“Советские люди немногим отличаются от нас”. Под таким заголовком газета New York Times в 1977-м опубликовала фоторепортаж Натана Фарба, который побывал в Новосибирске как участник программы культурного обмена между СССР и США. Сверхдержавы, ведущие холодную войну, время от времени посылали друг другу не только угрозы, но и “голубей мира” – художников, писателей, артистов. Выставка, посвященная американскому образу жизни, дала сибирякам уникальный шанс взглянуть за железный занавес глазами лучших фотографов Америки. Натан Фарб демонстрировал на выставке самое последнее в то время достижение западной фототехники – камеру полароид. Посетители могли сняться на эту камеру и сразу же получить в подарок свой портрет. Мало кто знал, что волшебный полароид не только мгновенно печатает снимки, но и сохраняет изображения на обычные фотопленки, которые затем, с большими предосторожностями и втайне от сотрудников КГБ, переправлялись в США.
Это была личная инициатива Натана Фарба, хорошо понимавшего, что другой такой фотосессии в его жизни не случится.
Сорок лет спустя корреспондент “Сибирь.Реалий” побеседовал с фотографом, живущим на севере штата Нью-Йорк неподалеку от канадской границы.
– Поездка в Сибирь была для вас не первым посещением “соцлагеря”. В конце шестидесятых вы ездили в Румынию. Что вас туда привело?
– В 1969 году я отправился в Румынию с женой и шестилетней дочерью. Полтора месяца мы путешествовали по стране на старом разбитом минивэне. Румыния – родина моих предков, и мне было важно посмотреть на нее своими глазами, представить, какой могла быть моя жизнь, если бы мой дед не эмигрировал отсюда в США в начале двадцатого века.
В этом путешествии нам встретился один парень, весьма назойливый молодой человек, который очень хотел фотографироваться. Я сделал несколько его портретов и, только вернувшись в Америку, осознал, что видел своего румынского двойника. Сходство поразительное. Были и другие румыны, очень похожие на меня. Тут, наверное, дело в семитских корнях. В эпоху Древнего Рима на территории современной Румынии стояли имперские легионы с Ближнего Востока. Солдаты смешивались с местным населением, и даже тысячи лет спустя в облике их потомков дает себя знать еврейская кровь.
– Таким образом вы искали свое прошлое?
Я всегда считал, что фотография – это разновидность магии
– И настоящее тоже. 1969 год был исключительно интересным временем. За год до этого Чаушеску отказался участвовать в подавлении Пражской весны, поэтому во всем мире его воспринимали как политика, осмелившегося бросить вызов Москве. В глазах румынского народа и других народов Восточной Европы Чаушеску был героем. Румыния воспринималась как островок свободы в тоталитарном мире. Мои фотографии, опубликованные в американских журналах, вызвали большой интерес у читателей. Я заслужил репутацию человека, которому есть что рассказать о жизни по ту сторону железного занавеса. Я побывал там лично, в отличие от большинства американских журналистов.
– Именно поэтому через восемь лет вы стали посланником американской культуры в советской Сибири?
– Американское информационное агентство подготовило для Сибири большую выставку фотографий. Узнав об этом проекте, я написал в Агентство письмо и предложил свою кандидатуру. Поначалу они выбрали фотографа из National Geographic, но, когда увидели мое портфолио, поняли, что я подхожу им гораздо лучше и могу стать звездой их шоу. В то время я много работал с камерой полароид, снимая изображения на негативную пленку и одновременно распечатывая фотографии. Я предложил руководству Информагентства устроить на выставке студию "мгновенного фото". Им понравилась моя идея.
– В СССР конца семидесятых годов камера полароид казалась чудом. Вы сами ощущали себя волшебником?
– Я всегда считал, что фотография – это разновидность магии. Обучаясь фотоискусству в Ратгерском университете, я чувствовал себя немного колдуном: сначала ты делаешь какие-то пассы своей камерой, потом засовываешь руки в черный рукав, чтобы вынуть пленку из камеры и вставить в фотобачок. Все это напоминает шаманские ритуалы. В Румынии в 69 году я снимал уличного фотографа, который, безо всякого полароида, через 10 минут после съемки отдавал клиенту готовые фото. Чем не фокусник?
В те времена спецслужбы очень интересовались чужими фотопленками. Я точно знал, что в нашей группе из 40 человек как минимум один работает на ЦРУ. Я его "вычислил". А еще одного члена группы я, не без основания, подозревал в том, что он связан с КГБ
Но вы правы, жителей Новосибирска очень впечатлила работа полароида, в которой наглядно проявлялась американская изобретательность. В этой сфере США сильно опережали советские технологии. Все знают, что Советы первыми рванули в космос, но потом американцы отправили на Луну человека и выиграли космическую гонку. Фотографии с Луны были гвоздем нашего шоу. Высшей формой американской магии. Новосибирск тогда был закрытым городом. Мы оказались второй группой американцев, которых пустили в Новосибирск. Первыми были наши астронавты. Говорят, их принимали очень тепло и даже устроили в честь их прибытия городской парад.
Поэт и драматург Сергей Самойленко побывал в 1977 году на американской выставке и вспоминает об этом как об одном из потрясающих впечатлений юности:
“Мы с другом Андреем специально приехали из Кемерово. Выставка ошеломила. Эффект был нокаутирующий. Помню, было жарко, хвост очереди, невиданная по тем временам развеска невероятного качества фотографий, вкус кока-колы. В общем, удар был сильнейший. Нокаут. Отсюда и ретроградная амнезия, туман, полустертые детали, про которые не знаешь уже, было это или нет. Допустим, я точно помню, как патлатый американец снимал на полароид посетителей выставки – желающих было уйма. Полароидное фото долго валялось у меня дома, пока не сгинуло. А буклет с той выставки вдруг открыл окошко в другой мир – и фотографии, и Америки. В сети можно найти – нашел, посмотрел, сердце екнуло”.
– Натан, это правда, что вы тайно пересылали отснятые материалы в США?
– Негативы я отправлял в США, используя диппочту. Будучи участником американской культурной миссии, я имел некоторые привилегии, положенные дипломатам. Как только заканчивалась пленка, я незаметно отдавал ее одному из наших переводчиков, которые служили добровольными курьерами между мной и мешком для дипломатической почты. Иначе, наверное, не удалось бы сохранить отснятые материалы. Там не было никакой шпионской информации. Но в те времена спецслужбы очень интересовались чужими фотопленками. Я точно знал, что в нашей группе из 40 человек как минимум один работает на ЦРУ. Я его "вычислил". А еще одного члена группы я, не без основания, подозревал в том, что он связан с КГБ. Шла холодная война, все эти ребята следили друг за другом, и я надеялся, что у них не останется времени для мониторинга моей работы. К тому же я все время был на виду, с утра до вечера развлекая посетителей выставки своим полароидом. Думаю, что "кураторы" больше обращали внимание на тех американцев, кто часто общался с местными жителями после закрытия выставки и, возможно, обменивался с ними какой-то информацией.
– Насколько свободным было ваше общение с советскими людьми?
– Трудно сказать, ведь я зависел от переводчиков, сопровождавших нас в поездке. Хотя они были американцы и я им вполне доверял, но вопрос: насколько они сами были свободны? Не знаю. Они имели множество контактов среди местного населения. Благодаря их связям я бывал не только на официальных мероприятиях, но также встречал людей, которые разрушали мой стереотип "советского человека". Например, я посетил мастерскую художника, чьи работы шли вразрез с канонами социалистического реализма. Помню, что я с удивлением спросил его: "Как вам позволяют рисовать такое?" Он засмеялся и ответил: "Мы очень далеко от Москвы".
У меня есть дочь, которая пережила две черепно-мозговые травмы, одну при рождении, другую в двадцатилетнем возрасте. Ее проблемы для меня гораздо важнее, чем все исторические потрясения двадцатого века
Конечно, я знал, что меня сопровождают "кураторы" и кто-то все время наблюдает за мной. Однажды в Новосибирске я пригласил на ланч совсем юную девушку. Ей было 14, она почти каждый день приходила на нашу выставку и всякий раз приносила свои рисунки. Я понимал, что ей хочется поговорить об искусстве с живым американцем, и пригласил ее съесть по гамбургеру в специальную столовую, где нас кормили. На следующий день мне позвонил главный менеджер выставки, которому сообщили, что я назначил свидание несовершеннолетней. Я объяснил ему, что жалоба абсолютна надуманна, поскольку я всего лишь сказал несколько слов поддержки начинающему художнику. Кстати, ее портрет есть в репортаже, опубликованном "Нью-Йорк Таймс". Это "Елена", девочка с косами.
Так что большую часть дня я работал на выставке. Ну а в свободное время я как-то отрывался от своих "кураторов", гулял по центру Новосибирска и делал фотографии с бедра, стараясь особенно не привлекать к себе внимание. Эти фотографии у меня в архиве сохранились, и вы первые, кому я их показываю.
(От редакции: чтобы посмотреть галерею фотографий Натана Фарба просто кликните на следующий снимок)
Сеанс американской магии в советской Сибири
– Какое впечатление произвел на вас СССР, страна, люди? Ваши политические взгляды как-то изменились после поездки за железный занавес?
– Меня постоянно спрашивают о том, как повлияло на меня участие в каком-нибудь проекте, над которым я работал семь лет или семь месяцев, но я всегда затрудняюсь ответить. Да, в шестидесятых я придерживался крайне левых взглядов, снимал американских хиппи, разных активистов контркультурной революции, в семидесятых я побывал за железным занавесом, и так далее. Но вот что я хочу вам сказать: у меня есть дочь, которая пережила две черепно-мозговые травмы, одну при рождении, другую в двадцатилетнем возрасте. Ее проблемы для меня гораздо важнее, чем все исторические потрясения двадцатого века.
С годами мои политические убеждения меняются. Я отчетливо вижу, что люди остаются такими же, как сорок-пятьдесят лет назад, сколько бы они ни говорили о наступлении Новой Эры. Хотя не исключено, что именно сейчас мы являемся свидетелями настоящей революции: женщины все больше принимают на себя управление миром. Похоже, что к этому идет. А может быть, и нет. Возможно, это всего лишь очередное обещание перемен. Поживем – увидим.
– Какие воспоминания приходят к вам при слове "Сибирь" сейчас, сорок лет спустя?
Я думаю, что стремление советских девушек одеваться не хуже, чем на Западе, в конце концов победило коммунизм
– Пикник в лесу, где мы пили водку и валялись на траве. Очередь на выставку, огромная толпа людей – все хотели получить мгновенное фото. Многие оставались довольны результатом, но некоторые жаловались, что снимок получился ужасным и они не узнают себя. Красивые женщины. Это было так неожиданно – увидеть их в Сибири. До поездки в СССР я думал, что все русские женщины выглядят как жена Хрущева. Было приятно ошибиться. Они очень старались хорошо выглядеть. Я думаю, что стремление советских девушек одеваться не хуже, чем на Западе, в конце концов победило коммунизм.
– Вы хотели бы еще раз приехать в Новосибирск и устроить фотосессию в том зале, где когда-то проходила американская выставка?
– Гераклит сказал, что в одну реку нельзя войти дважды. Мы слышим это с детства и верим греческому философу на слово. Никто не пробовал проверить: а вдруг это не так? Вдруг можно заново пережить прошедшее время? Да, я думаю, что хотел бы вернуться в Сибирь.
