Пик репрессий здесь пришёлся на декабрь 1937-го – февраль 38-го, когда по всей территории СССР проводилась так называемая "латышская операция". Три года назад родственник репрессированных таловцев Сергей Каршеник стал изучать истории погибших, создал посвящённый им сайт. Ему принадлежит и идея строительства мемориала. Каршенику помогают десятки людей – даже те, кто никогда в Таловке не был.
"Все были запуганы, боялись лишнее слово сказать"
Сегодня на месте будущего мемориала работают шестеро. Говорят, что когда требуется, выходит и больше. Почти все, кто сгружает в кузов трактора спиленные ветки, убирает с территории бетонные блоки, оставшиеся от здания старой школы, подсыпает и утрамбовывает щебёнку, – внуки репрессированных жителей села, у которых уже подрастают свои внуки. Они пересказывают услышанное от родителей и дедов. Арестовывали ночью. О том, что кто-то ещё попал в руки НКВД, односельчане узнавали утром, когда сосед не выходил на работу. Но не в каждой семье эти темы можно было обсуждать – даже спустя многие годы после смерти Сталина.
– Если бы не Сергей Каршеник, я бы ничего этого не знал. В семье не говорили, боялись, но у нас шесть человек расстреляно, – рассказывает Сергей Упеник. – А вот стоит с лопатой Санька Вуцен-Лаздан. У него расстреляно семь, в семье ни одного мужика не осталось. Можешь себе представить?!
– Почему сегодня в России столько людей вновь полюбило Сталина?
– Наверное, забыли. Может быть, те, чьих семей репрессии не коснулись, думают, что Сталин белый и пушистый.
В Кузбассе тема сталинских репрессий изучена меньше, чем в соседних Томске и Новосибирске. Правда, не было и громких историй с установкой бюста Сталина, как в Новосибирске и Сургуте. Но и в Кемеровской области, в Прокопьевске уже несколько лет в самом центре города на здании бывшего кинотеатра рядом с изображениями Рокоссовского и Жукова висит портрет Сталина. Недавно еще один портрет появился у входа в кемеровский военкомат. И в то же время в Кузбассе нашлись люди, которые по собственной инициативе строят мемориал жертвам репрессий.
Таловка – село в девяноста километрах от Кемерова и в пятнадцати от города Тайга. В 30-е годы более половины населения Таловского сельского поселения составляли латыши, точнее латгальцы – выходцы из восточной части Латвии, переселившиеся сюда в поисках свободных земель в начале прошлого столетия. Сегодня латгальской речи в Таловке не услышишь, но остались внуки и правнуки репрессированных. Они-то и задумали установить памятник своим предкам, а вокруг – разбить парк памяти.
Подготовительные работы начались нынешним летом. Сбор частных пожертвований идет как в самом селе, так и через сайт в интернете. Жертвуют кто сколько может: по пятьсот, по тысяче рублей, многие делают переводы ежемесячно. Один из инициаторов проекта – Юрий Шкапар, оба его деда – и по отцовской, и по материнской линии – репрессированы.
– Бабушку мы спрашивали, но она шибко-то не рассказывала. Деда Ивана забрали, и она осталась одна с пятью детьми на руках. Все были запуганы, боялись лишнее слово сказать. Потом отец рассказал потихонечку, затем уже и бумаги пришли о реабилитации. Спасибо Сергею Каршенику, что помог найти документы о наших предках, – говорит Юрий Иосифович.
На мемориальном сайте, посвящённом Таловской трагедии, можно прочитать, кем сфабриковано дело дедушки Юрия Шкапара, как выбивали показания (на листе допроса обнаружены пятна крови), увидеть фотографию – дед и внук очень похожи. Можно прочитать, что семья Шкапар, как и другие латыши, переселилась в Сибирь во время столыпинской аграрной реформы. До вступления в колхоз Шкапары раскорчевали и освоили 43,5 гектаров земли. Об Иване известно, что он участвовал в Первой мировой войне, получил звание унтер-офицера, был в германском плену.
В сентябре 1938 года тройка НКВД приговорила Ивана Шкапара к десяти годам лагерей, он умер в 1940-м в магаданском лагере на прииске имени Чкалова. Сергей Каршеник – создатель мемориального сайта и инициатор строительства парка памяти – напоминает, что, по свидетельству писателя Варлама Шаламова, автора "Колымских рассказов", там никто больше трёх месяцев не выживал. Иван продержался полгода.
Каршеник, работавший с архивными документами, пришёл к выводу, что более 95 процентов репрессированных жителей Таловского сельского поселения приговаривались к расстрелу. Расстреляли и второго деда Юрия Шкапара – Фёдора Скоба.
"Когда твой прадед палач – это страшно"
На сайте, посвященном Таловской трагедии, есть раздел "Мартиролог" – список репрессированных жителей всего Таловского сельского поселения: не только самой Таловки, но и маленьких деревушек и хуторов по соседству. В конце 30-х здесь проживало около двух тысяч человек. На сегодняшний день установлены имена 150 репрессированных. Сергей Каршеник предполагает, что выявлены не все.
В списке жертв – Антон, Георгий и Егор Каршеники – с ними Сергея связывает дальняя степень родства. Но в самом первом документе, который три года назад заставил Сергея посвятить себя этой теме, фигурирует другая фамилия – Пётр Лаздан. Это родной дядя бабушки Сергея – Марты Карловны. Она написала письмо на имя прокурора Кемеровской области, в котором спрашивала о судьбе родственника, но почему-то не отправила его. Письмо обнаружил в семейном архиве Сергей, сделал запрос в ФСБ Кемеровской области. Там ответили, что Пётр Лаздан расстрелян 1 февраля 1938 года и что Сергей может ознакомиться с делом. Чекисты придумали "шпионскую фашистско-диверсионную повстанческую организацию", в которой якобы состоял и простой колхозник Лаздан, будто бы завербованный латвийской разведкой. Пётр Андреевич сперва отказывался от всех обвинений, но под пытками вину признал. Как свидетельствуют архивные документы, по этому делу – № П-5819 – было расстреляно ещё одиннадцать таловчан.
Сергей Каршеник рассказывает, что ещё до "латышской операции" таловчан арестовывали в рамках "польской". Палачи исходили из того, что и латгальцы, и поляки исповедуют католицизм. Его земляков брали также по делу РОВС (так называемого Русского общевоинского союза) и в ходе "кулацкой операции" 1937 года. Когда началось "латышская операция", хватали и таловчан других национальностей, записывая их латышами.
– Список в 150 человек многонациональный, в нем есть латгальцы, латыши, литовцы, белорусы, украинцы, поляки и, конечно, русские. Их имена тоже появятся на памятнике, – объясняет Сергей.
С родственником анжерского прокурора Мальцева, который тысячами отправлял на расстрел, мы очень продуктивно пообщались
Информацию по Таловке Сергею и инициативной группе помогают собирать как родственники репрессированных (они живут не только в России, но в Латвии, Литве, Белоруссии, Украине, США), так и близкие тех, кто причастен к расстрелам. На сайте в разделе "Исполнители и участники репрессий и убийств" десятки фамилий, начиная от наркома Ежова и заканчивая никому не известными сотрудниками прокуратур и тюрем. По многим из них на сайте представлены документы, неопровержимо доказывающие их причастность к Таловской трагедии и другим сталинским преступлениям.
– Мы не имеем никаких претензий к потомкам сотрудников НКВД, прокуратуры, милиции – это наша принципиальная позиция. Они не виноваты, что у них такие деды и прадеды. Я считаю, им не повезло больше, чем нам. Когда твой прадед палач – это страшно. Есть и негативный, и позитивный опыт общения. С родственником анжерского прокурора Мальцева, который тысячами отправлял на расстрел, мы очень продуктивно пообщались. Он предоставил много материала. Порядочный человек, который понимает, что тогда происходило. Я готов пожать ему руку. Есть и обратные примеры, когда потомки палачей считают, что их деды и прадеды всё делали правильно. Это ужасно, но это есть, – говорит Сергей.
В публикациях мемориального сайта фигурируют два Мальцева – однофамильцы. Один – упомянутый уже прокурор Анжеро-Судженского района с августа 1937-го по январь 1938 года Пётр Мальцев. В 38-м он сам угодил в жернова репрессивной машины, но легко отделался, освободившись через 14 месяцев. В 1939-м Пётр Мальцев уехал в Сочи. С 1958-го года он – сочинский пенсионер и прожил на пенсии в южном городе почти двадцать лет. По воспоминаниям родственника, Пётр Мальцев не был фанатиком, убеждённым сталинистом, что, впрочем, не помешало ему подписывать смертные приговоры тысячам невинных. На склоне лет бывший прокурор не терзался муками совести.
Другому Мальцеву – Ивану Александровичу, заместителю начальника Управления НКВД по Новосибирской области (в тот период в состав этой области входил и Кузбасс – Прим. С.Р.) в 1937–1938 годах – повезло куда меньше, чем однофамильцу.
– Сталин издаёт указ о прекращении массовых арестов. Надо было кого-то сделать козлами отпущения. А тут они взяли и с санкции Ивана Мальцева сотворили детское дело в Ленинске-Кузнецком – арестовали несовершеннолетних по обвинению в заговоре с целью свержения советского правительства, держали восемь месяцев в тюрьме, применяли к ним пытки. Дело вышло наружу, причастных осудили, – рассказывает Сергей Каршеник.
Иван Мальцев получил восемь лет исправительно-трудовых лагерей. В сентябре 1940-го он умер в Котласском пересыльном пункте ГУЖДС НКВД. В том же лагере, где отбывал срок по 58-й статье и двоюродный брат отца Сергея Каршеника.
Первый паспорт – в 63 года
На сегодняшний день в изданных двух томах Книги памяти жертв политических репрессий Кемеровской области нет ни одного жителя Таловского поселения.
– По неподтвержденной информации, работа над Книгой памяти в Кузбассе свернута из-за отсутствия финансирования, – уточняет Каршеник.
Семью моего двоюродного прадеда просто выгнали из дома, отобрали последнюю корову. Я читал его письмо в Тайгинский райисполком. Он писал, что детей кормить нечем
По его подсчётам, в два тома едва ли поместились фамилии десятой части кузбассовцев, ставших жертвами сталинского террора. Притом что репрессии в той же Таловке начались ещё в начале 20-х.
– Если колчаковские войска что-то забирали, то платили золотом. А когда началась продразвёрстка, просто отбирали всё, что найдут.
В эпоху НЭПа, как Сергею рассказывала его бабушка, "было что поесть и во что одеться". Давали кредиты и даже премии за увеличение сельхозплощадей. Но в 1932-м таловчан загнали в колхозы, и всех, у кого были нехитрые механизмы вроде сенокосилки или шерстечесалки, объявили кулаками.
– Семью моего двоюродного прадеда просто выгнали из дома, отобрали последнюю корову. Я читал его письмо в Тайгинский райисполком. Он писал, что детей кормить нечем. В 1934–36-м тем, кого называли кулаками, вернули избирательные права, но их имущество отдали в колхоз. Колхозники, у которых ничего не было, писали заявления и это имущество растаскивали. А в 37-м всех, кого ранее раскулачили, забирали по расстрельной статье, несмотря на то, что они официально были признаны ошибочно раскулаченными и никакого имущества у них уже давно не было, – рассказывает Сергей.
На этом несчастья латгальцев, приехавших в начале века в тайгу, не закончились. В Сибири они селились на хуторах – как привыкли жить и хозяйствовать у себя в Латвии.
– В 1939-м выселили с хуторов – ещё одна репрессия. Давали два месяца на переезд и некоторым 500 рублей ссуды, которую потребовали вернуть досрочно, как только началась война. Как вспоминал один из хуторян, разобрали амбар, перевезли в Дроздовку (ныне несуществующая деревня, входившая в состав Таловского сельского поселения. – Прим. С.Р.) и из этого сруба собрали дом на две семьи. На хуторах земли у семей было по несколько гектаров, а теперь, в деревне – 30 соток. Перед войной начался страшный голод. Мужчин нет, работать некому, и ещё и есть нечего, – объясняет Сергей Каршеник. – Согнали с земли, отобрали все постройки. И паспортов не давали. Моя бабушка 1922-го года рождения получила первый паспорт в 1985 году. Без паспортов они выезжать никуда не могли, были как заключённые.
Таловских латгальцев, которые чудом избежали репрессий, с началом войны призвали на фронт. В школьном дворе стоит памятник односельчанам, погибшим в Великую Отечественную. На нем немало латышских фамилий.
Из всех, с кем удалось побеседовать в Таловке, только Сергей Каршеник умеет говорить по-латгальски. Всерьёз изучать язык он стал уже в зрелом возрасте. Остальные потомки переселенцев слышали родную речь в раннем детстве, некоторое до школы по-латгальски говорили лучше, чем по-русски, но потом почти забыли язык предков.
– Наши предки умели работать. Приехали с топорами, с пилами. Выкорчевывали лес, распахивали землю, – рассказывает Каршеник и подчёркивает, что многие поля вокруг Таловки ввели в сельхозоборот именно переселенцы из Латвии.
Среди репрессированных таловчан есть рождённые в 70-е, 80-е годы ХIХ века. Иными словами, первое поколение переселенцев.
– Самая главная задача – вернуть людям честные имена. Второе – чтобы это никогда не повторилось. Сейчас пытаются обелить Сталина. Говорят: "Время было такое, случались ошибки". Я три года плотно работаю в архивах и вижу, что никакие это не ошибки, а планомерное уничтожение собственного народа. Для чего они это делали, мне непонятно. Перед войной истребляли работоспособнее население, даже с точки зрения экономики ущерб был колоссальный. И воевать латгальцы умели: в наших списках репрессированных есть и георгиевские кавалеры Первой мировой, – говорит Сергей.
– Один из главных аргументов неосталинистов: "При Сталине не было коррупции".
– Это очень большое заблуждение. Работая с документами, я видел, как арестовывавшие растаскивали и присваивали имущество репрессированных. Как подводили людей под расстрел, чтобы получить их жилплощадь.
Проект мемориала отсылает к главной католической святыне Латвии – Аглонской базилике, расположенной под Даугавпилсом. Большинство жителей Таловки, погибших от рук сталинских палачей, были верующими.
– Я побывал там и увидел на кладбище три креста. И родилась идея: три белых креста, как символ Чистоты и Веры. Народ сказал, что подходит, – объясняет Сергей Каршеник. По его эскизу дизайн-проект выполнила кемеровский дизайнер Галина Захлевная.
– Сделала бесплатно, просто узнав ситуацию, впервые услышав о том, что произошло в Таловке, – уточняет Сергей.
Помогают строителям мемориала и другие. Предприниматель Виктор Абрамов на четыре часа предоставил трактор, не взяв за это ни копейки. Начальник Тайгинского депо безвозмездно выделял фронтальный погрузчик. И все, кто приходит поработать, делают это бескорыстно.
По словам инициаторов проекта, "эпицентром зла" в Таловке в 30-е годы стал сельсовет, располагавшийся в бывшем поповском доме. Сейчас на этом месте детская площадка, поэтому мемориал решили строить рядом. На этой территории когда-то находился парк, но пришёл в запустение, превратился в свалку. Теперь его пытаются облагородить.
– Мы два дня вывозили отсюда мусор: работали два самосвала и фронтальный погрузчик. Спилили и убрали аварийные деревья. Канаву сточную прокопали. Вырыли котлован. Завезли и уложили около трехсот тонн щебня. На сам памятник – ладно, соберем деньги. Надеюсь, люди услышат, прочитают о нашей стройке и откликнутся. Надеемся, власти хотя бы помогут нам с благоустройством территории будущего парка памяти – выделят деньги на забор, аллейки, скамейки, светильники. Есть шанс попасть в областную программу по благоустройству, – делится планами Каршеник.
Инициаторы установки мемориала попросили не фотографировать их крупным планом. Каршеник сказал, что не любит общаться с журналистами, но понимает, что это нужно для проекта, и хочет, чтобы как можно больше людей узнали о Таловской трагедии:
– Мы не состоим ни в какой политической партии. Мы просто хотим разбить здесь сквер и поставить памятник нашим дедам, которые полностью невиновны – это подтверждено документально. Кого-то из них расстреляли в Мариинске, кого-то в Томске. Мы не знаем, где их могилы. Но должно быть место, куда можно прийти и почтить их память.
