В Норильске представители малых коренных народов Таймыра провели шествие, протестуя против ограничения своих прав властями и крупными компаниями. Оленеводы и рыбаки при помощи акции также заявили о "безответственности" компании "Норильский никель", деятельность которой отравляет места, где они живут и добывают пропитание. Из-за огромного ущерба экологии от аварии на предприятии "Норникеля" рыбаки на ближайшие годы остались без улова и средств к существованию.
Шествие с оленем
Акция оленеводов и рыбаков Севера длилась больше часа. К десятку её непосредственных участников – представителям ненцев, нганасанов, долганов и энцев, живущим на Таймыре и вышедшим на улицы Норильска в национальной одежде, – в ходе шествия присоединилось ещё столько же горожан.
– 9 августа был наш праздник – день малых коренных народов, утверждённый ООН. Но праздновать особенно нечего – с мест традиционного промысла нас выживают, лишают прав, не дают рыбачить и охотиться, – объясняет председатель семейно-родовой общины коренных малочисленных народов Севера "Ня танса" (нганасанская семья) Валерия Болгова, вышедшая на акцию протеста вместе с оленем. – Да, по закону нам положены квоты на ловлю определённого количества рыбы, но на деле все аукционы выигрывают крупные компании, которые могут предложить такие суммы, что общины им не соперники. Наша община, к примеру, 4 раза подавала заявку и 4 раза проигрывала. В первый раз отказали – мол, запятая не так поставлена, во второй раз – опять какие-то бюрократические препоны. В третий – женщина из Красноярска подала бОльшую сумму на наш участок. А где же приоритетное право коренных народов? Мои деды, бабушки – все по Северу кочевали, по этой тундре. У них документов не было, но они рационально использовали биоресурсы, не исчерпывали рыбу, как сейчас, – тоннами, десятками тонн. Они брали ровно, чтобы себе покушать и дальше кочевать по всей тундре. Сейчас такого вообще нет, нам всё запрещают: здесь территория заповедников, там нельзя сети ставить, потому что крупная компания выкупила участок, а здесь мы вынуждены кочевать на север, потому что вся рыба ушла на чистые места, так как эти уже загрязнили промышленники.
Протестующих попытались остановить полицейские – шестеро сотрудников МВД преградили оленеводам и рыбакам дорогу.
– Они нас окружили со всех сторон. Один из них представился лейтенантом "Денисом Юрьевичем" и заявил нам, что на шествие нужно было подавать уведомление, – рассказывает другая участница протеста Зинаида Веселовская. – Ещё он потребовал показать документы, возможно, нас повели бы в участок, но тут их остановили прохожие, которые заинтересовались шествием. Пенсионерки заявили полицейским, что те "портят настроение" жителям, не дают гулять. В итоге сотрудники ушли, оставив нас в покое, но напоследок попросили "не создавать массовость".
"Коренные жители – как рабы!"
– Мы протестуем против ограничения для нас, коренных народов, свободного доступа к биоресурсам – нам, по сути, запрещены охота, рыбалка, оленеводство и сбор дикороса на землях, где мы выросли, где жили наши предки. Приведу цифры: есть таблица, утверждённая правительством Красноярского края, – там основная для нас рыба, сиг, указана в объёме 30 килограммов в год на одного человека. Делим эти 30 килограммов на число дней в году и получается, что в день северянину дозволено кушать не больше 82 граммов сига. При этом любитель, не член родовой общины, может скупить весь объём рыбы, что и делают иногородние предприниматели, которых выживание коренных народов вообще не интересует. Вот так получается: если просто человек со стороны придёт, кинет удочку и заплатит полную сумму (без льгот, которые положены малым народностям), он спокойно может в день эти 30 килограммов наловить, а нам – не больше 30 за весь год, – говорит президент Ассоциации объединений коренных малочисленных народов Севера Таймырского Долгано-Ненецкого района Красноярского края и председатель общины долган "Амяксин" (в переводе на русский "Медведь") Геннадий Щукин.
Жители Севера поясняют, что законодательно рыболовство и охоту для них государство поддерживает системой льгот, однако в действительности она не работает, поскольку у коренных народов нет средств, которые позволили бы выкупить нужное количество лицензий на отстрел, как нет и преференций на аукционах по отведению угодий для охоты и рыболовства. В итоге им достаются самые отдалённые и небогатые биоресурсами территории, и большая часть охотников и рыбаков вынуждена идти в наём к крупным компаниями, которые могут себе позволить покупать миллионные лицензии или аренду угодий стоимостью в десятки миллионов рублей.
– Нужны большие деньги. Допустим, чтобы добыть одного оленя, надо 950 рублей. Если 10 взять – это уже почти 10 тысяч. Нам компенсацию платят 6 тысяч 900 рублей в месяц, но лимит жёстко ограничен – не больше 8 туш за год! Притом мы бензин должны найти, патроны купить, продукты взять, доехать ещё километров 100–200 от посёлка, добыть этого оленя и обратно его привезти. Поменять это мясо на хлеб, на сахар, на продукты, на лекарства, на одежду, памперсы для детей. Нам говорят: это же много – 8! Но если посчитать этого оленя: мы же кости не кушаем, шкуру не кушаем, рога не кушаем, копыта не кушаем – из оленя среднего веса в 45 килограмм, если распотрошить, получается килограммов 20 мяса. Надо же и запасы сделать на зиму, до следующего сезона сохранить мясо. Вот и получается, что гослимитов нам не хватает даже на запасы для семьи на год, а покупать остальные лицензии – у нас нет возможности. Зато такая возможность есть у предпринимателей – они по тысяче-две лицензии покупают, и у них есть охотугодья. Они их выкупили, а потом даже не нанимают официально команду охотников, не платят налоги и соцотчисления по их зарплатам. Они нанимают местных охотников как рабов или практически забесплатно скупают у них мясо. Сами при этом не охотятся, своих охотников не содержат. От безысходности местные жители вынуждены идти к ним на работу, хлеб добывать, – объясняет Щукин.
По этой причине, признаются члены родовых общин, потомственным охотникам приходится становиться "законными браконьерами".
– То есть государство, уменьшая нам доступ к биоресурсам, автоматически делает нас браконьерами. Все ресурсы скупают только предприниматели, имеющие охотугодья и рыбопромысловые участки. Они спокойно могут нанимать любого охотника и предпочитают тех, кто лучше оснащён и экипирован, у кого есть своя техника, снегоходы, "Бураны". То есть местным нужно ещё и посоревноваться с городскими за право пойти в рабы, – констатирует Щукин.
"Побеждает, кто ближе к кормушке"
Принцип победы на госаукционах северяне объясняют просто: " У кого больше денег, тот и выиграл".
– Любой гражданин России, имеющий финансы и зарегистрировавшийся на площадке, где проводятся аукционы, может принять в них участие. Да, нам можно спокойно добывать, стрелять, но строго лимитированный объём, а такой объём, как у предпринимателей – по две тысячи голов, чтобы хотя бы прибыль иметь, чтобы гасить кредиты на снегоходы или ружья, – такого нет. Компании же не пропитание себе добывают, с такими объёмами они настолько хорошо зарабатывают, что жируют до следующего сезона. Мы же вынуждены вне периода охоты и рыбалки (а это 4–5 месяцев в году, с ноября по март) ехать в город, наниматься грузчиками, чтобы хоть как-то дожить до следующего сезона и прокормить семью. Вот так и мотаются местные жители, – делится Щукин.
У рыбаков, которых среди коренных народов Севера в разы больше, чем охотников, ситуация ещё печальнее, говорит Валерия Болгова. По её словам, большая их часть даже не успевает подать заявку на получение квоты на лов рыбы, а некоторые – до сих пор не знают о такой необходимости ввиду безответственности местных чиновников.
– Местные некоторые до сих пор не знают о схеме квотирования и выделении угодий методом аукционов. У нас на Таймыре кто ближе к кормушке, тот всё узнал вовремя, остальных чиновники информировать не удосуживаются. Поэтому многие и остались без квот и без мест для ловли, охоты. Поэтому и существующие рыбопромысловые и охотхозяйства оформлены в основном на знакомых и родственников местных чиновников. А те, кто сейчас создает свои хозяйства, месяцами мыкаются, потому что федеральный закон не разрешает. На Таймыре до сих пор ни одного охотхозяйства не оформлено, – говорит Болгова.
Про тонкости оформления квот на лов рыбы, о которых потомственные рыбаки должны заявлять каждый год не позднее 1 сентября, не знает, по словам собеседницы, основная масса жителей полуострова.
– Большая часть проживает в отдалённых населённых пунктах, у них нет возможности выехать в Дудинку и написать эти заявления. И администрация тоже не работает: главы этих отдалённых поселений, назначенные, сидят себе на стабильной зарплате в райцентре и о хлебе насущном для ближнего не думают. Хотя по сути они сами должны объехать пункты, главами которых числятся, и собрать эти заявления, – возмущается Болгова. – У них же и глава администрации поселения назначен, и его заместитель, и секретарь, народу тьма, а именно ту работу, что нужна, и там, где живут коренные малочисленные народы, проводить некому. Ноль деятельности.
При этом сами потомственные охотники и рыбаки, по словам Болговой, от ответственности не бегут и готовы оформить документы на охотхозяйство, на рыбопромысловый участок согласно законодательству.
– Им важно, чтобы община, крестьянско-фермерское хозяйство коренных народов имело весь пакет нужных документов, было оформлено по закону. Но пока это не даёт реальных преференций. На аукционы заходят люди из Красноярска, из Москвы, не имеющие к северной территории края никакого отношения, бизнесмены, готовые заплатить на аукционе большие деньги и взять эти земли у коренных народов, и без проблем получают их. А коренные народы вынуждены влачить жалкое существование, потому что сейчас они в сравнении с крупными заготовщиками бесправны, – констатирует Болгова.
"Вода будет под плёнкой 5–10 лет"
Участники шествия признаются, что чиновники на жалобы промысловиков регулярно заявляют о том, что коренные народы не имеют права заходить на большую часть территорий полуострова, поскольку они уже отнесены к промышленным районам. Сами охотники и рыбаки поясняют, что менять места охоты и рыбалки их вынуждает тот факт, что прежние пастбища и водоёмы загрязняют крупные промышленные предприятия, например "Норильский никель".
– Все наслышаны об экологической катастрофе, причиной которой стал безответственный "Норникель", попытавшийся к тому же скрыть аварию и ущерб. Вылили разом в реки Далдыкан и Амбарная, а потом и в Карское море – больше 20 тысяч тонн нефтепродуктов. Напомню, что на территории края, помимо "Норильского никеля", работает ещё примерно 90 нефтедобывающих компаний. Учитывая, какими темпами российское правительство приняло закон об арктическом предпринимательстве, их число будет расти в геометрической прогрессии, а нам, рыбакам и оленеводам, уготована участь рабов у олигархов! – восклицает представительница общины коренных народов Таисия Панова.
По словам Щукина, местные рыбаки уже констатируют провал рыболовного сезона – рыбы в местных реках нет. И не будет ещё минимум пять следующих лет.
– В августе у нас обычно табунок появляется, ценная для нас рыба, маленькая такая. До сих пор её, рыбы, никакой нет. Две недели стоят сетки, они пустые. Это из-за того, что солярка пошла. Мы об этом тоже писали комбинату "Норильский никель", из ёмкости дочернего предприятия которого вылилась 21 тысяча тонн солярки. Эта солярка оставила людей без рыбы, её до сих пор нет на речках наших. Даже если продвигаться по рекам севернее – смысла нет, потому что солярка растеклась до океана. К тому же мы можем пройти расстояние в 200 километров максимум. Дальше мы не потянем, потому что и так экономим каждый литр бензина. Возможный радиус от посёлка – 200–300 километров. Если учесть, что река Пясино, которая тянется до Карского моря, уже залита соляркой, а всё, что заплывает на Пясино, – идёт на наши мелкие речки, то понятно, почему все они теперь не заполняются рыбой. Нужно делать какие-то специальные экологические проекты, финансировать их и запускать, потому что солярка как плёнка целлофановая покрывает все местные водоёмы. Она и на дно реки падает плёнкой, из-за чего там икра погибает, и сама вода не очистится. Если учесть, что по Арктике готовых технологий очистки подобных нефтеразливов нет, то вообще сложно вообразить, сколько времени потребуется для того, чтобы в наших реках опять появилась рыба. Вероятно, лет 5–10, – рассуждает Щукин, отмечая, что осенью ущерб от разлива должен усугубиться, поскольку почву, пропитанную нефтепродуктами, начнут активно вымывать дожди.
"Нас осталось 10 тысяч"
По данным собеседников, действующие ограничения на добычу биоресурсов сегодня напрямую касаются примерно 5 тысяч человек, занятых промысловой охотой и рыбалкой. А косвенно – больше 10 тысяч человек, включая стариков и несовершеннолетних представителей коренных народов русского Севера.
– У нас зарегистрировано 110 общин коренных народов, регистрации продолжаются, но с трудом. Люди практически не знают, что и как делать для этого, наша ассоциация и создана для того, чтобы им помогать. Численность коренных народов – примерно 10–11 тысяч человек, это с учетом детей, стариков. Способны рыбачить или охотиться – примерно 4–5 тысяч человек, – говорит Щукин.
Его подсчёты подтверждает и Болгова: "Десять тысяч человек, из которых работоспособны тысячи две".
– Это те, у которых есть оружие, техника, которые залезли в кредиты, чтобы иметь снегоходы, сети. Оленеводство – этот сегмент стремительно сокращается, но пока примерно 100 тысяч домашнего оленя общины держат. Уменьшается поголовье из-за того, что трубы нефтяников ограничивают территорию пастбищ. Пожалуй, только оленеводство государством и обеспечивается реально, субсидиями, деньгами бюджетными. Но опять же есть нюансы: отчёт вовремя не прислал – потребуют через суд вернуть деньги. Да, случаи были конкретно у меня: были олени, тысяча голов, наши отчёты вовремя не дошли, потому что мы отправили их через почту нашу российскую, и агентство, которое нам обязано помогать, выставило требование через суд вернуть деньги. И неважно, что на деньги, которые отданы оленеводам, уже куплена техника. Я говорил чиновникам: "Мне теперь придется у оленеводов забирать их доходы? Забирать у них технику и оленей, что они купили?" Они: "Это ваши проблемы, а мы подаем в суд". Подали в суд, он вынес решение не в нашу пользу – теперь мы вынуждены со своей зарплаты выплачивать субсидии, – рассказывает Щукин.
Из-за всех перечисленных трудностей на постоянной основе промыслом коренных северян занято примерно 2 тысячи человек, считают собеседники.
– Сложно вести традиционный промысел в тундре, это очень тяжёлый труд. – говорит Болгова. – Поэтому большая часть молодёжи переселяется в город, где есть стабильная зарплата. Уезжают в город Дудинку, Норильск, Талнах. Конечно, люди бы вернулись на свою родину, возрождали бы, сохраняли промысел, преемственность какая-то была бы, если бы система льгот реально работала. Но сейчас детей отрывают от корней с малолетства, вывозят в интернат. Там они, увидев блага цивилизации, уже не хотят возвращаться в тундру, потому что в городе легко, есть свет, тепло, тёплая квартира. Тут надо собрать дрова, принести воду с озера, кочевать, и тогда ни помыться, ничего. Если бы были в населённых пунктах на маршрутах кочевья приемлемые условия созданы, народ бы вернулся. Честное слово, уже крах идет: в 21-м веке люди ходят до сих пор в ведро. Кто к такому захочет возвращаться? Понятно же, почему молодёжь не хочет пасти здесь оленей.
- В начале августа представители коренных народов российского Севера, Сибири и Дальнего Востока написали открытое письмо основателю компании SpaceX Илону Маску. Они попросили отказаться от продукции российской компании "Норникель" до полной экспертизы экологического ущерба "от деятельности компании по добыче никеля и других металлов на полуострове Таймыр и в Мурманской области". Обращение к Маску они подготовили после того, как узнали о просьбе производить больше никеля для компании Tesla.
- Крупный разлив топлива на Таймыре случился 29 мая на территории ТЭЦ-3 "Норильско-Таймырской энергетической компании" (входит в "Норникель"). Нефтепродукты загрязнили 180 тысяч квадратных метров грунта и местные водоемы.
