Жителя Алтайского края российского военнослужащего Виктора Агеева вместе с тремя товарищами по оружию прошедшей весной под Луганском задержали украинские военные. На этой неделе его адвокат Виктор Чевгуз заявил, что есть возможность обмена Агеева на кого-то из украинцев, "которые сидят в российских тюрьмах". Однако, по его словам, российская сторона пока не готова к такому обмену Агеева на Олега Сенцова, Александра Кольченко, Романа Сущенко или Станислава Клыха.
Попав в плен, Агеев в интервью иностранным журналистам сказал, что служил по контракту в одной из воинских частей Новочеркасска, а в Луганск их регулярно отправляли так называемыми "рейсами". Впоследствии он изменил показания и заявил, что подписал контракт с милицией ЛНР и на момент задержания не являлся служащим российских ВС. Украинский суд приговорил Виктора Агеева к 10 годам тюрьмы за террористическую деятельность. С матерью Виктора Агеева, учительницей из Барнаула, побеседовал корреспондент "Сибирь.Реалий".
– Светлана Викторовна, как вы узнали, что ваш сын попал в плен?
– Это был самый страшный день в моей жизни. Я открыла "Одноклассники", а на моей странице – шквал комментариев и угроз. И в мой адрес, и в адрес моего сына. В основном угрозы были с украинской стороны. Один молодой человек посоветовал: "Бери сало и горилку и езжай выкупать сына, пока мы его не убили или еще чего с ним не сделали". В тот же вечер я нашла в украинских СМИ новость, что мой сын попал в плен.
– Сейчас вам продолжают угрожать?
– Нет. Честно говоря, я сейчас практически не захожу на свою страничку. Так что мне просто негде с этим столкнуться.
– Когда вы узнали о случившемся, куда вы обращались, в какие инстанции?
– Первое, куда я пошла – в наш местный военкомат. Выяснилось, что мой сын не оформлялся на службу по контракту. Потом ситуация начала постепенно проясняться…
– Каким образом?
– Во-первых, оказалось, что он уехал служить не централизованно, через военкомат, а самостоятельно, на поезде. Во-вторых, мне сказали, что к российской армии он вообще не имеет никакого отношения, что никакого контракта с ним не подписывали. Дальше появилась информация в украинских и российских СМИ. Была пресс-конференция, где выступил подполковник милиции ЛНР Андрей Марочко. Он официально заявил, что мой сын служил в милиции ЛНР и был поставлен на воинский учет Центральным военным комиссариатом ЛНР. Потом в интернете появились документы, фотографии, как их взяли в плен.
– Ваш сын проходил срочную службу в российской армии?
– Да, он служил в Ростовской области, в Батайске. Знаю, что служил в военно-воздушных силах, но в каком конкретно подразделении, он мне не говорил. Отслужил и вернулся домой.
Надо было как-то зарабатывать на жизнь. Не будет же он сидеть на шее у матери
– Он где-то работал после демобилизации?
– Он работал неофициально, на временной работе. Надо было как-то зарабатывать на жизнь. Не будет же он сидеть на шее у матери… Он очень хотел пойти служить по контракту, готовился, много тренировался, занимался спортом. Его с детства интересовало военное дело, оружие – все, что имеет отношение к армии. Он даже связывался с какой-то военной частью, хотел пойти к ним служить, но туда его не взяли. Потом он сообщил, что с ним все-таки подписали контракт, и он едет в тот же регион, где проходил срочную службу.
– Сколько времени он находился дома, в Барнауле?
– Восемь месяцев.
– Вы можете предположить, как он оказался в Луганской области?
– Что там произошло, я не знаю. Знаю, что потом он подписал второй контракт в Луганске. Я практически не получала от него никакой информации. Несколько раз он звонил, говорил, что все хорошо. В подробности службы он меня, конечно, не посвящал, но я особо не волновалась. Я не знала, где он. Ждала, что потом он расскажет мне какие-то подробности… Его ведь взяли в плен в самом начале – он только начал служить.
– Вы связывались с родителями других солдат, попавших в плен?
– Я не знаю, как это сделать, где найти их контакты. Даже не представляю, куда обращаться по этому поводу.
– Сейчас что-то известно о том, где находится ваш сын, об условиях его содержания?
– Да, он сейчас в СИЗО в Старобельске. Мне сообщили, что условия содержания удовлетворительные. Состояние его здоровья тоже. Его посещали украинские правозащитники, представители Красного Креста, российский консул.
– Консул вел с украинской стороной какие-то переговоры об обмене?
– Нет. Это не его компетенция. Он может оценить условия содержания, выполнить какие-то личные просьбы, и на этом все.
– Вы виделись с сыном, после того как он попал в плен?
– Да, я ездила к нему на Украину. Нам разрешили свидание. Мы разговаривали около двадцати минут.
– Он говорил что-то об отношении к нему, об условиях содержания?
– Он говорил, что все нормально. Ничего больше я от него добиться не смогла. Так что я ничего не могу судить о том, как оно там на самом деле.
– Не боялись ехать на Украину?
– Нет, абсолютно. Я вообще не трусливая. К тому же я понимала, что я просто мать, которая едет к сыну. За что меня могут там арестовать или сделать со мной еще что-то? Я была в таком состоянии, что страхи улетучились. Мне просто хотелось увидеть, что мой сын жив.
– Какое впечатление произвели на вас работники СИЗО в Старобельске?
Скорее всего, он получил предложение, когда демобилизовался и жил в Барнауле
– Я беседовала с начальником СИЗО. Впечатление он произвел положительное – умный, образованный человек. Ничего плохого я не могу сказать, кроме того, что там содержится мой сын.
– Как вы считаете, где вашему сыну поступило предложение поехать в Луганск? Могло это произойти в то время, когда он проходил срочную службу в армии?
– Не думаю. Вряд ли это было во время срочной службы. Скорее всего, он получил это предложение намного позже, когда демобилизовался и жил здесь, в Барнауле.
– В вашей семье как-то обсуждалась тема Крыма, Украины, военных действий в Донецке и Луганске?
– Лично я войной не интересовалась. Всю информацию о том, что там происходит, я получала из телевизионных передач.
Думаю, любой человек может туда поехать – хоть воевать, хоть работать – и никто это не контролирует
– Имеется в виду российское телевидение или украинское?
– Конечно, российское. До того, как произошла вся эта ситуация, я вообще никогда не читала украинские СМИ.
– Как вы считаете, в Донецке и Луганске воюют российские солдаты и офицеры, проходящие срочную службу?
– Я раньше, конечно, не задавалась этим вопросом. А сейчас я думаю, что любой человек может туда поехать – хоть воевать, хоть работать – и никто это не контролирует. Я не знаю, отправляют ли туда кого-нибудь специально. И, наверное, никто из простых людей этого не знает…
– В интервью украинскому телеканалу "1+1" ваш сын говорил, что на его решение поехать в Луганск повлияли российские телевизионные передачи, что он ехал защищать свою страну. С вами он обсуждал свое решение?
– Мы никогда об этом не говорили. То есть мы, конечно, обсуждали происходящее на Украине, но о том, чтобы принимать участие в этой войне, речи никогда не было. Я и предположить не могла, что он примет такое решение. Я ничего не могу сказать о его мотивах.
– Как лично вы относитесь к происходящему в Донецке и Луганске?
– У меня к этой войне отношение – как бы сказать – антивоенное. Конечно, лично я хотела бы, чтобы между Россией и Украиной не было войны и не было никакого конфликта. Кстати говоря, на той стороне у меня есть родственники, одноклассники. Мы выросли в одной стране. Я до сих пор не могу осознать, как за несколько лет можно стать врагами. У меня к украинцам никакой агрессии нет. И простые люди – мои друзья, знакомые – придерживаются той же позиции. Мы просто ждем, когда это все уже закончится. Когда будет какое-то мирное соглашение, когда все утрясется… Мы же ничего не знаем о политике.
В МИДе ответили, что Россия не является стороной конфликта и они не могут никого обменять
– Вы написали обращение к российскому президенту, к министру обороны, к министру иностранных дел с просьбой оказать содействие в обмене вашего сына. Это дало результат? Кто-нибудь вам ответил?
– Мне ответили из МИДа. Они не написали ничего конкретного. Я просила рассмотреть вопрос об обмене, когда в первый раз проводили обмен военнослужащих. Они ответили, что, согласно Минским соглашениям, Россия не является стороной конфликта и они не могут никого обменять. Что мой сын не был российским военнослужащим.
– Как вы считаете, российское Минобороны должно было взять на себя ответственность за случившееся с вашим сыном?
– Не знаю. Это все очень сложно. Он ведь официально не был военнослужащим Российской армии. Он сам подписал этот второй контракт… Он ведь мог его не подписывать… С другой стороны, я считаю, что страна все-таки должна помогать своим гражданам. Независимо от того, являются они контрактниками или нет.
Хотя у меня есть информация, что в списках ЛНР на обмен пленными мой сын был сразу. Это украинская сторона исключила его из этих списков. В украинских СМИ, в интервью с Порошенко я прочла, что его намереваются обменять на кого-либо из украинских заключенных, находящихся в местах лишения свободы на территории России. То же самое сказала Валентина Геращенко. Я сейчас внимательно слежу за публикациями в украинских СМИ по поводу пленных. Мне это тяжело, конечно, но другого выхода нет.
– Вы получаете какую-то информацию от военного комиссариата ЛНР? Они говорят что-то о перспективах обмена?
– Никакой информации от ЛНР я не получаю. Я, может быть, и хотела бы с ними поговорить, но не получается. Скоро будет еще один обмен. Я, конечно, надеюсь, что мой сын попадет в списки.
– После того как вы получили ответ из Минобороны, куда еще вы планируете обращаться?
– Все мои надежды связаны с нашим президентом. Я все-таки верю, что в конце концов мне и таким, как я, помогут. Потому что только на уровне Путина может решиться этот вопрос. Я читаю заявления того же господина Порошенко. Он говорит: забирайте россиян, обменивайте на украинских заключенных, которые находятся в России. Я надеюсь, что правительство посмотрит в нашу сторону и окажет помощь гражданам России, которые оказались там.
