Кремль готовит закон о покупке оставшихся в России западных компаний по бросовым ценам, пишет британская газета Financial Times со ссылкой на секретное распоряжение, подписанное Владимиром Путиным на прошлой неделе.
По данным журналистов, российский президент поручил правительству еще сильнее затруднить выход из России западных компаний. В указе президента, с которым ознакомилось издание, речь идет фактически о национализации в виде права государства на выкуп активов по бросовой цене с последующей перепродажей российской компании. За счет разницы предполагается наполнить бюджет.
Financial Times предполагает, что эти шаги в действительности должны осложнить иностранным компаниям уход из России. Угроза национализации должна стать частью подхода "кнут и пряник", который направлен на наказание западных стран, арестовывающих российские активы, и поощрение тех, кто играет по правилам Кремля, отмечает издание.
Российский экономист Николай Кульбака объяснил в эфире Настоящего Времени, что Кремль собирается делать с западным бизнесом в России.
– Как думаете, Кремль в действительности хочет забрать оставшиеся в России западные компании? Или, напротив, хочет сделать так, чтобы они не уходили?
– Я думаю, что здесь цель двоякая. Сделать так, чтобы кто-то испугался. Но, скорее всего, здесь речь идет о том, чтобы эти компании попали в нужные руки. Правда, у меня есть большое подозрение, что то, что они смогут выкупить, – это будет немножечко не то, что было, когда это было иностранной компанией.
Основная проблема заключается в том, что все эти иностранные компании хорошо существуют в России ровно потому, что у них есть головная компания, которая помогает им работать, которая обеспечивает их менеджментом и всем остальным, включая запчасти и многое другое. В отрыве от материнской компании эффективность этих бизнесов будет намного меньше. Поэтому здесь скорее идет речь о том, чтобы сделать плохо уходящим иностранным компаниям, нежели о том, чтобы выиграть что-то для России. Выигрыш будет небольшой. Да, его кто-то наверняка получит, но в основном это задача сделать больно иностранным компаниям.
– Мы вообще можем очерчивать, кто в России остался из компаний, которые на слуху?
– Я сейчас затрудняюсь сказать, потому что компании находятся в разной степени ухода. Кто-то ищет уже покупателей, кто-то находится в очень замороженном состоянии, кто-то делает вид, что не ушел, но ушел, кто-то, наоборот, делает вид, что ушел, но не ушел. Там все очень сложно. Говорить о том, что там какие-то бренды, – наверное, такого уже нет. Все в той или иной степени потихонечку уходят или пытаются уйти, а кто-то не может это сделать.
– Я так понимаю, что вообще Кремль после полномасштабного вторжения фактически затруднил уход. И сейчас компании могут уходить из России только с согласования Путина?
– Да, это есть. Но там ведь самая главная проблема заключается в том, что фактически они вынуждены будут продавать это все по очень дешевой цене. Понимаете, какая вещь: не существует нормального рынка, покупатель идет только со стороны государства. Даже если это частное лицо, все равно оно делает покупку только с согласования с государством. Это означает, что вы продаете намного дешевле. У вас фактически рынок одного покупателя в том или ином виде. Даже если у вас покупает какая-то местная структура, она все равно покупает с оглядкой на государство. Поэтому это фактически делает невозможными продажи по рыночной цене. Эти компании вынуждены продавать это намного дешевле. И здесь, конечно, российский бизнес, приближенный к правительству и государству, пытается выгадать свое и получить те активы, которые ему бы так не достались.
– А если подробнее углубляться в ту схему, которую описывает Financial Times, как она будет выглядеть? Там в заметке написано, что Кремль с помощью этой схемы собирается наполнить российский бюджет. Каким-то образом, видимо, эти компании будет выкупать государство, а потом эти компании будут продаваться уже какому-то российскому бизнесу. Как это возможно? Это в прямом смысле национализация?
– Вы знаете, здесь будет очень интересный процесс, потому что, с одной стороны, действительно это национализация. С другой стороны, обратите внимание, что в последнее время пошли очень большие разговоры о приватизации. То есть у нас будут идти одновременно два процесса: псевдонационализация и псевдоприватизация. Отделить одно от другого здесь будет очень сложно. И понять, как будут переходить активы, кому они реально будут подчиняться и кто с них будет получать выгоду, будет очень сложно.
– Я сегодня читал, что уже были истории, когда Кремль фактически национализировал имущество западных компаний. Я имею в виду немецкую компанию Uniper и финскую Fortum. Они владели долями в российских энергокомпаниях, и их доли Путин в мае передал во временное управление Росимуществу. Это национализация?
– Формально это национализация. Фактически это, грубо говоря, просто отказ платить этим компаниям их доходы – только и всего. Но здесь очень сложный разговор. В каждом конкретном случае это идет по-разному. В любом случае это скорее попытка ударить по иностранным компаниям, нежели попытка получить что-то себе.
– А если говорить чуть более детально и чуть проще про эти истории с немецкой и финской компаниями, фактически они владели акциями в российском энергосекторе и просто они лишены правом этими акциями управлять?
– Да, примерно так. Фактически у них отбирают эти акции и отдают нужным людям. Условно говоря, они остаются государству и государство получает с них доход. Другое дело, что этот доход становится совершенно другим.
Вообще, надо сказать, что российский фондовый рынок сейчас превращается в некоторую фикцию. Он и так-то был не очень крупным и заметным на мировом рынке и был довольно зарегулированным. А сейчас он вообще превращается в фикцию, потому что нормального оборота акций, продажи, купли нормальных котировок там просто не существует. Поэтому здесь нельзя говорить о том, что это какая-то рыночная торговля. Это псевдорынок.
– То есть это совершенно закрытая система, в которой есть только российские деньги и российские контрагенты?
– И не только это. И российские цены. Понимаете, рыночных цен нет. Если у вас свободно обращаются акции на рынке – могут покупаться и продаваться иностранными контрагентами, российскими контрагентами – то для них устанавливается рыночная цена, которая зависит от того, какую прибыль в будущем принесут эти компании по оценке рынка. Смысл цены акции – это то, какую будущую прибыль принесет этот актив.
Сейчас, в условиях высоких рисков для российской экономики, в условиях закрытости российского рынка и просто жестких ограничений на перетоки капитала, фактически нормальных цен там не существует. Эти цены – это крокодилий хвост ночью: они ничего не отражают.
– Fortum, кстати, списал свои активы в России, заявил, что российские власти просто захватили их. Возвращаясь к Путину на Петербургском форуме, он там снова призывал западные компании не уходить из России или возвращаться в Россию. Можете объяснить, как бьются с реальностью все его обещания?
– Понимаете, это скорее политика, потому что задача ведь заключается в том, чтобы показать российскому населению, что у нас много кто остался, что бизнес продолжает вести нормальную политику в России. В принципе, самая главная задача, которую декларировал питерский форум и вообще все последние выступления президента, – это показать, что в России ничего не происходит, что все нормально, как мы жили – так и живем: бизнес работает, акции продаются, большинство иностранных компаний осталось. "Ребята, все под контролем, все работает". Самое главное – показать населению именно это.
– Это расчет на внутреннюю аудиторию, на самом деле все не так?
– На самом деле, все намного сложнее: и компании уходят, и риски очень высоки, и прибыльность бизнеса в России упала. Да, кто-то от этого выигрывает, кто-то проигрывает. Безусловно, есть компании, которые получили выигрыш от того, что ушли иностранные конкуренты. Есть компании, которые получили большой выигрыш от того, что российские потребители стали покупать только их продукцию, потому что государство запретило покупать иностранную продукцию на некоторых рынках. Да, это есть. Кто-то получил по дешевке какие-то активы. Но в целом экономика не находится в хорошем состоянии. И по экономическому росту мы фактически не вышли на уровень начала 2022 года. И в ближайшие месяцы точно не выйдем, и я не уверен, что это случится до конца года. Но, опять же, это такой инерционный сценарий, потому что мы не можем говорить о том, как пойдет все остальное, потому что вводятся новые санкции, появляются новые ограничения, появляются новые проблемы. Поэтому говорить о том, как пойдет динамика, мы сейчас точно не можем.
Другое дело, что российская экономика все-таки остается по большей части рыночной и довольно-таки стрессоустойчивой на многочисленных кризисах. И бизнес, конечно, изо всех сил старается спасти себя прежде всего. И благодаря этому все работает.
