Блогер и бывший хабаровский журналист Алексей Романов, видеорепортажи которого с протестных акций Хабаровска в YouTube набирают сотни тысяч просмотров, не так давно вышел из изолятора родного города. И сразу улетел в Белоруссию. В интервью сайту Сибирь.Реалии Романов рассказал, как избивают минские правоохранители безоружных горожан, какие силовики Белоруссии "самые отмороженные" и почему, преодолевая страх, белорусы продолжают выходить на улицы.
– Вы сейчас в Минске? Готовитесь к съёмке пятой ночи протестов?
– Я сейчас в городе-герое Минске, и разумеется, не в гостинице – мы же старые конспираторы, – смеется Романов. – Да, можно сказать, на явочной квартире. Сегодня на протесты не ходил – монтировал то, что снимал накануне. Но позже вечером планирую там быть.
– Писали, что из Хабаровска вы так стремительно уехали из-за давления местных властей?
– Мне, кстати, прислали странные публикации СМИ – якобы я уехал под давлением хабаровских властей. Это не так: ведь я после освобождения, после 7 суток ареста, пришёл на следующий митинг в субботу, хотя мне действительно угрожали повторным обвинением в участии в несогласованном протесте. Зачем же я пошёл на него, если опасался этого? Понятно, что Хабаровск я покинул вовсе не из-за этой угрозы, а из-за протестов в Минске.
– Что вы увидели в столице Беларуси?
– Первые дни протестов, по моему мнению, оформило предложение от штаба Тихановской (Светлана Тихановская – оппозиционный кандидат в президенты Белоруссии, противник Александра Лукашенко. – Прим. С.Р.): противники Лукашенко приходят на участки ближе к их закрытию, чтобы проголосовать и дать меньше шансов для различных махинаций, а потом остаются на участках, контролируя подсчёт. То есть основная масса людей собралась на участках в районе 20–21 часов. И первый большой протест произошёл уже в темноте – первый разгон народа происходил в глубоких сумерках, ночь уже была. Второй день протестов – его и днём-то не назовёшь, днём ничего не было – люди вышли примерно в то же время. С семи вечера, не раньше. И до самой ночи. И заметно было, что все происходило без организации, спонтанно. Мы ещё пытались анализировать, мол, людям вечером, после работы удобнее. Нет, здесь не та ситуация, многие уже готовы на работу не оглядываться. И в третью ночь подобное было. Только сейчас ситуация стала меняться, во многом благодаря вчерашнему женскому маршу, который ещё называют марш с цветами. Он начался в 11 часов утра. Перед этим, напомню, силовики три ночи подряд избивали в основном мужчин. А на женском марше, слава богу, впервые никого не тронули. Но только они рассчитывали, что это будет небольшой флешмоб на несколько минут, а превратилось это в масштабное шествие, которое продолжалось весь день – с 11 до часов 16. И сегодня этот марш женщин повторился, только он уже был в нескольких местах в Минске. И еще вышли с протестом медики, вышли артисты из филармонии. И вечером протесты опять будут – город уже гудит, пятую ночь подряд. То есть с четверга, как минимум, Минск перешёл на круглосуточный режим протестов.
– Численность протестующих как оцените?
– Трудно посчитать. Не очень много, если сравнить с тем же Хабаровском. Но в Хабаровске люди выходили, зная, что в них никто не будет стрелять. А здесь знают, что будут стрелять, и всё равно выходят. И тут ещё непонятна логика полицейских – будут или не будут стычки, взрывы, расстрелы. Логику решений полиции понять сложно. Вот стоит группа мирно протестующих на перекрёстке – а белорусы удивительно законопослушны (до тошноты – на взгляд русских: они даже на проезжую часть во время протестов не выходят), – проезжает машина полиции, а на другом точно таком же, где стоит ровно столько же людей без агрессии, – полицейские вдруг могут остановиться и начать месилово.
В воскресенье протестующие собрались в основном в центре, в районе стелы (памятник с надписью "Минск – город-герой"). А на следующую ночь – с понедельника на вторник – побоища уже были на "Риге" (универсам в Минске), самое большое (тысяч 5 протестующих) – на Пушкина (спальный район на границе с центром города), на Малиновке, на Короне, Серебрянке – 5–7 мест, где прямо боевые действия вела полиция с жителями, в каждой точке собралось по несколько тысяч человек. Как действовала полиция? Обычно сначала заезжают броневики, потом водомёты, полицейские разгоняют-вытесняют всех, самых зазевавшихся – дубинками, спецсредствами: люди отходят. Полиция дубинками добивает людей во дворах, каких-то переулках, куда протестующие пытались скрыться. Такая очевидно армейская ситуация, только люди без оружия совершенно, без каких-либо даже предметов в руках. Если встречались горячие головы, призывавшие разбирать брусчатку, – их тут же осаживали сами протестующие, угрожая изгнать к тем же полицейским. Принципиально мирный протест, я бы даже сказал, жертвенный настрой.
После водомётов и больших броневиков все эти дни против протестующих выходит не очень много силовиков, но они, видимо, самые подготовленные. Они выходят с щитами, и сразу же начинают кидать в людей светошумовые гранаты. Они взрываются очень громко, сильно, на нервы это действует ужасно. А еще выяснилось, что осколки от этих гранат могут быть смертельными. Люди разбегаются, наступает какая-то пауза. Часть протестующих уходит, часть начинает вновь стягиваться на это место. Они вновь кидают эти гранаты, начинают пускать газ, разгонять ещё и газом. Люди опять расходятся, опять собираются. Потому что это же просто оскорбительно, когда ты не можешь в своем городе стоять там, где ты хочешь стоять. Когда уже совсем немного остается людей, ближе к ночи (стрельба и взрывы часов с 9 вечера начинаются) самые жестокости и происходят: подтягиваются дополнительные силы полиции, и они бросаются на зачистку – десятки омоновцев выскакивают, бегут во все стороны, во дворы, хватают людей во дворах, бьют, тащат их в автозаки, иногда просто бьют и дальше бегут. В чистом виде зачистка территории, несколько кварталов вокруг того места, где было побоище, они "зачищают". В ночь на среду во время этих зачисток ломали двери в подъезды, ломали двери в магазины. Человек убегает, прячется в магазин – они врываются следом, не разбираются, кто спрятался, бьют всех. Чеченская какая-то история.
– Важный еще нюанс с самоорганизацией: тут же появлялись люди, обычные горожане, женщины, как правило, которые приносят в домашних авоськах бинты, перекись, и тут же принимаются оказывать первую помощь. В третью ночь полиция уже целенаправленно стала охотиться за такими санитарами. Если человека задерживают и в сумках находят бинты – его крутили, винтили, били именно за бинты. Ещё в третью ночь целенаправленно били прессу. Мне в этой ситуации было чуточку проще, потому что на мне никаких опознавательных знаков не было, камера маленькая. Ребята от каких-то больших СМИ, как положено, с красивыми бейджами "Пресса", в бронежилетах и касках – вот они превратились в мишени. Били их, били их технику, выкидывали флешки. Наибольшая жестокость была проявлена в третью ночь.
– Фактически полукомендантский час был введён в Минске с воскресенья, 9 августа. С 17–18 часов здесь не работают никакие магазины: не то что они сами закрываются с перепугу, им приказано закрываться. Закрываются все кафешки, любой общепит, любое место, куда человек может сунуться, чтобы спастись, погреться или за помощью какой-то обратиться, воды набрать – всё наглухо закрыто. Перекрыты центральные кварталы, вокруг администрации президента все здания и улицы. Даже не на каждом перекрестке стоят патрули – они контролируют каждую арку зданий в этих кварталах. Места, где собиралась молодежь (здесь два таких – улица Зыбицкая, где ночные клубы, и улица Октябрьская, где кафе и культурные заведения), их просто закрыли полностью железными ограждениями. Главное ограничение и самое мучительное – ликвидация интернета: в воскресенье, когда заканчивались выборы, с интернетом начались проблемы. Совсем всё плохо со связью стало во вторник: в этот день у меня было склеено видео, но я так и не смог его выложить. Но что-то произошло – и в 9 утра среды вдруг интернет появился, и оптико-волоконный, и мобильный.
– В среду прошли уже проверенные и подтверждённые сообщения о забастовках, которые постепенно начинаются во всех городах страны. В среду же прошёл марш женский, который полиция не рискнула разгонять. Всё прошло без провокаций, если не считать нескольких "тихарей" (полицейских под прикрытием), которые шли в колонне – им было неуютно, потому что колонна женская, любого мужика видно. Больше там не было никакой полиции вообще. Где-то в отдалении крутились, и всё.
Все ждали с тревогой вечера среды – будут ли опять стрелять. Стрельбы, таких боев, которые были в первые три ночи, уже не было. Была только одна попытка винтить: в каком-то мелком городке, где пытались повторить женский марш, местная полиция женщин 15 скрутила. Их привезли в участок, без жестокости, а там разве что не извинились и тут же отпустили. Ждем, что дальше будет происходить.
– Эти акции в других городах Беларуси состоялись из-за того, что интернет восстановили? Или другие способы самоорганизации действуют?
– Телефон есть. Но большая часть выходила сама по себе, без координации, вообще не было три дня интернета, но все равно люди выходили, организовывались. Кстати, отключив интернет, власти подложили себе небольшую, а может, и большую свинью. Потому что когда выход в сеть был, возможность для координации оставалась, и тогда, как в воскресенье, был бы сбор в одной точке. А это идеальный подарок для полиции, они бы стянули туда все силы. А поскольку в понедельник люди не могли энергично координироваться, по телефону это трудно делать, то единой точки назначено не было, люди собирались в разных местах, для полиции это была целая головоломка логистическая, как успеть во все эти места одновременно.
– Как сами протестующие объясняют зверства омоновцев против безоружных людей?
– Люди чаще говорят о том, что полицейские свой хлеб отрабатывают – 35 серебреников, или 35 окладов. Речь о том, что в Белоруссии когда полицейский продлевает контракт, ему единовременно выплачивается некое дополнительное пособие, премия за это продление – она равна 35 минимальным зарплатам. Мол, полицейские хотят отстоять своё положение, привилегии, зарплаты. А основное объяснение этой жестокости – это страх, они боятся, что протесты приведут к смене власти, и тогда пострадают уже те, кто эту власть защищал. Я склонен думать, что и то, и другое – в комплекте. Тем более появилось достаточно много информации о специфике работы на разгонах разных ведомств: сейчас каждый школьник в Минске понимает, чем отличается омоновский человек на разгоне, просто милицейский, вэвэшний или армейский, кого надо больше бояться, кого меньше, чего от них ждать и какая там мотивация.
– Кого больше надо бояться и почему?
– Самые отмороженные и жестокие – это, разумеется, омоновцы, потому что их много лет приучали к такого рода жестокости. Они никогда в принципе не предполагали, что их противником может быть кто-то, кроме простых мирных граждан, то есть у них давно снят психологический барьер на то, чтобы бить мирных, слабых, невооруженных, чтобы бить женщин – это их изначальная задача. Милицейские какие-то силовые подразделения, не омоновские, они чуть спокойнее себя ведут, потому что они хуже подготовлены, они если применяют силу, то все-таки в отношении какого-нибудь бунта в колонии, в отношении пьяных хулиганов, каких-нибудь фанатов, в любом случае кого-то достаточно агрессивного и небезопасного. Если ОМОН изначально ориентирован на то, чтобы разгонять простых граждан, то милиции приходится взаимодействовать с людьми более опасными. Поэтому бить неопасных для них не совсем комфортно.
– Всё время появляются разные данные по поводу гибели людей? Что вам известно?
– Был человек, которому в первую же ночь в грудь попал осколок светошумовой гранаты, его не спасли. Во вторую ночь на Пушкина в человека попала резиновая пуля. Полиция официально признала только эту смерть. Разумеется, убитый тут же оказался убийцей и наркоманом, судимым многократно и так далее. Еще я разговаривал с очевидцем. Он утверждает, что в районе "Риги" на третью ночь протестов своими глазами вблизи видел тело, в мешок запакованное. Ещё одна жертва была в Гродно, человека избили до такой степени, что он уже в изоляторе умер. Его избили и сами менты увезли в реанимацию. Еще была жертва, когда полицейские остановили движение транспорта, пассажир, который ехал к своей девушке, вышел из автобуса, хотел дальше идти пешком – его завинтили, избили, он умер.
Получается, что официально власти признали одну жертву, но люди твёрдо уверены, что их минимум пять, и возможно, о других мы ещё не знаем.
"Здесь страх руками пощупать можно"
– Почему люди, зная о погибших, все равно выходят? Они совсем не боятся?
– Они устали бояться. Вы не представляете, насколько белорусы были в постсоветское время затюканы. Это такой прессинг психологический, что на его фоне Россия курортом кажется, просто средоточием всевозможных свобод. У них на государственных и вообще на крупных предприятиях существует официальная должность "ответственный за идеологию" на уровне, наверное, замдиректора. Люди просто категорически устали.
Возможно, подобная история случилась бы раньше, на предыдущих выборах. Но это был 2015 год, и перед глазами у белорусов была украинская история, то, как себя вела Россия с Украиной. Разумеется, Лукашенко не составило труда сыграть на этих страхах. Люди молчаливо, стиснув зубы, согласились потерпеть его ещё пять лет, потому что попытка тогда его заменить (разумеется, сам он добровольно не уходил) могла бы привести к тому, что Россия воспользовалась бы моментом, как она воспользовалась им в Украине, чтобы отжать Крым. Чтобы России такого шанса не давать, люди согласились молчаливо ещё раз потерпеть товарища Лукашенко. Но в этот раз терпеть не стали.
Из трех альтернативных кандидатов в президенты двое в тюрьме, а третья выброшена за границу. Человек, которого заставляют прямо на диванчике Центризбиркома зачитывать какой-то текст по бумажке, притом что, скорее всего, она и есть избранный президент. В этом сомнений у местных нет ни у кого. И опытные ребята а-ля Шпилькин (российский математик, анализирующий статистику голосований в России. – Прим. С.Р.) посчитать успели по полученным данным – пропорция прямо противоположная официально названной: в районе 10% у Лукашенко и в районе 80% у Тихановской. Тихановская – избранный президент, Лукашенко проигравший, он в чистом виде узурпатор, в этом не сомневается никто.
Какой-либо поддержки Лукашенко я вообще не вижу. Если в России какая-то доля людей все равно так или иначе нормально относится к Путину, готова его терпеть или не готова его менять, то в Белоруссии я таких людей пока не встречал вообще. Понятно, что что я здесь не общаюсь с полицией, армейскими и чиновниками – может быть, только там и есть поддержка Лукашенко. А все остальные люди, с которыми мне приходится здесь пересекаться, – и сравнительно богатые, и совсем небогатые, образованные, необразованные, какие-то мужички откуда-то из провинции, с которыми на митингах пересекались, – все едины в своей ненависти, в своем неприятии Лукашенко. У человека ни грамма не осталось легитимности.
– С учетом этих настроений и реакции на протесты властей и силовиков какой прогноз дадите?
– Я всем этот вопрос сам задаю. Никто ничего не знает, все напряжены, все нервничают, все психуют. Это, как ни странно прозвучит, похоже на Хабаровск перед каждой субботой, когда народ сидит и думает: "А завтра выйдут или не выйдут?" Вот это ощущение в степень какую-нибудь возвести – и будет как в Белоруссии. Каждый вечер: "Выйдут люди или нет? Начнутся забастовки или нет?" Мы должны были ехать снимать эту акцию женскую вчера, попутали время, когда осознали, что опаздываем, как ужаленные туда рванули – боялись не застать. Казалось, там придет пять человек, их быстренько разгонят, мы даже не увидим этого. А оказалось, что это такая масштабная история на целый день.
Какой-то рубеж страха люди сейчас перешагнули. Белоруссия видела и разгоны, и помнит хорошо свою реакцию. Можно было в какой-то момент сказать, что это выученная реакция: нам дали по шапке, и мы этот урок восприняли. А в этот раз получилось, что они забыли эти уроки. Я думаю то, что связь была отключена всего три дня, – косвенный признак того, что ребята у власти рассчитывали, что "побесятся три дня и успокоятся". Они понимали, что будут какие-то протесты в воскресенье, их надо будет жёстко демонстративно подавить, какие-то оставшиеся вылезут в понедельник, тоже надо будет дать по макушке, а во вторник уже зачистить, и всё.
– Не готовы были к четвертому и пятому дню?
– Наверное, да. Они, наверное, рассчитывали, что в три дня они управятся. Был опыт. В 2010 году одного же раза хватило: вышли на площадь, получили по ушам, и всё. После этого они спокойно отлавливали активистов, спокойно сажали даже кандидатов, которые там были. Видимо, расчёт был и сейчас такой же – демонстративной, показной, очевидно преувеличенной жестокостью они смогут донести месседж до всех: "Ребята, остановитесь, вам хватит одного раза". Но что-то они, видимо, не учли. Люди сказали: "А вот фигушки, ещё хотим!" Опять, извините, процитирую свой ролик: мы там стоим, отмываемся от газа, воды кто-то принёс, мы пытаемся промыть глаза, плохо, все матерятся. И тут кто-то орет в сторону силовиков: "Давай ещё! Мало!"
"Хабаровск – курортники"
– Почему в России другие города не поддержали Хабаровск так, как белорусские регионы поддержали Минск?
– Чёрт его знает. Пока непонятно. По Минску никто ничего тоже точно не предсказал, все ошиблись. Вечером во вторник, после двух разгромных ночей, начиналась третья, стреляли опять где-то, уже не так густо, но стреляли, били журналистов, совершенно пустой город. Мы мотались как раз по городу, искали интернет, ощущение было, что всё умерло, всё кончилось, они победили. Это было еще в четыре часа ночи. А в 11 утра вышли эти девки в белой одежде, и всё изменилось.
– Эти события в Белоруссии как-то на Россию повлияют?
– Не знаю. Россияне плохо себе представляют, что здесь происходит. Я вообще подозреваю, что основное русское настроение примерно такое: "Чего они, нормальный же батька?! Нормально живут". Ведь представление в России о том, как живет Беларусь, что здесь за страна, что здесь за власть, что здесь за порядки – оно очень искажено. Наши даже не представляют, насколько здесь тяжело жить, насколько люди бедно живут и насколько люди несвободно живут.
– Если сравнить настроение протестующих в Минске и настроение протестующих в Хабаровске?
– Хабаровск – курортники. Дело не в ожесточённости, дело в страхе. Здесь страх руками пощупать можно. Каждый человек, который все эти дни выходит, он через такое внутри себя переступает. Ты входишь в любую толпу людей, приходишь на эту площадь – материально осязаемый, густой страх. Его я почувствовал в первый ещё свой приезд, когда ещё только подписи за кандидатов собирали. Уже арестовали Тихановского, но ещё не арестовали Бабарико. Люди приучены к тому, что, где бы ни находились публично, обязательно толкаются какие-то "тихари", что ты не просто под контролем и камеры на тебя смотрят – нет, стоят специальные люди, которые в любой момент готовы тебя в случае чего винтить. И это ощущение страха повсеместно. Этот страх сейчас почему-то преодолевается.
– То есть можно сказать, что в Белоруссии каждый раз переступают страх. А в Хабаровске что преодолевают?
– Скорее, нежелание оказаться в глупом положении. Я часто это слышал: "Скоро над нами смеяться будут. Ходим-ходим, а потом смеяться будут над нами". А здесь не до смеха, здесь реальный страх. Тут оставляют без работы по-настоящему, здесь бьют, здесь забирают детей, опека здесь обладает такими серьёзными полномочиями, что за любую политическую активность ты рискуешь остаться без детей. Угрожали Цепкало забрать детей. Приходили прокурорские работники в школу, составляли какие-то документы. В 2010 году конкретно отбирали у Санникова (кандидат в президенты в 2010 году. – С.Р.) и его жены ребёнка. Ребёнок находился при живой бабушке, а родители за политику сидели в тюрьме, и ребёнка не отдали бабушке. Последний раз, когда арестовали одного из политических активистов, к его жене просто пришли, сказали, что мы у вас заберём детей, если вы хотя бы вякнете.
Батька, собака, смог такую систему выстроить, что самые большие ужасы – они самые незаметные, неяркие. Штамп: скромная красота белорусской природы. Здесь скромное обаяние батькиного тоталитаризма. Оно везде, оно растворено. Похоже в каких-то вещах на кафкианскую историю, "Замок" какой-то. Ты не можешь это поймать, ты чувствуешь, что оно вокруг тебя, но ты не можешь это разглядеть.
– Россия может превратиться в такую вот Белоруссию?
– Нет, у нас многие вещи, всё-таки, невозможны. Вы можете представить себе Россию с отключенным интернетом? Мне кажется, это невозможно. А в Белоруссии оказалось возможным.
– Десять лет назад сложно было представить, что будут дела возбуждать за посты в соцсетях.
– Здесь народ находит на свалках пачки бюллетеней недосгоревших. Наши до такого не дошли.
– Члены УИК в России анонимно признаются, что цифры им спускают сверху. Пачки бюллетеней тоже находят на мусорках.
– Очень трудно обмануть интуицию, очень трудно обмануть чутье. Я приезжаю, условно говоря, в Грузию, у меня головокружение начинается. Как кессонная болезнь, когда водолаза резко поднимают с глубины, у него азот в крови закипает. Ходишь там в Грузии, как пьяный, просто от того, что у тебя с плеч снимают какой-то колоссальный пресс. То, что давит в России, там вдруг перестает давить, ты физически это ощущаешь.
А когда даже из России, не говорим про свободные страны, ты приезжаешь в Белоруссию, ты чувствуешь, как тебе этот пресс удвоили. Вам это странно слышать, но поверьте: Россия на фоне Белоруссии свободная страна, где легко жить, где нет такого пресса, где люди не так затюканы. Здесь государственные предприятия четыре пятых экономики составляют, люди тут почти крепостные. У них шансов найти нормальную работу в частном секторе нет, потому что частного сектора нет. А если политический ты, тебя и в частный сектор не примут, волчий билет.
– А если сравнить происходящее сейчас в Белоруссии с бархатной революцией в Армении, которую вы тоже освещали?
– Есть такое спорное предположение, почему в Грузии и в Армении во время революции полиция не решилась применять силу: начальство теряло власть, а приказа стрелять не дало. Потому что люди там помнили, как выглядит кровопролитие. В Грузии гражданская война была, долгая и мучительная, а в Армении был расстрел парламента. Там масса людей прошла через войну в Карабахе, они знают, что это такое – стрелять, и что это такое – убивать. Они уже побывали на той стороне, за чертой крови, ещё раз переходить её откажутся. А Беларусь пока не была.
– Вы приезжаете со своей камерой туда, где происходят протесты, снимаете, рассказываете про это. Почему вы это делаете? Опасно ведь...
– У меня 300 тысяч подписчиков на канале, а было меньше. Это меня кормит, это мой заработок, это моя профессия. Во-вторых, свожу какие-то свои, наверное, еще со школы старые счёты с этим чёртовым совком, который умудрился возродиться. Каждая революция, каждый протест – по большому счёту ответочка той гнили, которой была наполнена жизнь в Советском Союзе. Плюс ещё, наверное, какая-то история профессионального честолюбия. Потому что я начинал как новостник, но с новостями мне в 2001 году пришлось завязать, потому что уже тогда работать на телевидении в новостях было невозможно. А в 2016 году из Хабаровского края меня выдавливали по всем фронтам – даже в рекламе работать не давали, некоторые расследования в такую фазу завели наш конфликт с губернатором Шпортом, которого на последних выборах обошёл небезызвестный Сергей Фургал. На тот момент у нас с женой были несовершеннолетние дети, и мы решили не подвергать их излишнему прессингу и, возможно, опасности, решили переехать в другую страну, выбрали Грузию. Хотя многие знакомые говорили: ну, посидишь немного – выйдешь, ничего страшного, зато останешься на родине. Тогда я этого опасался. Сейчас не боюсь, уже посидел и действительно вышел. И если в Хабаровске ситуация опять обострится, наберёт обороты – я приеду, угроза повторного обвинения меня не остановит.
Ну, и ещё немаловажный момент, почему я делаю то, что делаю, – кто-то же должен. Да, с коллегами, в том числе из государственных СМИ, я общаюсь. В личных беседах они говорят, что всё понимают и про нынешнюю власть, и про "свободы". Иллюзий, какой-то слепой веры в неё ни у одного из них нет. Но есть гибкий позвоночник. Не все, но некоторые признаются, как им тошно от этого.
- 9 августа в Белоруссии состоялось голосование на выборах президента. По официальным данным, за действующего президента Белоруссии Александра Лукашенко – 80,08 процента. За главного кандидата от оппозиции Светлану Тихановскую отдали голоса 10,09% избирателей, утверждают официальные результаты.
- В Белоруссии проходят протесты. Участники считают, что результаты голосования фальсифицированы в пользу действующего президента Александра Лукашенко.
- Во время протестов было задержано около трёх тысяч протестующих. Против них используют резиновые пули, водомёты, светошумовые гранаты. Данные о погибших противоречивы.
