"Они не за власть погибали"

В глухом сибирском селе отрезанные от большой земли жители уже несколько лет подряд по крупицам собирают информацию о прошлом своей деревни и о своих предках, в судьбах которых отразилась вся российская история прошлого века. Накануне Нового года в Седельниковском районе Омской области вышел в свет очередной том сборника "А вслед нам токовали глухари" – о судьбах земляков, прошедших Великую Отечественную войну. Поисковую работу тут ведет все село. Книги о прошлом издаются всем миром.

​​– Третий том дался тяжелее предыдущих – не хватало 40 тысяч рублей,– рассказывает Алексей Бастрон, редактор книги и руководитель районного поискового объединения. – Помог наш земляк из Канады: увидел призыв в соцсетях, прислал четыреста канадских долларов. А поисковое наше объединение официально – подразделение общественной организации ветеранов. Узнал бы кто… Чтоб стариков иностранными агентами не признали, пришлось ехать подальше, в соседний район, на рубли менять. Но тираж все же пришлось уменьшить – обычно делаем 500, тут всего 400. Я думал, чем дальше, тем легче пойдет. И материала набрали уже на много лет вперед, и люди ждут. Но жить становится тяжелее, денег все меньше…

К тяготам жизни седельниковцам не привыкать. Их район – самый маленький в области: всего 13 тысяч населения. Кормят людей тут в основном огороды и тайга: грибами, рыбой, дичью. Практически каждый мужчина – рыбак и охотник. На гербе Седельниково – глухарь, лесная птица, почти исчезнувшая в 70-е из-за химикатов, которыми удобряли в те годы поля. Седельниково – район тупиковый, как говорят его жители. За ним тайга и Васюганские болота. Именно там, среди болот, из которых не выбраться, в 30-е годы находилось спецпоселение Кулай, куда ссылали "кулаков" и "врагов народа". Многие их потомки так и осели в этих местах.

Накануне Нового года в Седельниково объявили режим чрезвычайной ситуации из-за отсутствия топлива на обогрев жилья и социальных объектов. Из губернаторского фонда срочно выделили средства на уголь, которых должно хватить до весны. Своих денег у района нет: леспромхозы, на которых он держался в советское время, развалились, а налоги от небольших частных лесопилок идут в федеральный бюджет. Но оттока населения из Седельникова не наблюдается.

– А куда ехать? Это наша земля, – говорит Бастрон. – Выжить можно везде. Мы же на себя надеемся, а не на власть или бога. Я сам-то не местный, учился в Таре, городе, хоть и небольшом. Мог бы там жить, но приехал в конце 90-х и остался – тут у меня корни.​

Теперь 35-летний Алексей знает о своих корнях все до шестого колена. В "Списке жертв политического террора в СССР" он нашел десять членов своей семьи. Бастронов в 1941 году выслали из Саратовской области вместе с другими немцами. Из Омска доставили сначала на баржах по Иртышу, потом на подводах – в село Кукарку Седельниковского района. Поселили по 4–5 семей в одну избу. Как следует из воспоминаний, которые собрал Алексей, многие воспринимали приезжих как фашистов:

– Первые три года здесь даже запрещали выращивать картофель. Над бабушкой издевался бригадир. Он сбивал ее с ног, становился ей на грудь и прыгал до тех пор, пока не начинали идти горлом кровь… Мужики прожили в Кукарке несколько дней, после чего их забрали в трудармию.

Прадеда Алексея, Егора, годом позже отправили в кемеровский Сиблаг за "антисовесткую пропаганду", где он и умер от тифа. А дед Алексей из Краснотурьинска, где работал на лесозаготовках в трудармии, вернулся уже сильно больным и прожил недолго.

Родословная 35-летнего Алексея Бастрона для Седельниковского района вполне типична. Так получилось, что через эту деревню и судьбу ее обитателей прошли многие перипетии российской истории прошлого века.

– Наши предки не хотели ввязываться в гражданские войны, – рассказывает краевед Сергей Серобабов из Голубовки. – Но инакомыслие и белые, и красные давили одинаково: Колчак объявил не желающих воевать вне закона, по сути, заставив стать партизанами. А новоиспеченные Советы арестовали тех, кто не хотел быть партизанами: купцов, священников, учителей. Увезли в Тару, где большинство из них были расстреляны, а некоторых "пустили в расход" по дороге, у деревни Евлантьевки. Тем не менее деревня Покровка, единственная в области, до самой перестройки так и не вошла в колхоз. Оставались без света, без дороги ­ – в трех километрах от трассы! Ни магазина, ни школы, ни больницы, огороды обрезали до самых крылечек, но налоги платить заставляли. Старожилы рассказывали, что ночами в лесу картошку сажали, там и скотину держали. Пока молодежь не разъехалась, деревня существовала стойко. Занявшись темой репрессий в Голубовском поселении, я ужаснулся. С 1920 по 1945 годы за контрреволюционную деятельность, за нежелание идти в колхозы, за агитацию к подрыву советской власти, шпионаж, вредительство в одной только деревне было репрессировано 280 человек, 24 из них расстреляны или умерли в лагерях и спецпоселении Кулай. Это цифры, сопоставимые в процентах с потерями поселения в годы Великой Отечественной войны! И это без учета членов семей, списков которых нет даже в Книгах Памяти. Немногие вернулись. Тех, кто был взрослым тогда, почти не осталось, дети мало помнят. Некоторые от меня с удивлением узнают, что семья их подлежала высылке. Низовых, например, выселили, но отправили не на Кулай, а в соседнюю Андреевку, может, маленьких пожалели: и план выполнили, видимо, и вроде по-людски поступили. Но когда через некоторое время потребовалась кровь, расстреляли 80-летнего деда: уполномоченный решил, что пожил и хватит. В Омской области было два расстрельных пункта – в Таре и Омске. План на 1937 год – по 500 человек на каждый, но только в Таре его перевыполнили в 4 раза. И ведь у большинства без вины убиенных нет даже могилки.

Депутат райсовета Сергей Серобабов – один из "отцов-основателей" поискового объединения в Седельниково. Серобабов восстановил фронтовой путь омской 30-й отдельной лыжной бригады, отыскав 80 "неучтенных" земляков, среди которых трое седельниковцев. В Кейзесе и Лебединке положил начало музеям, в Новоуйке организовал поисковый отряд "Звезда", который за два года работы увековечил на местном мемориале 504 земляка. В Голубовке в прошлом году создал поисковый отряд "Память", занявшись с детьми восстановлением памятников ветеранам на местном кладбище. Теперь надеется поставить памятный камень жертвам сталинских репрессий, чтобы наконец-то, по его словам, справедливость восторжествовала.

Поиском и восстановлением судеб солдат Великой Отечественной войны сейчас в Седельниково занимается и районное поисковое объединение, руководит которым Бастрон, ответственный секретарь районной газеты "Сибирский труженик". Именно он в 2012 году предложил написать всем миром книгу о фронтовиках Седельниковского района.

– Книга "А вслед нам токовали глухари" – не отчетная брошюра, а полноцветное издание на 400 страниц, – объясняет он. – Не самоцель, а результат совместной работы всех жителей района. Им теперь есть куда принести информацию о родных. Раздаем в местные библиотеки, школы, отправляем в областные, родственникам раздаем.

Желающих поделиться информацией о предках-фронтовиках оказалось неожиданно много: теперь в объединении, начавшемся с 11 активистов, уже 10 новых поисковых отрядов – 4 школьных и 6 "взрослых". Собирают воспоминания, сверяют данные с архивами, отыскивают фотографии, работают с властями на местах гибели земляков, чтобы на воинских мемориалах появлялись забытые фамилии. Помощников много – весь район включился в работу. Пенсионерки из Устенцов приехали, говорят: почему про вдов не пишете? Сами нашли 17 историй, привезли поисковикам. Бюджет трех томов, выпущенных за три года – 960 тысяч рублей. По словам Бастрона, пытались заработать гранты, но не обнаружили номинации "патриотизм", нет ее ни в региональных, ни в федеральных конкурсах:

– Власть не помогает, но не мешает, и то слава богу, – говорит Бастрон. – А то поначалу были такие просьбы – цифру "Бессмертного полка" сделать побольше, покруглее. Мы его начали в 2014 году с 46 человек и доросли уже почти до двух тысяч. Но это только те люди, которые с портретами идут, остальных как посчитать? Только по Седельниково четыре колонны на километры растягиваются. Мы сами в редакции помогаем людям портреты делать, правда, форматом альбомного листа. Две папки хранятся только тех, у кого родных здесь не осталось. Средств на большие у нас не хватает. По мне – лучше пусть трое в деревне выйдут от души, чем тысяча по приказу.

Страницы областных справочников погибших и пропавших без вести омичей "Книги памяти" и "Солдат Победы" в редакции районки, ставшей штабом поисковиков, испещрены красными чернилами. Буква "ф" на полях означает, что найдено фото, "ж" – оказался жив, вопреки списку, "н" ­– найден.

– Мы теперь понимаем, что официальные цифры куда меньше реальных, – говорит Бастрон. – Считается, что 5254 седельниковца ушли на фронт, 2808 погибли. Предполагаем, что реальная цифра – около 7 тысяч. На местных кладбищенских стелах памяти кто дважды выбит, кто ни разу, кто-то вообще не похоронен был, а выбит. Все – только с инициалами, как зовут, что за люди, уже никто не помнит. В Голубовке список обрывался на букве "Т". В Евлантьевском поселении половина фронтовиков не внесены! Валентина Ивановна Якубенко по Тамбовке работала – 17 фронтовиков обнаружила, о которых в селе не знали. На мемориальные плиты у памятника победителям занесли в этом году порядка 30 человек. Но пока только 2600 фамилий отработали. Мы в Чечне-то не знаем, сколько погибло, а уж 70 лет назад… Благо, хоть архивы рассекретили. Пытаемся и по пособиям пробить, которые семьи по потере кормильца получали. Но в архивах масса списков погибших, где на всю страницу из 50–60 человек шлепнут штамп: "пропал без вести". Тоже экономия, кто там поименно разбирался.

В маленькой Богдановке на 90 дворов, где и школы-то уже пять лет как нет, молодой учитель истории Иван Эртель, которому приходится ездить на работу за 8 километров в райцентр, восстановил избу Героя Советского Союза Михаила Кропотова.

Говорит, чтобы было куда прийти с "Бессмертным полком". На помощь пришла деревня: мужчины подлатали дом, стоявший заколоченным с 70-х годов, женщины разбили клумбы. Поставили забор, нашли кусок бетона, который хотят превратить в мемориальную плиту погибших односельчан. Скинулись на шифер, весной перекроют крышу: Иван планирует сделать там музей довоенного быта. Пока занимается списками фронтовиков – к 58 известным богдановцам добавил 33, которые нигде не значились.

– Надо успевать, пока есть те, кто рассказать может, – говорит. – У нас в деревне уже фронтовиков не осталось, на весь район-то – четверо живых. Да и дети тоже… Договорился на каникулах встретиться с человеком в Омске, а он взял и умер. Хорошо, один из уехавших список жителей 1887 года переслал, я из этих фамилий исходил, должны же были родственники остаться.

На двоих земляках – Героях Советского Союза –седельниковцы не сосредотачивались: про них и так много написано. Их интересовали судьбы тех, о ком не знали даже родные. Обнаружили, что к этому званию были представлены еще трое. Кавалеров ордена Александра Невского оказалось 12, хотя прежде таковым считался только один из Героев. Орденоносцев Славы и вовсе "накопали" 160 – в дополнение к списку из 31, который был в администрации района.

– Иван Борисенко, например, служил поваром, в семье думали: сытый да в тепле, – рассказывает Бастрон. – А он в 45-м повез пищу на передовую и попал на засаду. Описание в архиве будничное: "из личного оружия уничтожил пулеметчика, четверых "фаустников", после чего стал раздавать пищу бойцам". С другой стороны – когда нашего одного бойца проверял, столкнулся с высшей мерой наказания за трусость, обнаружил и случай самоубийства, военной прокуратурой подтвержденный. А чего Сталин хотел, когда столько народу положил? Это для нас история, а для них жизнь: с 37-го всего 4 года прошло, у нас президентский срок официально меньше. В плен сдавались ­ – 3,5 миллиона в первый же год – не потому, что трусы, а потому, что за Советскую власть воевать не хотели. Только, когда фашисты до Москвы дошли, поняли, что дело не во власти, а в Родине. Они не за власть погибали, а за Родину.

Поисковики отыскали фамилии и 84 фронтовичек, которые про героизм свой старались молчать.

– И такие истории есть, что матери дочек отправляли со словами: "Ты там забеременей, домой вернут скорее", – открывает сборник председатель районного отделения общественной организации ветеранов, член редколлегии Сергей Казаев. – А возвращались, матери из дома гнали: "Ты там с мужиками, а я младших замуж не выдам". Обиды десятилетиями люди хранили. Но что-то стало меняться. Одна женщина три тома с нами отработала, и только на четвертый решилась написать про отца. С другой семьей жил, ее навещал, а мать науськивала: "Беги, кричи, чтоб папка не бросал". Может, поняла, что судить их мы права не имеем. А на презентацию второго тома приехали сын и дочь солдата Веремея Тихонова от разных жен с разных краев страны – Калининграда и Кемерово. Впервые за 65 лет увиделись!

Серобабову и Бастрону удалось в 2001-м и 2007-м выехать на места боев омичей, в Севск и Новгородскую область, прихватив с собой нескольких добровольцев. Но на поиск пропавших без вести регион средств не выделяет, а седельниковцам только за билеты до Омска нужно отдать десятую часть своей средней зарплаты – полторы тысячи рублей. Теперь списываются с поисковиками. Из-под Белгорода как-то прислали скан записки из найденного медальона, на которой четко было видно: место рождения – Хмелевка Седельниковского района, но лишь три буквы из имени и фамилии. Несколько месяцев поисковики устанавливали имя. В итоге урну с останками солдата Филиппа Соснина, присланную из Белгорода, похоронили с почестями на кладбище в сибирской Хмелевке.

– Драчка у политиков, а люди друг друга понимают, – уверен Бастрон. –Письма 18-летнего мальчишки Пауля Пруля из деревни Эстонки и в областном краеведческом музее лежали, и в нашем – на эстонском написаны. Наша уроженка Мила Пик, жена военного атташе в Нью-Йорке, перевела.

За три года в район "вернулись" трое солдат, считавшихся пропавшими без вести. Еще четверо найдены, но упокоились в местах своей гибели: доставка останков ­– дело недешевое. Сын Иосифа Большакова ждал отца всю жизнь, "думал журавлем прилетит"… Когда нашли его останки в 2014-м, в кредит взял 60 тысяч рублей, привез гробик. Но военных на торжественные похороны в Седельниково не пустил – военкомат в помощи отказал. Министерство обороны не берет на себя затраты по перезахоронению.

– С Донбасса, из Сирии наших везем, а солдаты Победы, которыми гордимся, чем хуже? – Алексей Бастрон разводит руками. – Тех, кто после 42 года погиб, и вовсе идентифицировать невозможно: Сталин отменил эбонитовые "смертнички", а красноармейский книжки из газетной бумаги размокают в земле за две недели… Чем больше неизвестных – тем меньше пособий платить. Не жалел Сталин людей. Для чего нужно было Берлин штурмом брать, если он и без того вот-вот бы сдался? 250 тысяч человек положили – тех, кто видел, как живут в Европе…

Командир седельниковских поисковиков Алексей Бастрон Европу не видел. Даже Германию, откуда его предки родом. Но уезжать на историческую родину не собирается: у него тут работы достаточно. Говорит, чтобы о седельниковских фронтовиках рассказать, надо еще 47 томов выпустить. Это, рассчитал он, на 72 года напряженной работы! А уж сколько понадобится времени, чтобы поднять истории репрессированных…

– Надо, чтобы помнили не раз в году, а всегда, – считает он. – В соседней Таре, где я учился, дедок был легендарный: по селу ходил, соседей заставлял доносы писать друг на друга. Если кто отказывался, писал сам – уже на обоих... И сейчас опять то же – люди разобщены, обозлены, введи такой порядок, начнут доносить друг друга за милую душу. Хочу надеяться, что в Седельниково этого не будет: мы учимся понимать и уважать друг друга, потому что прошлое у нас общее, каких бы "кровей" мы ни были. Прошлое объединять должно, а не делить. Чтобы не обиды хранили, а уроки не повторяли. И память солдат восстановим, и Ленина скидывать не собираемся, и репрессированным камень поставим обязательно, тут у меня "шкурный интерес"… С одной стороны, наш район тупиковый, а с другой – может, с него все начинается?