15 октября студент четвертого курса геологического факультета Иркутского госуниверситета Артем Яковлев опубликовал в интернете свое видеообращение, в котором рассказал, что некие сотрудники правоохранительных органов предложили ему сотрудничать и "стучать" на анархистов. За отказ ему угрожали проблемами в учебе и отправкой в "замечательную часть" в армии. Беседа состоялась 10 октября, Яковлева вызвали на нее через деканат вуза.
10 октября в кабинете, куда пригласили студента, его ждал советник ректора ИГУ по безопасности. Он удалился, как только в кабинет вошли два человека в штатском: Артему Яковлеву они себя не назвали, сказали лишь, что представляют структуру, которая серьезнее, чем Центр по борьбе с экстремизмом.
"Гости" принялись расспрашивать студента о его товарищах по анархистскому движению. До недавнего времени Артем был активистом анархистского проекта "Открытое пространство "Черный квадрат", но из-за внутренних разногласий покинул его. В завершение беседы люди в штатском предложили студенту Яковлеву "сотрудничество". Сначала он отказывался, но спустя какое-то время вынужден был под диктовку написать расписку о том, что он сотрудничает с органами и обязуется никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не разглашать информацию, а также выбирает себе позывной.
Вся эта история напугала студента, который прежде никогда не соприкасался с силовиками: в течение нескольких дней после этого разговора он даже не решался приходить на занятия. А затем рассказал все в своем видеообращении в интернете.
– Почему вы решились на видеообращение? Как оно может защитить вас?
– На самом деле, я был очень напуган самим этим событием. И я не видел другого выхода из этой ситуации, кроме как публично заявить о произошедшем.
– А дать согласие на сотрудничество – такой вариант совсем не рассматривали?
– Еще во время "беседы" с этими людьми я им прямо заявлял, что сотрудничать не буду. Тем не менее они меня все равно склонили к этому, к тому, чтобы я написал расписку.
– Вы выяснили, кто были эти люди на "беседе", откуда они?
– Я попросил их показать документы, чтобы понимать, кто они. Удостоверение мне показал только один собеседник, который представился Сергеем. Я успел разглядеть фотографию и должность, но я ее уже забыл. Он быстро показал документ и сразу убрал.
– В видеообращении вы сказали, что эти люди назначили вам следующую встречу на 15 октября. Она состоялась? И вообще кто-то на вас выходил после публикации обращения: звонил, писал?
– Встреча не состоялась. Они мне не писали и не звонили. Даже как-то спокойнее стало.
– А как прошел первый учебный день после "беседы" и обращения, как реагируют на эти события ваши однокурсники?
– У меня сегодня было три пары. Все прошло, как будто никакого инцидента и не было. Никто мне вопросы по этой теме не задавал.
– А вы с друзьями обсуждали эту ситуацию, что они вам советовали?
– И мои друзья, и сотрудники портала "ОВД-Инфо" посоветовали мне найти адвоката на случай суда, но я надеюсь, этого не произойдет. И найти себе правозащитников. Они у меня есть.
– А суд по какому поводу может быть?
– Я сам сомневаюсь, что может быть какое-то судебное разбирательство. Но всякое бывает. Это же Россия, к сожалению. Но у меня есть правозащитники, я с ними поддерживаю контакт. И стало спокойнее.
Они склоняли меня к тому, чтобы я вернулся в "Черный квадрат" и восстанавливал связи
– В вашем окружении есть люди, которые были в аналогичной ситуации?
– Я не знаю таких. Но в то же время я не исключаю, что они есть, просто эти люди не стали афишировать это.
– Во время "беседы" вам не говорили, почему именно вас выбрали? Не связано ли это с вашим входом из "Открытого пространства "Черный квадрат"?
– Мне об этом они не говорили. Но я очень удивлен – почему я. Есть целая группа анархистов, а взяли именно меня. Последний раз я был на митинге против пенсионной реформы 9 сентября, за который бывший координатор штаба Навального Сергей Беспалов отсидел в изоляторе 30 суток. То есть я был участником этой акции и вплоть до 10 октября, когда со мной состоялась беседа, я никакую деятельность не проявлял, занимался только учебой. И тут мне звонят и говорят, что я должен прийти туда-то. Если бы я знал, что это будет за встреча, я предпринял бы какие-то меры. Но сам факт того, что они появились неожиданно и начали эту беседу, меня поверг в шок. Они склоняли меня к тому, чтобы я вернулся в "Черный квадрат" и восстанавливал связи. И я им прямо сказал, что возвращаться туда ни под каким предлогом я не собираюсь. И да, я вышел из "Черного квадрата", но с движением иркутских анархистов я поддерживаю контакты. Тем более сейчас. В тот же день, когда состоялась беседа, "Открытое пространство" отмечало первый день рождения, я пришел туда и все рассказал ребятам, они меня поддержали. Эта поддержка мне сейчас очень нужна и очень важна для меня. Приятно осознавать, что в этой ситуации я не один. Этот период легче переживать, когда знаешь, что есть люди, которые на твоей стороне.
– У ваших друзей по анархистскому движению есть проблемы в вузах, связанные с их взглядами?
– Нет, я о таком не знаю. Но даже про себя скажу, на моем факультете все преподаватели знали, что я анархист, и спокойно к этому относились. Мол, "ты такой, да и ладно, учись, главное, что ты геолог, а остальное нам не интересно". Никаких проблем не возникало, я учился спокойно, собираюсь закончить учебу и продолжить. Если все пойдет, как я планирую, то поступлю в магистратуру, обязательно буду заниматься наукой. Мне это интересно. Но если сложится как-то иначе, ввиду последних событий, то я могу уйти в производство, я в этом тоже ничего плохого не вижу, работы не боюсь. А если вдруг меня отчислят не пойми за что, я найду чем заняться. Не люблю сидеть на месте. Я пропустил два дня учебы и завидую товарищам, которые новые знания получали, а я сидел в изоляции, как незнамо кто. Мне нравится учиться, я не пожалел, что поступил именно на этот факультет.
Чего добивается анархистское движение? На этот вопрос я не знаю ответа
– Чем вас привлек анархизм?
– Отсутствием деления на богатых и бедных. Строительством более разумного и цивилизованного мира. Стремлением к равноправию. Меня это действительно больше всего привлекает. Я не собирался, грубо говоря, копать руду, чтобы она потом легла в карман какого-нибудь чиновника. Я копаю руду для производства, для людей, которые производят машины, телефоны и прочие блага для людей. А я даю им ресурсы для этого. Анархизмом я начал интересоваться еще в школе, делал доклады по этой теме. Меня поднимали на смех, но я спокойно к этому относился. Еще тогда я находил информацию о ДИАне (Движение иркутских анархистов). А когда поступил в университет, вспомнил про них и стал наблюдать. Когда открылся "Черный квадрат", начал ходить на лекции. И, собственно, через "Черный квадрат" я попал в ДИАну.
– Чего добивается анархистское движение в России, вы задумывались об этом? Есть ли какая-то программа? Как анархисты продвигают свои идеи в массы?
– Чего добивается анархистское движение? На этот вопрос я не знаю ответа. А программы в принципе никакой, никогда и не было. По поводу продвижения идей в массы, анархисты проводят агитацию на различных митингах, раздают листовки. Это основная деятельность. Сами проводят акции, как реакция на действия властей по разным поводам. А больше ничего и не происходит.
В "беседе" почему-то мне говорили о поджогах отделов полиции в Москве. А о том, что происходило в Иркутске, ни слова
– И много ли людей интересуется анархизмом, по вашим наблюдениям?
– Не знаю даже, как ответить на этот вопрос. "Открытое пространство "Черный квадрат" – это место, куда может прийти любой желающий и выступить с лекцией по любой теме. Но в основном лекции посещают наши же знакомые. Как показала практика, людям больше интересно слушать рассказы путешественников. На такие мероприятия приходят не менее двадцати человека. А вот лекции по анархизму, анархокапитализму не особо интересны, на них проходят по разному от пяти до десяти человек максимум.
– Почему же столь малочисленное движение иркутских анархистов вдруг заинтересовало силовиков, как вы думаете?
– Вот не имею никакого понятия, но в "беседе" почему-то мне говорили о поджогах отделов полиции в Москве. А о том, что происходило в Иркутске, ни слова. Я так полагаю, это потому, что у нас не происходило ничего такого сверхважного, опасного. Почему вдруг нами заинтересовались, мне тоже интересно. Когда только "беседа" началась, у меня возникли подозрения: если я им что-то передам, то это может послужить основой для новой "Сети" той же самой (11 человек в Пензе и Петербурге обвиняют в участии в террористическом сообществе. – Прим. СР). То есть, если я буду с ними сотрудничать, могут пострадать простые люди, даже не сами анархисты, а их окружение. Как в ситуации с Димой Литвиным, которого сейчас судят за картинки в соцсети, оскорбившие чувства верующих. Подозреваемый он один, а пострадало от этого много человек, и не только анархисты.
– Сейчас вы чего-то опасаетесь? Чем вам угрожали, чтобы убедить согласиться на сотрудничество?
– Саму расписку я подписал, потому что не видел другого варианта, как оттуда выйти невредимым. Я не знал, что эти люди могут со мной сделать на тот момент. Тогда для меня единственным вариантом было – согласиться на их требование и написать расписку. На данный момент я никакую информацию им не передал, расписку я не нарушаю. Никакой секретной информации я не сообщал. А вообще, я опасаюсь, что могут спокойно прийти на факультет и начать беседовать хоть со всеми подряд. Я больше переживаю за своих товарищей, чем за себя, мне бы не хотелось, чтобы их вовлекали в это дело. Потому что они к этому никакого отношения не имеют. То же самое – могут прийти к родным, не дай боже, конечно. Когда была эта самая "беседа", звучали угрозы: типа, я сдам диплом, но, возможно, плохо. Если я не поступлю в магистратуру, меня отправят в армию, причем в "очень приятную часть", где со мной будут "очень приятно разговаривать". На самом деле я армии не боюсь. Если надо, пойду. Хотя в Конституции возникает небольшое противоречие: государство не может нарушать наши права и свободы, но в то же время прописано, что мы государству должны.
– Что еще намерены предпринимать, чтобы обезопасить себя?
– Я поддерживаю связь с правозащитниками. Я готов давать интервью, чтобы люди знали, что со мной все в порядке, что со мной происходит. Гласность – самое главное.
– Когда вы записывали обращение и рассказывали о подписании расписки, то упоминали о том, что вам присвоили "определенный позывной"? Вы намеренно его не назвали? Сейчас можете сказать, какой это позывной?
– Я специально опустил название позывного, потому что на тот момент я не понимал, какую юридическую силу имеет тот документ, который я подписал. И сейчас я не буду его называть.
