"До новых встреч, спецприемник!"

Координатор томского штаба Навального Ксения Фадеева в понедельник вышла из спецприемника, где провела десять суток. Ее задержали 5 мая после акции оппозиции "Он нам не царь". Суд сначала оштрафовал ее на 250 тысяч рублей за повторное проведение несанкционированный акции, а потом арестовал на 10 суток якобы за неповиновение сотрудникам полиции. Протокол на гражданскую активистку составили согласно рапорту начальника Центра по противодействию экстремизму местного МВД Дмитрия Петрова. Он заявил, что Фадеева пыталась выбить из его рук служебное удостоверение и убежать. Показания шести свидетелей, доказывавших в суде обратное, не были приняты во внимание. Все дни, что Фадеева находилась в спецприемнике, в Томске проходили пикеты в ее поддержку.

– "До новых встреч, спецприемник" – ваш последний пост в Facebook. Действительно готовы повторить этот опыт?

​– Очевидно, это повторится рано или поздно. Мы наверняка будем проводить акции протеста, наверняка нам их не будут согласовывать. Не то чтобы очень хотелось туда вернуться. Просто все к тому идет, и лучше не будет в ближайшее время. Я к этому готова, и это действительно не так страшно. Конкретно в Томске спецприемник достаточно приличный. Там нет никаких обшарпанных стен, чего-то грязного и вонючего. Там абсолютно приятные и вежливые сотрудники полиции. Они очень милые на самом деле, я не ожидала. Они корректно обращались со всеми нами, причем даже с бомжами. Готовы помочь, если что.

– Это звучит как реклама, просто-таки. А в камере было не страшно?

​– Камера представляет из себя комнату квадратов двадцать. Не тесная обычная комната, там две двухъярусные кровати, стол, скамейки, раковина и туалет. Распорядок такой: в шесть утра подъем, просыпаешься, потому что начинает играть радио. В каждой камере висит колонка, ты не можешь ее выключить, она высоко висит. Это обычно было "Ретро-FM", потом еще "Динамит-FM" был. В семь утра приносят завтрак, кипяток… В течение дня приносят обед и ужин, ведро со шваброй, чтобы помыть пол, и так – каждый день. Сотрудники приходят на осмотр камеры – такая еще формальность. Свидания с родственниками разрешены один раз за все время пребывания. Еще можно каждый день в течение двух часов видеться с адвокатом или с защитником. У меня был и адвокат, и юрист по доверенности, они ко мне по очереди приходили, рассказывали новости. Развлекали как могли. Делать там нечего вообще. Я с удовольствием мыла пол – хотя не очень люблю это делать в обычной жизни.

Это просто потеря времени. Я привыкла проводить его более содержательно. Я в принципе более подвижный человек: люблю гулять, бегать, тренировки… У меня на руке были часы с шагомером, и если в обычный день я прохожу 15 километров, то здесь – это около 700 метров, и я ужасалась этим цифрам. Это убийство времени. Если 30 суток – это, наверное, гораздо грустнее. Нужно, видимо, на всякий случай готовить себе целую учебную программу, основательно к этому подходить.​

– С кем пришлось искать общий язык в камере?

– Когда я приехала, я была одна в камере. На следующий день ко мне привезли трех дам, как бы не обидеть…с тяжелой алкогольной зависимостью. Мы с ними общались, их бьют мужья, на них страшно смотреть. Они жизнь свою разрушили. Бомжей, в прямом смысле, грязных и вшивых, сажали в отдельную камеру. За этим строго следят, чтобы не распространялась зараза. Конечно, у меня было чувство, что я не в своей среде, но конфликтов не было. Мы с моими сокамерницами нормально сидели за одним столом, о чем-то житейском болтали.

– Как обстоят дела с питанием?

– Еду приносят в камеру. Утром это молочная каша. Довольно вкусная, не на воде, овсяная или манка. И плюс к тому здоровый кусок хлеба, не знаю, сколько в граммах, но четверть булки. Там вообще легко поправиться: только ешь и лежишь. С ним же чай, который на чай не очень похож: такая жижа подкрашенная сладкая. Еще кипяток приносят: мне товарищи чай и кофе передали нормальный. Обед – это суп, такой с картошкой, морковью и крупой, не очень вкусно. И второе – это картошка и котлета, каждый день одно и то же, но довольно вкусно. И компот. Ужин – это песня. Каждый день, кроме двух случаев, была каша и мойва. Я не знаю, кому в голову пришло такое сочетание пищи, но это овсяная каша на воде и три рыбины мойвы, это было ужасно. Только два раза была селедка. И этот гигантский кусок белого хлеба. Никогда не забуду. За все время нахождения могут передать до 30 килограмм еды: фрукты, печенье, чипсы…

– Чем вы занимались 10 суток, находясь в полной изоляции?

– Надо понимать, это не тюрьма. Это похоже на больницу, наверное. Единственное, что нельзя пользоваться телефоном и нормально гулять. И все это было для меня ожидаемо: у меня большая часть коллег в других городах уже сидели по административным делам, и не раз. И то, что раньше я этого избегала, – это просто случайность. Поэтому я абсолютно была к этому готова и в суд ехала уже с полностью собранной сумкой. Это не было шоком.

Конечно, когда я услышала, что арест, это было не очень приятно. Десять суток провести непонятно где… Причем когда меня задержали 5 мая, мне сотрудники полиции из Центра "Э" говорили: "Зачем тебе это надо, в клоповнике будешь жить". Стращали. Но оказалось, все не так ужасно.

Там есть книги, они называют это библиотекой, хотя это просто шкаф. В нем куча книг, в основном потрепанные, но нашлись и нормальные. Я прочитала три книжки Тома Шарпа, это сатирик 20-го века, забавно. Прочитала по психологии книжку, давно ее заказывала себе. Толстого почитала, "Воскресение", в этой библиотеке нашла. Гумилева стихи, "48 законов власти"… Какой-то дурацкий женский роман еще. Мне пока книжки не принесли, я пользовалась этой библиотекой, вот пришлось. Там хоть что прочитаешь, на самом деле, насколько там скучно.

​– И все-таки проявляли ли вы какое-то неповиновение полиции во время митинга?

– Это было 5 мая, нам не согласовали акцию. Мы хотели провести ее в центре города, нас в очередной раз послали на окраину, мы отказались. Акция проходила абсолютно спокойно: шествием прошли по Ленина, по тротуару, не перегораживая движение. На Ново-Соборной провели митинг. Когда митинг кончился, я еще в течение минут десяти с товарищем и адвокатом стояла на площади и ждала, что ко мне подойдут полицейские. Никого не было, мы пошли от площади в сторону ТГУ, где была припаркована машина товарища. В какой-то момент я вижу, что с прилегающей улицы Герцена выдвигается группа людей в полицейской форме и черной гражданской одежде. Я замедляю шаг, понимаю, что это ко мне, видимо, за мной. Дальше все происходит в течение пяти, наверное, секунд: меня с одной стороны схватили за руку, кто-то окликнул из полицейских: "Ксения Владиславовна!"

Никто не предъявил ни удостоверений, ни требований. Один хватает с одной стороны, второй – с другой. Меня потащили в машину, причем не в полицейскую, а без опознавательных знаков. Рядом адвокат находился, его сразу оттеснили, со мной не дали поехать. Запихнули меня в машину. В машине я уже поняла, что это Центр "Э", справа от меня сидел его глава подполковник Петров. Слева, как я позже узнала, тоже "эшник" Саналов. Я начала доставать телефон из кармана, они начали кричать: "Не трогай телефон!" Я спрашивала, куда меня везут, они отвечали: "Сейчас узнаешь". Привезли меня в Советский РОВД. Там на протяжении двух часов ко мне не пускали адвоката. У защитника вырывали из рук телефон – все как обычно. По идее, в этот же день меня должны были судить, но полицейские допустили какую-то ошибку, и суд перенесли на следующую неделю. Там уже мне влепили 250 000 штрафа.

– То есть во время задержания полиция вела себя грубо?

​
– На мне нет синяков, но они резко меня схватили за руки. В прямом смысле они не ломали мне руки, но схватили и практически закинули в машину. Самое смешное, что они в рапортах написали. Выбивала удостоверения и чуть ли не кидалась. Когда эта история задержания произошла, мы написали жалобу в прокуратуру на то, что не пускали адвокатов, что было абсолютно незаконно. Во-вторых, необоснованно применили силу ко мне и некорректно себя вели. После этого я уехала в Москву, у нас там был съезд как раз. И когда я была в Москве, мне позвонил заместитель Водянкина, это полиция общественной безопасности, и сказали, что мне нужно подписать бумаги. Я говорю: какие бумаги? Мне говорят – статья 19.3, это "Неповиновение законным требованиям сотрудников". Я ответила, что не в Томске, потому что бегать от них смысла нет. Мы через адвоката с ним созвонились и поехали 25 мая в полицию.

Когда я увидела рапорты, меня и моих защитников смех разобрал. Там рапорт Петрова, он заявил, что я пыталась выбить у него из рук служебное удостоверение и бежать. Такие же рапорты написали его коллеги. Во-первых, смешно то, что Петров выше меня, наверное, на метр, такой же высокий и крепкий Саналов, его коллега, который меня закидывал в машину. И в принципе нападать на сотрудника полиции на митинге, бить его по рукам, выбивать удостоверение и бежать – более глупое поведение трудно себе представить. Я прекрасно знаю историю "Болотного дела" и сама всегда говорю волонтерам, что ни в коем случае не сопротивляйтесь сотрудникам полиции, это плохо кончится. Но тем не менее, они написали это в рапортах, и у нас была апелляция в областном суде, когда меня уже арестовали. Туда пришли все эти "эшники", и они, не моргая, повторили, что я била его по руке, пыталась бежать.

– А сам митинг прошел мирно?

– Вообще митинг прошел максимально спокойно. Задержали только меня и парня 15 лет с бумажным самолетиком. Они вообще по возрасту даже не могли его задержать. Сейчас они смотрят полицейские видеозаписи, опознают и по факту вызывают людей за участие. Показательно они никого не винтили на площади. Поэтому такая ситуация только со мной произошла. Это, очевидно, была провокация: они прекрасно знают меня, знают, что если бы ко мне подошли сотрудники и сказали: "Проедемте", я бы проехала. Потому что нет смысла от них бегать никуда, они знают, где я живу, где я работаю, зачем мне бежать. Но они специально пошли на такой силовой вариант, чтобы спровоцировать моих товарищей, меня, может быть, и получили, что хотели.

– Эти 10 суток что-то в вас и ваших планах изменили. Нет желания уже бросить всю эту оппозиционную деятельность, потому что "против лома..."?

– Для меня ничего не изменилось. Это было предсказуемо. Я люблю свою страну, мне обидно, как с ней сейчас обращаются все эти люди во власти, и я верю, что страна заслуживает лучшего.

– Но разве в ваших силах что-то изменить?

– Для меня невероятно, что за последний год в наше движение пришло столько новых людей. И молодых людей – не школьников, как стараются говорить, а студентов, людей 30–35 лет, адекватные люди. Главный результат нашей деятельности – в действительности, в стране появляется все больше вменяемых людей оппозиционных взглядов, которые что-то делают, тратят свои силы, время, рискуют свободой ради того, чтобы менять жизнь в стране к лучшему. Сейчас будем регистрировать партию, пытаться. Понятно, что будут всякие препоны. Тем не менее, будем делать все, что возможно.

– Как относятся к вашей работе родители?

– Они переживают, конечно. Уже спокойно, без истерик. Но они меня отговаривают, хотят, чтобы я в другую страну уехала, пока не поздно. Но я не хочу никуда уезжать. Это моя страна.