"Бросается в глаза прущее из всех щелей рабство"

Алексей Кунгуров вышел на свободу, проведя два года в колонии по статье 205.2 "Оправдание терроризма". Его осудили за статью в ЖЖ, где он усомнился в рациональности действий российской армии в Сирии. До приговора Алексей увлекался историческими расследованиями, слыл сталинистом и приверженцем разного рода конспирологических теорий, симпатизировал Игорю Стрелкову. "Сибирь.Реалии" поговорили с популярным блогером о том, как тюрьма скорректировала его взгляды на жизнь.

– Поздравляю с долгожданной свободой!

– Спасибо! Но что-то тут свободы не много наблюдается...

– Таковы ваши первые впечатления?

– Пока ехал из колонии до Тюмени, остановились пообедать в кафешке, там был включен телевизор. И смотрю я – на экране толпы зомби беснуются, мундиаль, "спасибо Путину за это" говорит каждый второй, хотя спорт вроде бы вне политики. Вот такие первые впечатления были.

"Антизападником я ни в каком смысле слова не являюсь"

– В первых же своих интервью вы заявили, что собираетесь двигаться в сторону государственной границы. Планируете эмигрировать?

– Так понятно, что здесь я долго на свободе не прохожу. Пока выясняю, куда да как.

– Вроде бы единственный вариант эмиграции сейчас – это какая-то из западных стран. Или нет?

– Для меня приоритетным вопросом является не место, а возможность работы по специальности, а тут, к сожалению, языковой барьер играет решающую роль. Я начал писать художественную прозу, но уже не успею стать Набоковым, писавшим на английском для американцев, моя аудитория остается по эту сторону "железного занавеса".

– Судя по вашим публикациям до колонии, к Европе и США вы относились с некоторым предубеждением.

– Публикации – это попытка говорить с аудиторией на доступном ей языке. Где-то приходится быть "сталинистом", где-то – "либералом и русофобом", "ватником" или "бандеровцем". Вербальный компромисс в публицистике неизбежен, к сожалению. Ни малейшего отторжения к странам Северной Атлантики не испытываю. Я рос (в 14–17 лет) на американской литературе и классическом западном роке, в тюрьме предпочитал читать французских гуманистов и американский журнал GEO. Так что культурно я как был, так и остался космополитом.

Да, считаю господствующую в западных странах модель представительской демократии давно исчерпавшей свой исторический потенциал, а кое-где и совершенно выродившейся. Но первые ростки систем управления, базирующиеся на принципах всеобщей (сетевой) демократии пробиваются там же. Так что антизападником я ни в каком смысле слова не являюсь.

– Тем не менее, до колонии у вас было несколько публикаций о происках Запада против СССР и России. Сейчас вы уже не считаете Запад врагом и виновником наших бед?

– До колонии у меня как раз была масса публикаций, в которых я издевался над характерной для русских западофобии, особенно – НАТОфобии. "Происки" есть универсальный инструмент внешней политики. СССР тоже пытался гадить своим противникам и в средствах не особо стеснялся (в частности широко поддерживал террористические движения). Я в данном случае стремлюсь не к моральному обличению происков, а к пониманию механизмов их эффективности.

– Причиной ареста стал ваш текст про Сирию – вы не пересмотрели свое отношение к действиям России там?

– Действия РФ в Сирии направлены на эскалацию насилия – отсюда и ковровые бомбардировки городов, и стратегия этнических чисток. Путин перед своими перевыборами объявил об очередной победе над "террористами", пропагандисты радостно закрасили на картах большую часть Сирии в розовый цвет, символизирующий контроль над территорией режимом Асада. Но тут возникает вопрос: если "террористы" разгромлены и вовсю идет политика "примирения", то кто же тогда терроризирует население? По данным ООН, с начала этого года в Сирии миллион человек стали беженцами. Это самый высокий показатель за весь период гражданской войны. Впрочем, действия любых внешних сил в Сирии не отличаются гуманизмом.

"Совершенно не важно, есть нарушения или нет, там найдут"

– Вы говорите, с февраля у вас не было информации о происходящем. А почему именно с февраля?

– Потому что в феврале меня этапировали из колонии-поселения №5 в Кургане в исправительную колонию общего режима №15 в Нижневартовске, а там решили, что "письма этому зэку мы давать не будем". Мне ранее присылали подборки новостей пару раз в неделю, в 50–100 страниц. В колонии-поселении цензоры ленились это читать, а в Нижневартовске очень серьезно относились и решили просто не читать и ничего мне не давать. Поэтому я ничего не знал о происходящем за пределами моей камеры.

– Почему вас перевели в колонию общего режима из колонии-поселения?

– Как только я прибыл в колонию-поселение, меня в первый же день вызвали к "куму" (главный опер в колонии), и тот сказал: "Мы тебя перережимим! Все, иди на кичу!" – то есть в штрафной изолятор. Видимо, указивка у них была такая, а может, просто перепугались и решили по собственной инициативе это сделать, но факт, что с первого же дня они от меня старались избавиться. А я, как мог, затягивал, обжаловал через суды. Поэтому 9 месяцев эта волынка тянулась.

– Чтобы вас "перережимить", нужен был какой-то формальный повод?

– Достаточно пары нарушений установленного порядка отбывания наказания, а эти нарушения... Просто пишут в рапорте, что есть нарушение, и все, и доказать, что его не было, в принципе невозможно.

– Какого рода нарушения это должны быть?

– На самом деле, повторюсь, никаких нарушений не надо. Просто открывают тумбочку (возле кровати зэка есть тумбочка) и говорят: "О, запрещенные предметы у вас тут! Положено держать только одну пачку сигарет, а здесь две". Зэк говорит: "Так я не курю! Откуда у меня сигареты?" – "А это не важно. Все, распишись в постановлении и иди на две недели в штрафной изолятор". Вот и все!

Смешной случай могу рассказать. Один мой знакомый подсел в штрафной изолятор, видимо, просто потому, что со мной общался. Ну и начальство тюремное он тоже доставал. Его посадили за употребление слова "барак", признав это нецензурным ругательством. Он говорит: "Как же так, оно в словаре Даля есть! Барак – это временное сооружение, обычно построенное без фундамента". Ему сказали: "Нет-нет-нет, если начальник сказал, что это матерщинное слово, значит все, иди и сиди!"

– Конкретно для вас какое нарушение нашли, Алексей?

– 31 нарушение за 10 месяцев, там чего только не написали! Меня, допустим, наказывали за межкамерную связь. Это когда в одной камере сидишь, а соседу кричишь: "Привет! Как дела?" За стенкой никого не было, но это же никого не смущало. Наверное, я общался... с духами за стенкой. Так что это совершенно не важно, есть нарушения или нет, там найдут.

"Говорят, что эскадроны смерти невозможны..."

– Алексей, с кем вы сидели, что за люди были с вами вместе в заключении?

– Как сказал один из зэков в колонии-поселении денька через три после того, как я туда приехал: "Ну, что, Леха, ты уже понял, что наша колония – это Россия в миниатюре?" Только гендерный баланс там не был соблюден, то есть примерно 100 мужчин на 10 женщин приходилось, а в остальном срез достаточно репрезентативный.

Были там и представители самых-самых низов, маргиналы из депрессивных деревень, были предприниматели, люди с высшим образованием, мелкие буржуа... Каждый второй мотал срок за ДТП с трупом, часто это трезвые водители, которые на скользкой дороге с управлением не справились. Еще примерно процентов 30 – наши друзья из Средней Азии, нарушители границы. У всех схема практически одна и та же: два административных нарушения – депортация, запрет на пять лет пересекать границу РФ, но они пересекают незаконно и получают кто год, кто два. Именно преступного, "деклассированного" элемента там было процентов, может быть, пять от всего контингента, то есть столько же, сколько и на воле.

Ну, общее впечатление такое. Как говорил Чернышевский: "Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу – все рабы". Первое, что бросается в глаза, – это прущее из всех щелей рабство.

– Прямо со всех сторон?

– Со всех! Рабы сами зэки, рабы – "мусора" (сотрудники учреждения). Были даже мусора, что приглашали меня к себе в кабинет (в основном, младшие инспекторы, прапорщики, сержантики) и говорили: "Мы тебя читаем, согласны, что написанное тобой – правда, но ты же понимаешь, что изменить ничего не получится. Будь осторожен, каждый второй на тебя стучит". И после этого я получаю очередные материалы, составленные на меня как на нарушителя, смотрю, а рапорты-то подписывают эти самые "сочувствующие". Нарушений никаких нет, но кто в тот день дежурит, тот и должен подписать. Потому что хозяин так велел своему рабу в погонах.

– А кто хозяин?

– Хозяином на зоне называют начальника колонии.

– Он там царь и бог?

– Ну, где как. Бывает, что хозяин номинальный, а все ниточки дергает его заместитель, зампобор, тот, кто отвечает за оперативную работу и безопасность. Но это не суть важно, вертикаль везде вертикаль. Схема "ты – начальник, я – дурак" там не имеет альтернативы.

То есть все то же, что на гражданке, только в десять раз откровеннее. И рабство в десять раз откровеннее, и весь этот маразм верноподданнический. Раньше для меня было загадкой, почему качество официальной пропаганды очень резко стало падать после взрыва "крымнашизма" 2014 года. Вроде бы те, кто занимаются пропагандой, должны понимать, что просто сношают мозг электорату, они должны быть циничные профессионалы. Я так воспринимал это. А оказывается, что сами работники пропаганды искренне верят в то, что они несут. Рассуждают примерно так: я здесь соврал и здесь соврал, но я же вру в духе правды! Правдой же они считают то, что врут другие работники пропаганды.

– То есть они верят друг другу.

– Они верят пропаганде вообще и в том же духе несут свою пургу. Абсолютно то же самое происходит с нашими так называемыми правоохранительными органами. Они истово веруют в существование терроризма и террористов, искренне считают, что находятся на передовых рубежах борьбы с терроризмом, что без них родина просто рухнет. Они абсолютно в этом убеждены!

В тюрьмах сейчас появились спецблоки – там одни террористы, и все типа меня: один молился неправильно, другой лайкнул что-то не то, третий даже не знает, за что стал террористом. Террористическая статья есть, а что совершил, человек сам не знает, просто кто-то на него стуканул, и человек сидит, обвинение до сих пор не предъявлено. Встречал людей, месяцами сидевших без предъявленного обвинения. Были те, на кого родственники доносы написали совершенно в духе 37-го года. Остается только гадать, сделали они это по доброй воле или их "прессанули".

И вот, эти товарищи в погонах видят, что террористы все совершенно липовые, но борются с ними с жутким остервенением. И еще мне же говорят: "Ты же понимаешь, превентивно надо всех террористов карать, пока они только экстремистские сайтики читают, не следует ждать, пока они "дозреют" и что-нибудь взорвут". Я говорю: "А как же закон? Вы же утверждаете, что стоите на страже закона". Они искренне удивляются: "Какая может быть борьба с терроризмом по закону? Если мы их сегодня не посадим за терроризм, они же завтра пойдут взрывать наших детей!" В их реальности это происходит так!

Говорят, что в России эскадроны смерти невозможны… Нет, вот этим людям сказать: "Идите и превентивно убивайте террористов, нам их уже некуда сажать" – и они пойдут. При этом буду считать, что выполняют нужную и ответственную работу, получат ордена и будут ими гордиться.

"Что услышишь, дели на десять"

– Вы в принципе не верите в существование терроризма? А как же взрывы на вокзалах, в жилых домах – кто-то же это делает?

– Когда кто-то где-то на самом деле взрывает, в этом случае почему-то наши доблестные органы проявляют полную недееспособность. На самом деле, в большинстве случаев взрывают они сами и сами же создают фальшивые террористические организации. Схема та же, что и в случае со знаменитой операцией "Трест", осуществленной чекистами в 1921–1926 годах (о ней снят одноименный фильм).

Я сам встречался с пареньком, он реально больной на голову, психически нездоровый человек, повернутый на исламе. Его обработали, сказали: "Иди туда, получи взрывчатку, будем делать бомбу и взорвем торговый центр". Он пошел, получил взрывчатку, и через пять минут его уже с поличным приняли опера. Мы с ним пересекались в боксе, когда привозят в СИЗО – кого из суда, кого на суд, там вперемешку всех держат. Он мне заявляет: "Я выйду, я все равно взорву что-нибудь". Я говорю: "А ты понимаешь, что тебя тогда развели, как дурачка?" Он этого не понимает! Я говорю: "Смотри, тебя взяли через пять минут после того, как ты получил взрывчатку, но тебя даже ведь не спросили, у кого ты взял эту взрывчатку..." Он говорит: "Спросили, но я не сказал. Я не сдаю своих братьев". То есть один раз спросили, он не ответил, и у него в обвинительном заключении написано: "В неустановленном месте, в неустановленное время, у неустановленного лица приобрел взрывчатое вещество в таком-то тротиловом эквиваленте для создания взрывного устройства". Я говорю: "Ты понимаешь, что это главная задача следствия – выяснить, у кого ты взрывчатку приобрел? Потому что он завтра продаст другому". Вот он только тут чуть, наверное, задумался, что это как-то странно. А те, кто его вовлекал в эту террористическую бодягу, по делу никак не проходят, его подельниками стали те люди, с которыми вместе он Аллаху молился, сбоку припека. То есть лепят дело о террористической организации, но вербовщиков технично выводят за скобки, поставщиков оружия выводят, остаются лохи, которых просто подставляют.

– Это ваши предположения, насчет вербовщиков, или вы видели материалы уголовного дела?

– У них же на руках обвинительные заключения, материалы дела. На слово никому нельзя верить. В тюрьме говорят: что услышишь, дели на десять. И вот таких "террористов" сейчас полные тюрьмы. Встречал гастарбайтера, что работал в Ираке (торговал на рынке). Город захватили игиловцы, он сбежал на родину в Среднюю Азию. Оттуда приехал работать в Россию, а его прямо на границе повязали и пять с половиной лет дали. Все потому, что он звонил домой из зоны боевых действий – это автоматически ставит его под подозрение. В его стране (не помню, откуда он) органам до него дела не было, но "черными списками" с ФСБ они обмениваются. Ему еще повезло, что не пытали, а то бы он сознался в том, что организовал ИГИЛ, и получил бы срок 12–20 лет. Настоящих террористов я не встречал ни одного!

– С такой же статьей, как у вас, людей встречали?

– Встречал, конечно! Несколько человек. Это совершенно случайные люди, какие-то запуганные малыши. Одному опер сказал: "Ты с Кунгуровым давай там не общайся, а то тебе УДО не будет" – и он бледнел, когда меня видел.

– Как уживаются на зоне люди с разными политическими взглядами, идейными установками? Запросто же на соседних нарах могут оказаться такие, кому на воле руки не подашь...

– На воле много агрессии и нетерпимости в межличностных отношениях, особенно в виртуальном пространстве. В тюрьме совершенно не важно, кем ты себя мнишь – либералом, мусульманином, дворовым викингом. Суть свою не спрячешь. Я встречал свидомых укро-патриотов, которые находились в теплых отношениях с "колорадами", воевавшими на Донбассе. Ничего удивительного в этом нет, суть у этих людей одинакова, они внутренне так же схожи между собой, как правая ладонь и левая. Мне один "свидомит" даже сознался, что живи он в родном Перевальске (это под Луганском) весной 14-го года, то "хрен его знает, в каком батальоне я бы оказался – может, у Яроша, а может, и у Гиркина. Но в стороне бы точно не остался". Вот в этом и есть суть.

– До ареста и заключения вы общались с Игорем Стрелковым и входили в состав созданного им Комитета "25 января". Планируете возобновить контакты?

– Вообще-то я в него не входил никогда. Меня пригласили на "совещание" по вопросу медийного взаимодействия оппозиционно настроенных к Кремлю публицистов и владельцев интернет-СМИ. Там были совершенно разные люди – писатели Калашников и Лимонов, Бощенко ("Нейромир-ТВ"), Несмиян (блогер el-murid), Просвирнин ("Спутник и погром") и другие. В ходе обмена мнениями прозвучала идея создать некий клуб (совет, комитет) в качестве дискуссионной площадки. Вот и все на этом. Через неделю я с удивлением узнал из рассылки, что, оказывается, это были не "салонные посиделки цифровой эпохи", как я охарактеризовал мероприятие в своем блоге, а эпохальное историческое событие, знаменующее собой рождение в России "третьей политической силы", у которой уже есть свой фюрер, политбюро, и меня из этого политбюро надлежит изгнать, как русофоба, либерала и бандеровца, потому что я не согласую свои публикации с неким цензурным комитетом, не поддерживаю святую борьбу восставшего народа Новороссии за светлое будущее, не восторгаюсь отжимом Крыма, а русских националистов именую "фашиками".

Я, конечно, посмеялся над убогими: мол, как вы меня исключите, если я ни в какие комитеты не вступал? Теперь смеюсь, когда читаю добрые советы представителей либеральной общественности: мол, покайся, что ты якшался с террористом Гиркиным, иначе тебе никто в Европе политическое убежище не предоставит. Со Стрелковым мы неоднократно встречались, например, на экспертных сессиях Центра Сулакшина, наши доклады в сборниках материалов под одной обложкой опубликованы. Может, мне и за это теперь еще покаяться? Я свободный человек, могу якшаться с кем угодно. Личное отношение к Стрелкову у меня не изменилось, но его политические потуги я всегда считал глупыми и смешными, о чем высказывался публично и предельно откровенно.

"Сейчас стараются убивать так, чтобы не было претензий к органам"

– Вы с кем-нибудь подружились в колонии?

– Тюрьма – не самое лучшее место для дружбы. Я близко общался лишь с теми, кто хотя бы за себя, как говорят зэки, "таранил", то есть боролся, сопротивлялся. Таких ничтожно мало, буквально единицы. Остальные – конченые рабы! Единственная категория осужденных, которую даже сами мусора побаиваются, – мусульмане.

На любой зоне сейчас есть группа религиозных фанатиков, которых ничего, кроме религии, не интересует, и если их начинают за это прессовать, они встают на дыбы. Им положено пять раз в день молиться, и пятая молитва уже после захода солнца, то есть после отбоя. Очень часто конфликты с администрацией на этой почве происходят.

Все остальные – пластилин, что угодно с ними делай. Есть, конечно, люди, которых до крайности доводят, вплоть до того, что их убивают. Ну, как убивают – сейчас стараются убивать так, чтобы не было претензий к органам. Вот больной человек (там очень много тяжелобольных), и ему просто перестают передавать лекарства. Тюремная медицина – это что-то из области доктора Менгеле, там вся надежда на то, что с воли передадут какие-то таблетки. А мусора просто перестают передавать, и понятно, что здоровье у больного вследствие этого быстро ухудшается. Иногда имеет место летальный исход. А какие претензии можно предъявить к сотрудникам учреждения? Никаких! Попробуй докажи, что они лекарства "тормозили".

– Такие случаи были при вас, пока вы там сидели?

– Да массово! Даже в колонии-поселении (это, по тюремным меркам, как бы санаторий, пионерский лагерь). Там один парняга со сломанным ребром пришел. Он даже не знал, что ребро у него сломано, просто упал за несколько дней до того, как ему пришло предписание явиться в колонию для отбывания наказания. Он попросил отсрочку для лечения, но ему сказали: "Нет-нет, ты иди, будешь лечиться в гражданской больнице, а тебе и срок пойдет, да еще и за государственный счет будут тебя лечить". Тот обрадовался, наивный человек.

По закону, да, из колонии-поселения могут и на месяц отпустить в гражданскую больницу лечиться. Он пришел, а в колонии нет врача. Если нет врача, нельзя передать лекарства, потому что передачу должен санкционировать медработник. Он принес больничный лист, говорит: "У меня травма, надо в поликлинику". Неделю требовал, чтобы его отвезли в поликлинику, и его отвезли туда, чтобы закрыть больничный и написать, что он здоров. А у него, на самом деле, кусок ребра отломился и гуляет по организму, ткнется ему в легкое – он кровью харкает, ткнется в печень – он лежит, встать не может. Под 40 была температура две недели, лежал, вообще помирал. Дважды все-таки ему удавалось вызвать скорую, врачи настаивали на срочной операции, но его не отпускали. Можно сказать, чудом выжил.

Когда же зэк начал жаловаться в прокуратуру, сделали очень просто: оформили ему медкарту, в которой написано, что он здоров и симулянт. А проверка проходит как? Приезжает прокурор с суровой мордой лица, говорит: "Нам поступило заявление, что вы не оказываете медицинскую помощь гражданину РФ!" А ему показывают липовую медкарту и говорят: "Он здоров, симулянт" – "Ага, значит, все хорошо". На этом проверка заканчивается, и с пострадавшим, кто жалобу написал, прокурор даже не встречается. Это распространенная практика. Прокурору главное – выполнить свою работу, то есть написать отписку.

– Но ведь есть еще общественная наблюдательная комиссия?

– Общественная наблюдательная комиссия состоит из бывших мусоров! За два года я один раз видел представителя этой так называемой общественной комиссии. Когда я в ШИЗО сидел, туда приходил такой наглый старичок, прямо видно, что ментовская рожа. Он издевательски похихикал и сказал: "Не нарушали бы – никто бы вас и не посадил". Я говорю: "Минуточку..." – и давай ему перечислять, какие тут администрация творит нарушения. Он поворачивается к начальнику колонии, тот говорит: "Нет-нет-нет, это все неправда, он политический, ему бы только оклеветать честных сотрудников" – "А, ну, раз так, то все ясно". И ушли. Какая это наблюдательная комиссия? Для галочки. Поставили, что ОНК приходила, и все.

"Голодовка – это такая форма самоубийства"

– Алексей, по вашим наблюдениям, какие есть действенные способы борьбы за свои права внутри этой системы?

– А никаких нет, абсолютно! Как только кто-то даже подумает об этом, стукачи сразу доносят, и человека закрывают в ШИЗО, а там хоть заборись. Остается крайняя мера – объявлять голодовку. Но это такая форма самоубийства. Мусора откровенно говорят: "Ну, голодай. Нам-то что? Подохнешь – нам от этого хуже не будет, ты же сам себя убил". А как только десяток дней проголодаешь, тебя все равно под капельницу положат. Поэтому даже и голодовки крайне малоэффективны, особенно в том случае, если акция не получает никакого резонанса на воле.

– Внимание общественности, прессы, мирового сообщества имеет значение?

– Для зэков, конечно, имеет, но только моральное. Носители погон никакой реакции просто не замечают. Они живут в мире Первого канала, "России-24". Какая там общественность? Я почти 20 лет занимался избирательными технологиями, на выборах работал с этим самым электоратом, меня оголтелым ватничеством трудно удивить. Но настолько обдолбанных пропагандой, как мусора в местах лишения свободы, я нигде не встречал.

Для них слово "общественность", я не шучу, синоним слова "геи". Они так и говорят: "Вся эта ваша недовольная общественность – только геи-либералы-русофобы. Остальные русские люди поддерживают Владимира Владимировича".

– А если говорить не о тех, кто охраняет, а о тех, кого охраняют, среди них какие настроения?

– Я наблюдал там очень любопытный эффект. Как только человек отключается от реальной жизни (а зэки от нее оторваны, у них окном в мир остается только телевизор), зомбированность становится абсолютной. Я перед самыми путинскими перевыборами ехал в "столыпине", и в соседнем "купе" сидел зэк, который уже то ли два, то ли три года находился в колонии, и вот он пересказывал, что ему говорят по телевизору, с восторгом. Цитирую фразу его дословно: "Россия сейчас переживает золотой век! Раньше мы были ядерной державой номер два, а сейчас мы ядерная держава номер один. Теперь ничто не делается без одобрения России. Если Путин против, ничто не может произойти во всем мире. Вот как сейчас нас уважают". И все в том же духе, о том, как встали с колен, всех победили, как прекрасно живет народ.

Это он не прикалывался, а серьезно, с пылом, с пафосом говорил. И чуть ли не весь вагон соглашается: да, конечно, для нас, зэков, Путин ничего не сделал, но для России-то – он просто живет ради России, и дай ему бог здоровья и долгих лет! Они абсолютно оторваны от реальности, поэтому воздействие телевизора проявляется в такой гипертрофированной форме.

– Но в колонии-поселении сидят люди, осужденные не на такой уж большой срок – когда они успевают забыть о реальной жизни?

– Забывается моментально! Неделя, две – все! Памяти у этих рыбок вообще нет никакой. Но это ладно – обычные зомби из глубинки. По поводу скандала в Крыму с сименсовскими турбинами я как-то побеседовал с инженером. Все смотрели "Россию-24" и гневно поддакивали диктору: "Вот, мы же сами эти турбины произвели! При чем тут "Сименс"? Сами произвели, сами и поставим, а они нам только гадят со своими санкциями!" И я этому инженеру говорю: "Ну ты-то понимаешь, что все это туфта? В России не производят газовых турбин для генерации вообще, отказались от этого еще в 70-е годы, у нас теплоэлектрогенерация построена на парогазовом цикле". А он не прошибаем: нет, раз так сказали по телевизору, значит, производят!

– Какой главный вывод вы сделали относительно своих прошлых убеждений? Вы в чем-то разочаровались, пересмотрели какие-то свои взгляды или ничего не изменилось?

– Не изменился, а очень сильно углубился. Сейчас перечитываю, что писал лет пять назад, и мне это кажется очень поверхностным. Я большую часть срока просидел, как говорят зэки, "под крышей", то есть не в жилой зоне, где куча народу, где есть телевизор и радио, а закрытый в камере, часто в одиночке, там мозг очень быстро освобождается от фоновой загрузки. Больше времени подумать, и мысль быстрее работает.

Один товарищ прислал мне много журналов "Популярная механика", с 2003 по 2015 год. И когда читаешь годовые подшивки одну за другой, на глазах разворачивается ретроспектива жуткой технологической деградации Российской Федерации. Хотя, казалось бы, журнал вообще никак ни с политикой, ни с экономикой не связан. Просто видно, что год от года процент текста, посвященного российским достижениям, снижается практически до нуля. Редактор иногда в своей колонке так и заявляет: мол, вы нас упрекаете в непатриотичности, в том, что русский журнал освещает успехи американцев да былые достижения советской науки и техники, а о современных прорывах вставшей с колен России сообщает редко. Так вы, дорогие читатели, намекните, про что написать, и мы, конечно, напишем. Но, видимо, даже коллективными усилиями 200 тысяч читателей задача отыскания современных научно-технических успехов РФ не решается. "Патриотам" остается лишь пропаганда в духе "сделаноунас.ру".

"Я население РФ не могу назвать народом"

– Алексей, какие ваши ближайшие планы на жизнь, чем планируете заниматься?

– Я достаточно много написал, еще находясь в заключении, и часть удалось вытащить на волю, часть у меня отобрали. Пока я сидел, занялся художественной прозой, читал сокамерникам – те были в восторге. Сейчас восстанавливаю утраченное, может, и на воле кому понравится.

– Будете публиковать?

– Конечно. А вообще, то, чем я там занимался, – читал да писал. Выбор "под крышей" не велик. Перечитал с интересом "Колымские рассказы" Шаламова. Когда читал их в детстве, казалось: ну, тут явно художественные преувеличения. А сейчас вижу – никаких преувеличений, а просто фотографический снимок реальности. Понятно, что теперь ради развлечения вертухаи не стреляют из автоматов по зэкам "при попытке к бегству", как писал Варлам Тихонович, но почти все остальное – один в один. С любой страницы дать сокамернику почитать – он не поймет, что это о 30–50-х годах, что это ГУЛАГ. Даже жаргон остался тот же.

– До того как стать зэком, вы немало хорошего написали о Сталине, который и создал систему ГУЛАГа. Не пересмотрели теперь свое отношение к "вождю народов"?

– "Хорошее" и "плохое" – оценочные суждения. Все, что я пишу, – рассуждения вслух. Нельзя сказать, что у меня было какое-то отношение к Сталину и теперь оно изменилось. По мере углубления в эту тему идеологические или эмоциональные оценки вообще утрачивают всякий смысл.

Что касается ГУЛАГа, то он в общих чертах сохранил существовавшую еще при царизме каторгу. Даже само это слово вернулось в официальный документооборот в 1943 г. Так что нет оснований приписывать Сталину создание того, что существовало до него и продолжило существовать после. Не вижу смысла и как-то выпячивать "кровавые ужасы массовых сталинских репрессий". Неужели раньше репрессии были менее массовыми или не такими кровавыми? "Столыпинские галстуки" – это ведь не выдумка русофобов. Военно-полевые суды, широко распространенные в годы реакции, прозванные "скорострельной юстицией", – ровно то же самое, что и Особое совещание при НКВД. Вообще превентивное наказание "политических" в административном порядке – массовое явление с конца XIX века, тот же Сталин при царе ни разу не осужден уголовным судом, но пять раз был сослан как неблагонадежный элемент. Сегодняшняя система превентивной "борьбы с терроризмом" – реинкарнация традиционных для русского общества средневековых методов расправы с крамолой.

Я не пытаюсь никого оправдывать, просто считаю некорректным противопоставлять одну историческую эпоху другой или выпячивать кровавые зверства сталинизма в то самое время, когда Сталина давно нет, но эти зверства творятся буквально под носом. Может, дело все-таки не в плохих тиранах, а в том самом народе, который их возносит на трон? Это ведь не лично Сталин писал в органы по 40 миллионов доносов в год, так же как не Путин лично открывает бомболюки над сирийскими городами и метит зеленкой диссидентов!

– По-вашему, российский народ только таких лидеров и достоин, как Сталин и Путин?

– Соглашусь. Но дополню, что данное утверждение легко инвертируется: лидеры так же достойны своего народа. Сталин, даже если кто-то его ненавидит по каким-то причинам, является великим политическим деятелем XX века. Историческим величием обладал и советский народ. У кого, кроме Соловьева с Киселевым, повернется язык назвать "великим политиком" Путина? А какие исторические свершения можно записать в актив российского народа за последние четверть века? Советский народ, создавший индустрию каторжным трудом за 10 лет, победивший в войне, полетевший в космос, и нынешний российский, индустрию просравший, войны проигрывающий, забывающий дорогу в космос (19 орбитальных пусков в год против 79 в среднем при СССР) – это как бы разные народы. Биологическая преемственность есть (как у древних римлян с итальянцами, например), а политической и духовной не наблюдается. Вообще, я население РФ не могу назвать народом. Народ есть коллективный политический субъект, а население путинской России – всего лишь популяция приматов, никак не проявляющая своей социальной субъектности.

– Почему, как вы думаете, столько сталинистов в России сегодня?

– Стихийный "народный" сталинизм – всего лишь выражение тоски рабов по хозяину. Сталинизм, как политическая система, в настоящее время просто невозможен. Ну нет тех задач, которые можно было бы решить с помощью миллионных "трудармий", "гулагов" и наукоградов, спрятанных за колючей проволокой. Успешность социальной системы сегодня обеспечивается способностью создавать условия для свободной экономической, творческой, научной самореализации своих членов, а вовсе не палочной дисциплиной и "единым порывом".

– Многие политические заключенные, выходя на свободу, приходят в правозащитную деятельность. Не задумывались о таком?

– Так называемой правозащитой занимаюсь еще с 90-х годов, но с каждым годом все меньше и меньше. Придерживаюсь такой позиции: если вы за что-то боретесь, я вам всегда помогу. Но всякого рода нытиков-жалобщиков отшиваю сразу. Борьба за свои права и "битье челом" перед начальственными сапогами – вещи несовместимые. В России же жертва произвола испытывает какое-то мазохистское удовольствие в "поисках правды", выражающихся в написании многочисленных жалоб в администрацию президента и всякого рода уполномоченным по защите всевозможных прав. Этим дело обычно и ограничивается.

То же самое и в тюрьме было: кто сам боролся, тот мог рассчитывать на мою поддержку. Иногда даже были позитивные результаты, но чаще всего, конечно, никаких, эффективность правозащитной деятельности все больше и больше стремится к нулю.

А так, честно говоря, уже отвращение испытываю, когда приходят эти просители... Буквально за неделю перед тем, как меня закрыли, были у меня очередные обманутые дольщики: "Ой, напишите у себя в ЖЖ, нас кинули, там любовник губернатора замешан, куча всяких нарушений..." Я говорю: "Ну, хорошо, давайте проведем публичную протестную акцию перед офисом ЕР, сейчас избирательная кампания началась, это будет хороший информационный повод. Я и сам напишу, и прессу федеральную подтяну. Губернатор очень чувствительный, не любит, когда про него федеральные СМИ что-то неприятное начинают писать. Ему проще будет вам достроить этот дом, чем бороться с негативным информационным шлейфом". У дома готовность была 70%. У дольщиков ужас в глазах: "Нет-нет, что вы! Мы не хотим ни с кем ссориться! Мы любим партию "Единая Россия", мы любим нашего президента, мы любим губернатора! Мы хотим только того, чтобы они нам достроили". Понятно, что им ничего и не достраивают, потому что они скулящие рабы. Поэтому мой скептицизм по отношению к правозащитной деятельности нарастает.