливость. Обратились, например, в православную церковь, но увидели, что священники не соответствуют их ожиданиям. У меня сейчас больше претензий даже не к власти, а к Церкви, которая должна быть светом и солью. Чтобы общество поменялось, нужно, чтобы священники стояли за правду. Если священство погрязло в коррупции, в лизоблюдстве, в угодничестве власти, то прихожане разочаровываются. Сейчас колоссальный отток идёт из православной церкви. Мой авторитет стал расти, потому что я принципиальную позицию занял.
– Став пастором, вы параллельно продолжали заниматься бизнесом. Бизнес в России ассоциируется со взятками, откатами, неуплатой налогов. Можно ли у нас в стране вести бизнес и при этом жить согласно христианским заповедям?
– Я много лет занимался бизнесом. Сначала занимался бензином, потом пунктами общественного питания, потом открыл Кузбасский шинный центр, но окончательно ушёл из бизнеса шесть лет назад, так как меня попросили стать епископом и помогать церквям в других регионах. Когда у тебя двухмесячные командировки, вести бизнес сложно.
Надо понимать, что нет христианского бизнеса. Есть христиане, занимающиеся бизнесом. Понятно, что верующие хотят оставаться в поле закона. Меня много раз спрашивали: "Я получу выгодный контракт, если дам откат. Что делать?" – "Это твоё решение. Я не могу тебе подсказать". Почему так происходит? Потому что система такая, что почти невозможно заниматься бизнесом, не давая откатов. И я считаю, что сегодня настоящего бизнеса в России, по сути, и нет. Все бизнесмены – это скорее лавочники. Бизнес – это когда ты уверен, что его у тебя не отберут. Но сегодня такого про себя не может сказать ни один российский бизнесмен.
– Говорят, что в молодости вы были рэкетиром. Это действительно так?
– Уголовщиной я не занимался, был спортсменом. По молодости, в 90-е годы, мы работали по возвращению долгов – как сейчас коллекторы делают. Надо ещё понимать… Всё-таки моя мать православная монашка. И у меня где-то внутри всегда было – не обижать бедных. То есть если я видел, что человек не мошенник, а просто прогорел, то не давил на него. Но это был короткий отрезок моей жизни. Потом я сразу ушёл в большой бизнес, для которого в 90-е годы нужно было иметь дух… Я никогда никому не платил – ни ментам, ни за "крышу". Я поставлял сюда топливо на 50 процентов заправочных станций. Был в большом бизнесе, там миллиардные обороты. Бог позволил мне подержать в руках огромную сумму денег, почувствовать большую власть. Я понял, что в этом счастья нет. Вырос без отца и хотел, чтобы семья у меня была крепкая. Этого не получалось, и только через веру, через встречу с Богом у меня в семье всё наладилось. После этого сказал: "Всё. Хочу только так жить". Это как апостол Павел имел власть сажать верующих в тюрьму, убивать их, а потом встретился с Богом и умер в итоге за Христа. Это мой сознательный выбор.
– Как ваша мама, православная монахиня, отнеслась к тому, что вы выбрали протестантизм?
– Сначала пыталась меня переубедить. Хотела, чтобы я стал православным батюшкой, но Бог решил иначе. Она приводила на мои проповеди православных священников, которые сказали: "Твой сын – настоящий христианин, только не православный". С тех пор мама успокоилась, иногда приходит на мои проповеди и с удовольствием слушает.