В Алтайском крае Следственный комитет проверяет на предмет нарушения закона интернет-публикацию 16-летнего активиста движения "Протестный Бийск" школьника Максима Неверова. Он попросил сотрудника полиции уступить место в маршрутке пожилой женщине, а когда тот отказался, выложил в Инстаграм его фото с нелестным комментарием.
И в тот же день, 10 декабря, Максима пригласили на беседу в Следственный комитет.
– Максим, вы уже знаете имя этого полицейского и как он узнал о вашей публикации?
– Пока я точно не знаю, что это за полицейский. Но по нашим поискам в интернете выходит, что это майор полиции Филиппов. Работает он в Бийском УВД. Как нашел запись в сети – я не знаю. Насколько я понимаю, интернетом он не пользуется. Потому что у него и телефон довольно старый. Но у него есть коллеги, может быть, они ему сообщили. Бийск – город небольшой.
– Майор полиции ездит на общественном транспорте, пользуется старым телефоном, даже без интернета. Возможно, честный человек, а вы его так ославили. Может быть, он плохо себя чувствовал, поэтому отказался уступать место?
– Эти места в первую очередь предназначены пассажирам с детьми, беременным женщинам, пожилым людям и инвалидам. Таковы правила пользования общественным транспортом города Бийска, которые были приняты Думой: первые 8 или 12 мест – в зависимости от транспорта, на котором ты передвигаешься, предназначены этим категориям. А это были как раз первые восемь мест.
Он мне сказал: "Меня нельзя выкладывать в интернет", иначе "я на тебя уголовку заведу или административку"
– Это была маршрутка? Пассажиров много было?
– Это была 46-я маршрутка. Там было человек 25, наверное. Это было около часа дня. Многие говорят о фотографии, где видно лицо полицейского, что там есть свободные места, но это фото было сделано, когда я уже выходил и полицейский тоже, чтобы было видно его лицо.
– Когда он сел на это место, кто стоял вокруг?
– Стояли молодые люди и две бабушки.
– То есть он в присутствии бабушек сел на освободившееся место, и вы ему сделали замечание?
– Да. Я постоял минуты 2–3, а после этого подумал, что, может быть, он их сначала не заметил. Но когда я понял, что за 2 минуты уже можно заметить, тогда уже сказал: "Господин полицейский, вам нормально сидеть, когда тут бабушки стоят?" Он меня проигнорировал, сказал, что ему по телефону звонят. Ему действительно позвонили по телефону. После этого я у него еще раз переспросил об этом, и он начал уже говорить: "Кому? Вам уступить?" Я говорю: "Там стоит бабушка, там – девушка с ребенком". Но он так никому и не уступил и до конца сидел на этом месте. Я сказал: "Тогда я выложу, наверное, видео в интернет, если уж вы так себя ведете". И тогда он мне сказал: "Меня нельзя выкладывать в интернет". Мол, я такой крутой, меня в интернет выкладывать нельзя, иначе "я на тебя уголовку заведу или административку".
– А остальные пассажиры как-то реагировали?
– Все остальные молчали.
– Вы восприняли его угрозу всерьез, предполагали, что возможны неприятности?
– Нет, полицейские постоянно так говорят, но ни разу не было никаких последствий. Я про эту публикацию уже и забыл, когда выложил. Мне написали несколько человек. И все, дальше мы на это реагировать никак не планировали. Через 24 часа она удалилась.
– Но вы же не просто видео выложили, там еще и слово неприличное было, оскорбительное...
– Да, проверка идет не из-за публикации его лица в социальной сети, а из-за слова "мудак", которое было подписано к этой истории.
– А зачем вы так написали? Это же оскорбление. Тем более при исполнении. Он там в форме был.
– Потому что я так считаю. И я не буду сдерживать свои мысли, тем более в интернете. В реальной жизни я с ним общался довольно вежливо.
– Вы опасались, что он может задержать вас прямо там или, например, ударить?
– Нет, я не опасался того, что он меня задержит или в лоб даст. Без разницы, пусть задерживает. Я довольно вежливо общаюсь со всеми людьми. Даже если мне делают какое-то несправедливое замечание в маршрутке... Но не считаю нужным себя сдерживать в интернете.
– Как вы узнали о том, что он в курсе публикации?
– Узнал я в тот же день, мне стали писать его коллеги и родственники. Они начали его защищать: вдруг он устал, вдруг он со смены ехал... Сначала написала его родственница, которая к полиции не имела никакого отношения, а потом уже его коллега. Тогда я понял, что в полиции об этой ситуации знают. А 18 декабря мне позвонил следователь из Следственного комитета и сказал: "Поступило заявление на тебя от полицейского за видео в Instagram. Нам надо с тобой поговорить". Я ему вежливо ответил: "Я с вами без повестки говорить не буду" – и бросил трубку. Тогда следователь мне перезвонил и сказал: "Что же ты так со мной невежливо разговариваешь? Где твои родители?" Я говорю: "Я не могу быть уверен в том, что вы следователь, во-первых. А во-вторых, я думаю, если бы вы были следователем, вы бы знали, что вы должны общаться со мной "на вы". Поэтому с вами я дальше общаться не буду" – и бросил трубку. И больше я с ним не общался. А о статье, которую мне вменяют, я уже узнал от мамы. Он нашел номер ее телефона, позвонил ей.
– А мама как отреагировала?
– Как обычно. Она уже, может быть, привыкла. Ну, конечно, она волнуется за исход этого дела, за то, что будет дальше, но она привыкла к тому, что у меня больше неприятностей, чем у других подростков.
– А она не сказала вам: "Максим, я так устала уже от тебя, от твоих выходок, от того, что ты сам на себя, на свою голову и на мою навлекаешь неприятности"?
– Конечно, она так и сказала. Я в таких случаях либо молчу, либо пытаюсь ей объяснить, что ничего страшного не происходит.
Мы, благодаря в том числе и Радио Свобода, подняли общественный резонанс. Мне из школы позвонили и извинились, сказали, что мы их не так поняли
– А сам расстроился из-за того, что проверку начали?
– Нет.
– Повестку из СК пока не присылали?
– Мне прислали телеграмму. Вчера (17 декабря. – Прим. С.Р.) я нашел извещение о телеграмме в почтовом ящике. Сегодня съездил и получил. Меня туда вызывали на 18 декабря, а я 18 декабря, то есть сегодня, приехать туда уже не могу. Сейчас уже мой адвокат разговаривает со следователем и решает, когда мы с ним увидимся непосредственно.
– Я знаю, что после акции в Бийске "Он нам не царь", которую вы организовали, вашей маме руководство вашей школы дало понять, что лучше бы забрать документы. Вы записали видео об этом. Что было дальше?
– Мы, благодаря в том числе и Радио Свобода, подняли общественный резонанс. Мне из школы позвонили и извинились, сказали, что мы их не так поняли, что они вообще не хотят отдавать документы, да и не собирались, чтобы мы их забирали. "Максим, тебя все знают как оппозиционного человека. И тебе уже точно надо доучиваться в нашей школе, потому что в другую школу тебя уже не примут". То есть они как бы извинились и сказали: "Давай ты ролик удалишь". Я говорю: "Ролик я удалять не буду, но опровержение я напишу".
– Как сейчас обстоят дела в школе – с учителями, с администрацией, с одноклассниками?
– Сейчас нормально вполне. Сегодня мы разговаривали с моей учительницей по поводу того, что им в школу пришел запрос на характеристику обо мне. Завтра я подробно узнаю, кто точно написал запрос. Все нормально общаются, одноклассники меня поддерживают, учителя ни разу об этом не говорили, а администрация к себе ни разу не вызывала. То есть у нас довольно понимающая, толерантная школа, которая относится ко всем практически одинаково и нормально. Это был единичный случай, наверное, с исключением, и то это было не по их воле, а они сами говорили о том, что им позвонили из администрации и сказали, что надо как-то разобраться с Неверовым.
– Минувшей весной вы подали властям уведомление о проведении нескольких взаимоисключающих по смыслу акций: "за и против" Путина, "за и против ЛГБТ" и так далее. Для чего?
– Во-первых, мы хотели привлечь внимание к проблемам несогласования митингов. Мы не думали, что наша акция приобретет такой масштабный характер. Прошло уже более шести месяцев, а о ней до сих пор говорят. Мы планировали, что подадим заявку, посмотрим, что нам согласуют, что не согласуют, а после этого мы запишем ролик и расскажем. Но получилось все намного интереснее. Во-вторых, мы хотели проверить реакцию администрации. Отреагировали на это довольно плохо, потому что на следующий день после подачи уведомления они "слили" мои личные данные в интернет: адрес, номер телефона, фамилию, имя, отчество. Все акции они не согласовали. И все 12 акций были согласованы через Алтайский краевой суд.
– Но самих акций ведь не было?
– Самих акций не было. Более того, их никто не собирался проводить.
– А если бы все-таки эти акции разрешили, что бы вы стали делать?
– Мы бы написали письмо в администрацию: "Извините, планы поменялись. Мы отказываемся от вашего согласования, акции проводить не будем".
– А много бы людей пришли на акцию, например, против Путина или за права ЛГБТ?
– Против Путина пришло бы, несомненно, больше, чем за права ЛГБТ. За права ЛГБТ никто бы не пришел, мне кажется. Потому что, во-первых, у нас очень маленький город, и никто в нем выходить на такие акции не будет. И проводить их – это бред и абсурд. В принципе, не только в нашем городе, но и по всей России, я считаю, гей-парады не нужны.
Они привыкли работать на тракторе в полях, чтобы за них все политические проблемы решала власть
– А как тогда ЛГБТ должны бороться за права?
– Они могут выходить на митинги. Но мое мнение, что митинги не нужны. Я не говорю, что если сейчас кто-то решит провести гей-парад, то ему надо запретить. Если хочет – пусть проводит. Но лично я бы на такой гей-парад не вышел.
– И на месте властей тоже бы запретил эту акцию?
– Нет! Я бы согласовывал все акции, на которые мне подают заявки. Но сам бы я на такую акцию не пошел. А на месте властей я бы, несомненно, эту акцию согласовал.
– Как получилось, что в вашем городе ты, по сути, подросток, оказался главным, чуть ли не единственным двигателем и зачинателем протестного движения? Может, это следствие того, что всех остальных все в целом устраивает?
– Нет. Это результат того, что все остальные просто не хотят ничего делать. Люди готовы выйти на митинги. У нас выходило 2,5 тысячи человек в марте 2017 года на митинг Навального, на митинг КПРФ против действующего мэра. В итоге мэра убрали. Люди готовы выходить, их много чего не устраивает, но они не готовы возглавлять какое-то оппозиционное движение, какую-то свою партию. Им это не надо, они не привыкли это делать. Они привыкли, что прекрасная советская власть, например, давала им все, что им надо было, им не приходилось решать свои проблемы, по их мнению. Они привыкли работать на тракторе в полях, чтобы за них все политические проблемы решала власть.
– Эту установку можно изменить?
– Конечно, можно. Это делается созданием гражданского общества, нормальными выборами, нормальной, здоровой системой. Тогда люди будут понимать, что они могут на что-то повлиять, будут заниматься политикой, будут становиться главными оппозиционными лицами и так далее.
Мы перевели 10 тысяч в "Российскую ЛГБТ-сеть", потому что она занималась моей защитой, она предоставляла мне медиаподдержку, предоставила мне адвоката
– А когда эта нормальная система будет? Кто ее создаст? В вашем городе 200 тысяч человек, а во главе протеста – подросток, которому закон не позволяет даже баллотироваться в органы власти…
– О нашем обществе можно сказать, что оно – стадо. Оно привыкло принимать все молча. Но на смену придет молодое поколение, которое сейчас подрастет и будет заниматься политикой. Это долгий процесс. Но не может такого быть, чтобы этого не получилось.
– Вас в этом году обвинили в гей-пропаганде, что это за история?
– В конце прошлого года я опубликовал "ВКонтакте" шутки ради фото, нем были два парня без футболок, они обнимались. Через несколько минут я его удалил, но оно сохранилось в одном из альбомов, о чем я понятия не имел. После того как я провел митинг 5 мая, начал записывать ролики о молодежном парламенте, дебатировать с властью, ко мне стали приезжать журналисты, начали писать федеральные СМИ. Потом этот митинг. В общем, я стал им неприятен, тогда они нашли это фото и завели дело.
– Суд вас в итоге оправдал, а деньги, собранные на штраф, вы решили передать нескольким организациям, в том числе, в "Российскую ЛГБТ-сеть". Не было опасений, что ваши недоброжелатели начнут спекулировать на этой теме?
– Да, мы перевели 10 тысяч в "Российскую ЛГБТ-сеть", потому что она занималась моей защитой, она предоставляла мне медиаподдержку, предоставила мне адвоката. Поэтому самая большая сумма была переведена им.
– То есть вы не опасались никакой информационной атаки в свой адрес? Что начнут называть геем и каким-то образом усложнят жизнь?
– Они и без этого перевода так делают. И будут это делать, я не могу им это запретить. Пусть делают все, что хотят, это их право.
– А круг общения у вас сильно изменился из-за гражданской активности? Может, кто-то отдалился?
– Нет, вообще не изменился. На отношениях с друзьями это никак не сказывается.
– Кем вы себя видите в будущем, например, спустя пять лет и позже?
– Гражданским активистом, адвокатом или юристом. А в дальнейшем, конечно, и политиком. У нашей команды сейчас есть планы на будущие выборы в Думу города Бийска. Я бы попытался продвинуть в первую очередь прямые выборы мэра. В одном из районов у нас есть лес, который сейчас хотят сделать лесопарком. Или уже сделали. Я бы выступил с инициативой, чтобы вернуть ему статус леса. Мы бы стали работать комплексно с жителями, решали бы проблемы благоустройства, городской среды.
– А если представить, что вы уже депутат Госдумы. Что бы предложили в первую очередь?
– В первую очередь, наверное, отменил бы некоторые законы: об оскорблении чувств верующих, "пакет Яровой", "закон Димы Яковлева", закон о гей-пропаганде, отредактировал бы статью об экстремизме. И, наверное, закон об участии в выборах, изменил бы условия, из-за которых не допустили Навального.
