Вчера в Омске был дождь, и сегодня будет дождь, и завтра будет дождь. Нарисовала плакат в поддержку корреспондента "Медузы" на фанере, чтобы не промок: "Свободу Ивану Голунову! Нет – преследованиям журналистов! Да – свободе слова!" Я совсем не знаю Ивана, но читала его статьи, и потому обвинения в торговле наркотиками мне кажутся безумными и смешными. Невозможно серьезно и много работать, между делом сбывая порошок. Просто не хватит времени. Невозможно расследовать чужие преступления, рискуя собой, и одновременно нести смерть окружающим. Просто невозможно. Впрочем, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Полиция отказалась взять у журналиста смывы рук и срезы ногтей — их экспертиза могла бы подтвердить, что Голунов не прикасался к наркотикам. Полиция выдала фотографии из какого-то притона за фотографии из квартиры Голунова. Они не стесняются уже, вообще, ничего.
Наверное, проще в Москве, где поддержать Ивана собралось немало народа. И люди это – известные на всю страну. А у нас вчера был дождь, сегодня дождь, и завтра будет дождь. И, возможно, нас будет только трое
Мы идем на одиночный пикет в Омске. Пока нас трое – будем стоять по очереди. И я не знаю, придет ли кто-нибудь еще из омских коллег публично выразить свое отношение к тому, что происходит с журналистикой в России. Я не хочу идти. Я трусиха. А если меня тоже задержит полиция, как участников одиночных пикетов у здания Московского управления МВД? А если будут бить? Я ведь уже не слишком молодая и не слишком здоровая женщина… Но я пойду. Надо. А если завтра на месте Ивана окажусь я? Или кто угодно другой? 30 лет в журналистике давно убедили, что для того, чтобы стать неугодным, не обязательно даже писать критические статьи, проводить журналистские расследования. Достаточно одного слова, часто просто не слишком восторженного. Потому что власти уже давно уверены, что журналистика – это то, что представляют собой сегодня государственные медиа. Это те, кто, не стесняясь уже ничего, обслуживают эту власть. Что можно заплатить, на других надавить, напугать. Потому что тех, кто не возьмет, не прогнется, не испугается, осталось мало. И это даже можно как-то понять – мы всего лишь люди, а люди слабы.
Но меня учили хорошей журналистике, которая может менять что-то к лучшему в этой жизни. И я вопреки всему хочу гордиться своей профессией, как бы глупо и пафосно это ни звучало сегодня. И я правда считаю, что надо не бросать своих. Помню, как мне после одной моей публикации прислали посылку, в которой были только веревка и кусок мыла. Но это было в так называемые "лихие" 90-е, тогда было проще: мы не боялись самого сильного оппонента – власти. И мы были вместе: вся редакция по очереди провожала меня до дома. Теперь в Омске нет изданий, независимых от власти. Теперь у нас, когда давят одного, большинство предпочитает, стыдливо отводя глаза, называть его сумасшедшим для успокоения собственной совести: сам виноват. У нас Виктор Корб, которому вменили публичное оправдание терроризма за публикацию трехлетней давности, вынужден был бежать из страны. И мы промолчали, потому что "сам виноват: надо быть осторожнее".
Подписывать письма и возмущаться в соцсетях проще. Хотя тоже опасно, и с каждым днем наших возмущений все меньше, а письма наши уходят в никуда. Такая игра – мы как бы протестуем против давления на свободу слова и беспредела, нас как бы не слышат. И всем хорошо, совесть у нас спокойна: мы сделали все, что могли.
Наверное, проще в Москве, где поддержать Ивана собралось немало народа. И люди это – известные на всю страну. А у нас вчера был дождь, сегодня дождь, и завтра будет дождь. И возможно, нас будет только трое. Но надо идти. И для начала хотя бы перестать бояться.
Наталья Яковлева – омский журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
