Среди болот и тайги Томской области есть поселок Францево. Еще совсем недавно к нему вела узкоколейная железная дорога, единственная за Уралом. Ее проложили в советские годы, чтобы вывозить лес, валили который политические ссыльные и спецпереселенцы. Францево – бывший спецпоселок НКВД. Последние 10 лет по этой узкоколейке на самодельных дрезинах жители Францево ездили в соседний поселок Комсомольск за продуктами и лекарствами. Но летом узкоколейку разобрали. Собственнику – компании "Томлесдрев" она стала не нужна, и содержать ее ради "французов", так называют себя сами жители Францево, бизнесменам смысла не было. Районные власти тоже брать на себя ответственность за узкоколейку не захотели.
Беда в том, что эта железная дорога была единственным путем сообщения между Францево и соседним поселком Комсомольск. Без нее "французы" оказались отрезанными от большой земли. Теперь, чтобы доставить им продукты и пенсии, поселковый глава раз в месяц отправляет туда трактор с телегой. В очередную такую поездку по бездорожью отправилась и корреспондент Радио Свобода.
Село находится в блокаде…
Раз в месяц к зданию почты в поселке Комсомольск подъезжает трактор с пустой телегой. В нее грузят мешки с мукой, сахаром, коробки с подсолнечным маслом, крупами, чаем и конфетами, фляги с бензином. Все это каждый месяц везут в деревню Францево почтальон и его помощница. 35 километров пути по бездорожью.
Глава Комсомольского сельского поселения Владимир Вязков говорит, что этот старенький трактор "Беларусь" – единственная на четыре деревни техника, которая и дороги чистит, и в отдаленные деревни может проехать. Возить продукты на телеге хоть и неправильно, но другого выхода нет, признается глава. Собственник узкоколейки – компания "Томлесдрев" обещал сделать до Францево дорогу круглогодичного использования к 1 октября. Но пошли дожди, и техника не смогла работать. "На сегодняшний день как таковой дороги просто нет, есть направление", – объясняет Владимир Вязков.
– Мы один раз в месяц отправляем во Францево трактор МТЗ-82, с телегой. Это выход из положения, но положение усугубляется тем, что не всегда можно вовремя доехать до этого села.
– А случись что? – уточняю я у Владимира Вязкова.
– А ничего, это огромная проблема, потому что санитарная авиация не полетит, там нет вертолетной площадки, эти 35 километров по дороге ехать проблематично. Что я могу сказать – слава Богу, что ничего пока не случается, что все живы и относительно здоровы. Понимаете, мы заложники той ситуации, которая сложилась. Я пытаюсь с жителями Францево идти на диалог, объясняю ситуацию, что мы не враги, что мы в одной телеге, и что бы кто ни сказал, что от нас зависит – мы пытаемся это решить. Но то, как мы это решаем, – в 21-м веке не поддается здравому смыслу. И по закону, и по логике мы должны строить партнерские отношения с "Томлесдревом". Совещания были в областной администрации, где было сказано, что предприятие по возможности будет оказывать содействие, по возможности будет помогать сельской администрации. Но сегодня они и не отказывают, и возможности у них нет. У них есть свои задачи – это бизнес, они также зарабатывают деньги, также платят налоги, а вот задача власти сделать так, чтобы село было жизнеобеспечено, и честно скажу, эту задачу мы выполняем плохо. То, что один раз в месяц идет МТЗ с почтальоном, – это неправильно. Село находится в блокаде, и не каждый может выйти пешком, поэтому люди в изоляции полной, я и их понимаю", – честно признается поселковый глава.
– Если мы застрянем на этой дороге, вы нас вытащите? – на всякий случай уточняю я у главы.
– Да, в беде не оставим…
– А как? Там же связи нет…
– Ну, кому-то придется собой пожертвовать и пойти пешком, – смеется Владимир Вязков.
– Звучит обнадеживающе…
В телеге вместе с нами во Францево едут почтальон с помощником и еще четверо "французов", трое из которых живут в деревне постоянно, – они выбирались оттуда самостоятельно, полпути на мотоцикле, полпути по тайге пешком. Еще один попутчик – Николай Князев – теперь живет в Комсомольске с детьми, но дом во Францево, в котором прожил больше тридцати лет, бросать совсем не может, вот и мотается туда раз в месяц. Местные зовут Николая Князева дядей Колей. Ему еще нет шестидесяти, но выглядит он старше. Говорит, жизнь изрядно потрепала:
– Нам ни одна копеечка легко не давалась, и лес валили, и железо таскали: 80 тонн с женой железа собрали по лесам. Все на себе таскали, все жилы порвали. Надо было как-то жить, – рассказывает Николай Князев.
Дорога впереди длинная. Эти 35 километров трактор в среднем проезжает за три-четыре часа. Нам еще повезло, день выдался солнечный, грязь немного подсохла, так что доехать должны нормально, без происшествий.
– Что я хочу сказать, – заводит разговор дядя Коля. – Сделали демократию, свободу слова, а нас сделали крепостными, нас прикрепили к этому месту, у нас ни денег нет выехать… Мы можем только слова говорить, а с наших слов толку никакого, никто к нам не прислушивается, никто нас не слушает, вот мы и есть крепостные, что в царское время. От чего ушли, к тому пришли. Наши первомайские главы отчитываются, все под контролем, мол, они ("французы") сами отказались от переезда. Но они же ничего не предложили – уматывайте и все. Как хотите, так и переезжайте, а куда? Там пожилые люди, пенсионного, предпенсионного возраста, они никому не нужны… Им некуда деваться, вот и остались там последние из могикан.
Дядя Коля закуривает сигарету и добавляет:
– Вот Россия богатейшая страна, у нас все есть, недра… А почему мы живем хуже других? Возьми, Татарстан, Киргизию, Белоруссию – там лучше живут. Украина эта бедная, говорят, вот дефолт у них, а по телевизору показывают, как у них прекрасно там, дороги, домики такие аккуратные стоят, плиточкой все выложено, и беженцы украинские говорили, что у них лучше, а России, видать, судьба, как в царское время мы жили, так и сейчас. Ничего доброго нам, простым людям, не светит, – машет рукой дядя Коля.
Мы с женой трудились весь сезон, заработали 40 тысяч. Ну и что эти 40 тысяч? Я на них что – дом могу купить? Это раздули, что зарабатывают тут все на дикоросах. Это зарабатывают перекупщики, а мы ничего. Это хорошо зарабатывали мы, когда китаец был, они дорого принимали у нас грибы да ягоды… Люди концы с концами сводят, и на дикоросах не заработать, все это ерунда. Раньше хоть дрезину возьмешь, выедешь и продашь, а нынче и не выехать. Ни черта не заработали. Никому делов до нас нет, вот так и живем, на выживание.
Дядя Коля вглядывается в дорогу. "Вот сейчас прогресс, инновации кругом", – начинает было он.
– Что-то только не дошли до вас инновации? – шучу я.
– Как не дошли – дошли, – тут же подхватывает он. – Сейчас посмотрим дорогу нашу инновационную…
Спустя час пути начинается жуткая грязь. Трактор, наматывая глину на колеса, буквально продирается вперед. Ему то и дело не хватает тяги. Водитель Эдуард, хоть и молодой парень, но опытный, ловко выкручивает руль, чтобы не сесть в колее.
– Это еще дорогу погладили недавно, – смеются наши попутчики. – Раньше хуже было, вообще полностью колесо в глину уходило.
Один раз трактор все же не выдержал и заглох. Пришлось тут же его чинить. Трактор этот уже старый и один на четыре деревни. Не выдерживает.
В какой-то момент в дороге возникает чувство, что ты потерялся во времени. И кажется, что скоростные поезда, автобаны, космические корабли – это все из области фантастики. Даже мобильный телефон здесь бесполезная безделушка. Связи все равно нет. Цивилизация осталась где-то далеко позади за этой непролазной грязью и глиной, которая, если ступить в нее, засасывает тебя, как болото.
Отсюда не вырваться
Спустя три с небольшим часа мы въезжаем во Францево. Трактор с провизией здесь ждут с самого утра. Собираются у фельдшерского пункта. Он теперь основное место встреч в деревне. Здесь же и выборы приезжали проводить, сюда же везут пенсию и продукты.
"Французы" несловоохотливы. Встречают "гуманитарную помощь", как они ее называют, как-то молча. Берут мешки, несут в дом. Разговаривать особо никто не хочет. Все что могли – люди уже сказали, но услышаны так и не были. Видно, что жители Францево отчаялись и потеряли всякую надежду выбраться отсюда.
– Это все унизительно, мы как будто с протянутой рукой. В городе изобилие продуктов, там борются за покупателей, а мы боремся тут за эти продукты, – горько так улыбаясь, говорит одна из жительниц Францево.
В небольшом закутке бывшего медпункта почтальон выдает "французам" пенсию. Они тут же ее пересчитывают и часть отдают назад: рассчитываются за продукты и оплачивают квитанции за свет и телефон. Пенсии у "французов" небольшие. У некоторых нет и десяти тысяч.
– У нас связь – телефон. Больше ничего нет, – говорит Валентина Коробейникова. Они с мужем остались во Францево, потому что переезжать им некуда и не на что. С 2012 года они оба остались без работы. Зарабатывают сейчас лишь продажей дикоросов, да иногда муж Валентины Михаил калымит, работая вахтовым методом.
Валентина помогает разбирать мешки и коробки. Каждый "француз" берет то, что заказал заранее, кто муку и сахар, кто 5 пачек чая, кто кофе, кто рис, кто тушенку в банках. Заказывают всего помногу, но хватит ли до следующего приезда трактора – неизвестно.
– Списки составляем, а потом друг у друга перезанимаем, масло пятерками берем, раньше бутылочку брали, теперь вот по пять литров. Мука, масло – это самое необходимое тут у нас. А так еще берем крупы, а мясо какое дорогое – не по карману нам, ну сало иной раз возьмешь, а если не работаешь, откуда деньги, ну ладно дикоросы мы вот собираем, но вывозить-то как их отсюда? – сокрушается Валентина Коробейникова.
Они с мужем и рады бы уехать, но как это сделать без денег…
– Как отсюда вырваться? Никак, – говорит Михаил Коробейников. – Тут остались те, кто не может уехать. И бесполезно к кому-то обращаться.
Михаил Михайлович заваривает чай, открывает пачку только что привезенных сушек, угощает нас и рассказывает:
– Я здесь родился и вырос, раньше была красота, у нас тут было три магазина, почта своя, пекарня, сберкасса. Все строили сами, жизнь кипела... А сейчас ничего не осталось.
Коробейников закручивает сигарету из табака, который сам вырастил. Тратить деньги на сигареты он считает непозволительной роскошью.
– Сейчас осень – деньги есть. Не миллионы, конечно, но тысяча-десять – есть у всех. А вот зимой заработать тут негде. Так что зимой тут все свой табак курят. И хлеб сами пекут.
У Коробейниковых свое хозяйство – куры, козы, большой огород. Полный подпол заготовок. К зиме тут готовятся основательно. Она в этих краях долгая и суровая. Поневоле "французы" оказались отшельниками. 20 человек остаются жить среди болот и тайги уже без всякой надежды на то, что блокада когда-нибудь будет снята.
