"Ядерные тени" в Петербурге. Основательница арт-группы "Явь" Анастасия Владычкина – об уличном искусстве во время войны
Российская арт-группа "Явь" представила свою новую работу в Петербурге. Это граффити и видеоперформанс в коллаборации с режиссером Софией Капилевич: работа называется "Ядерные тени" и посвящена угрозе уничтожения человечества. "Явь" – это два человека, Анастасия Владычкина и Александр Воронин. Настоящее Время поговорило с Анастасией о политическом искусстве во время войны, реакции властей и аудитории "Яви".
— Каково это: быть арт-группой во время войны?
— С точки зрения искусства, наверное, можно признать: в спокойные и сытые времена не так интересно творить, хотя в такие времена я жила, только когда была маленькой и искусством не занималась. Если сравнить нынешнюю ситуацию даже с 2015 годом, когда мы начали делать стрит-арт, тогда жизнь была не такой острой, не так ярко воспринималась и чувствовалась. С этой точки зрения мы растем в своих работах. Но лучше бы мы росли медленнее в спокойное и тихое время, когда людям дали бы заниматься своей жизнью, а у нас была бы роскошь не делать политических работ.
Вообще, меня интересует в первую очередь космос, Александра – искусство с эстетической точки зрения, он увлечен формой. Мы были бы рады не делать политический арт, но живем во всем этом, и у нас не было ни одного года, когда большую часть работ не составляли бы политические.
Общество, наоборот, аполитично. Многие годы людям было неинтересно, даже стыдно интересоваться политикой. Я помню: садишься с друзьями, кто-то заводит разговор и сразу начинается: давайте без политики, зачем о ней опять – она никому неинтересна. Как "Явь" мы из года в год получали тонны дерьма просто за то, что делаем политические работы. Не знаю, большинство ли, но многие считают это хайпом, потому что не могут представить себе, что кому-то может быть интересно читать новости, а потом делать про них работы. Многие же даже новости не читают. Не обсуждают политику. Воспринимают ее как что-то далекое. И сложилось то, что сложилось: в стране многим или все равно на происходящее, или оно их волнует, пока не касается лично – [когда становится] есть нечего или неожиданно перестает работать iPhone.
— Почему вы решили сделать работу, посвященную именно ядерной войне и ее последствиям?
— Последний раз угроза ядерной войны нависла над миром во время Карибского кризиса. Я не жила в 60-е и выросла без того страха. Но сейчас постоянные разговоры про возможность ядерной войны идут и со стороны российского руководства, и со стороны Запада, тема постоянно освещается блогерами и СМИ. Регулярно выходят тексты в духе: "Что делать, если на Петербург упадет ядерная бомба". Я уже знаю, какие таблетки с йодом принимать, если, конечно, они помогут (смеется).
Сейчас эти мысли воспринимаются не так тяжело, как в марте: человек привыкает ко всему. Но иногда я смотрю документалки BBC про космос и понимаю: мы можем никогда ничего не познать. Я рассчитываю, что технологии позволят продлить жизнь человека сначала до двухсот лет, потом, например, до тысячи, и мы сможем побывать не только на Марсе или в соседней звездной системе, но и в соседней галактике. Осознание ядерной войны как конца науки и познания мира сильно гложет меня. Иногда я даже абстрактно думаю: зачем, например, зубы лечить, если в сентябре мы уже будем мертвы?
И кажется, что ядерная война – тема, способная объединить и тех, кто за Путина, и тех, кто против. Есть фрики, которые говорят: "Если Россия не победит Украину, не будет России, а без России не нужен мир, поэтому можно бахнуть по ядерной кнопке, и пусть весь мир утрется пеплом". Но обычный среднестатистический человек, даже если он за то, что делает российская власть, вряд ли выступает за смерть для себя, своей семьи, детей и вообще всех.
В итоге мы взяли лежащую на поверхности идею, которая, на наш взгляд, не становится от этого менее сильной. Во время ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки от людей и предметов на стенах оставались тени – и ничего больше. Мы решили их нарисовать. Я даже не могу сказать, что это тени именно россиян, хотя мы специально собирали портрет российского общества. Это просто люди, которые живут обычной жизнью: мама с ребенком в коляске, бизнесмен, рабочий завода, мигрант, девочка-тиктокер, интеллигент с собакой. Мы собрали несколько образов, чтобы показать: умрут все – неважно, за или против, неважно положение человека и возраст – от людей просто ничего не останется. Возможно, кто-то задумается обо всем хотя бы в контексте того, к чему ситуация в Украине может привести в принципе, даже если человеку не жаль украинцев и он поддерживает происходящее.
— Как вы узнали о начале войны? Что почувствовали тогда?
— Мне позвонил друг. В первые секунды казалось, что все будет похоже на Крым в 2014-м: неправильно, плохо, немыслимо, но все закончится через день-два без жертв среди мирного населения. Я помню, как ответила другу: "Мы же ничего сделать не можем. Нам нужно заявку на грант заполнить – этим нужно заниматься, а ситуацию в Украине будем отслеживать и подумаем, что можем сделать как уличные художники".
В первые мгновения казалось, что это еще одна тема для тяжелых размышлений, потому что постоянного кого-то сажают, арестовывают, принимают законы. Казалось, что ***** – событие такого же уровня. Конечно, событие ужасное и кошмарное, но не верилось, что это будет настоящая *****.
(Российские власти запрещают называть войну в Украине войной и используют вместо этого словосочетание "специальная военная операция" и ввели для нарушителей статьи в Уголовный и административный кодексы. В начале июля 2022 года депутат из Москвы Алексей Горинов, назвавший войну войной, получил 7 лет колонии. Редакция использует ***** в ответах собеседницы по ее просьбе из соображений безопасности. – НВ).
У нас был где-то недельный затык, когда мы решили отреагировать на происходящее через искусство: мы много думали и пытались какие-то идеи из себя выдавить – ничего не получалось. Потом придумали работу "График "Надежды" и "Страха"" – продление графика Ильи Кабакова. С того момента у нас пошло много антивоенных идей – мы даже все не успеваем осуществлять, или нам не хватает ресурсов.
— Вы замечаете за собой самоцензуру по отношению к своим работам?
— Осознанную – нет. Не было случаев, чтобы мы придумали работу и не стали ее делать, потому что понимаем, что нам за это что-то будет. Другой вопрос, что, возможно, мы подсознательно не придумываем такие работы. И мы занимаемся искусством, а не активизмом, соответственно, наши работы содержат в себе метафоры – их сложнее подвести под статью, чем надписи "Нет войне" или "Слава Украине", и самоцензура не требуется. Кстати, это интересная мысль: считается, что искусство – это всегда метафора, но, может быть, так исторически сложилось, потому что раньше художники тоже не были свободны.
— Насколько сложнее вам стало работать в России после 24 февраля?
— Мы больше не рисуем на жилых домах, хотя раньше себе это позволяли. И в принципе, стараемся не рисовать – с конца февраля мы не делали стрит-арт в классическом понимании и выбирали более безопасные формы: наклейки, баннеры, интернет. Угрозы нам пока не поступали. Единственное, что сейчас происходит, – это приезды полиции на каждую нашу офлайн-работу в Петербурге. Раньше приезжали коммунальщики, которые моментально все закрашивали. [Теперь] наши подписчики присылают нам видео, как полицейские что-то делают с нашими работами, фотографируют их или берут соскобы краски, но дальше ничего не происходит.
— Сколько времени у вас ушло на подготовку "Ядерных теней"?
— Поиск подходящего нам для этого перформанса здания занял где-то месяц. Его нашла я, хотя сама нахожусь не в Петербурге: гуляла по городу по Google Maps через "Просмотр улиц" в поиске подходящей стены. Нам была нужна заброшка без толп любителей по ним поползать и без граффитистов, расположенная не в Ленобласти, а относительно в центре, чтобы люди могли до нашей работы дойти. И стены были исписаны еще до нас – мы специально не портили чистую стену, чтобы нас было сложнее привлечь к юридической ответственности.
— Как вы искали актеров для съемок?
— С миру по нитке: делали публикации в сторис, размещали посты в группах ВК с объявлениями о кастингах, нам помогала режиссер София Капилевич. Откликнулись наши подписчики. Один из них был готов приехать на съемки из Ижевска, другой – из Тверской области. Мы объяснили, что планировали не настолько масштабные съемки, чтобы ради них ехать издалека: дорога заняла бы больше времени, чем сами съемки. Но это показывает, что людям хочется что-то делать и быть сопричастными тому, что им нравится. Конечно, были люди, которые отказывались от участия, когда узнавали о теме работы. Сложнее всего было с ролью бабушки – актрису на ее роль никак не получалось найти. Поэтому героиня бабушки – единственная участница, которой мы заплатили деньги.
— За время подготовки работы не возникало ощущения отсутствия смысла в художественных высказываниях в нынешней российской реальности?
— Возникало, но мы привыкли справляться с сиюминутными слабостями. Нужно же что-то делать, обязательно нужно. У нас еще не было случаев, чтобы мы отступали от задуманного, за исключением ситуаций, когда мы понимали, что не потянем идею финансово. Но эти задумки мы тоже не бросаем, записываем их и когда-нибудь обязательно осуществим.
За годы "Яви" случалось, что я думала: "Зачем это все? Закрываю группу и перестаю этим заниматься!" Но не получается. Когда я долго не делаю стрит-арт, возникает состояние анабиоза – я не чувствую, что живу, даже если в жизни происходят интересные события или я путешествую. Это не похоже на адреналин – я знаю, что представляют собой его всплески, – но какая-то зависимость от стрит-арта у меня точно есть, может быть, даже физиологическая. Если мы долго не работаем, меня начинает трясти, я ощущаю потребность немедленно пойти и работать. Бывает, что звоню Саше (Александр Воронин – второй участник арт-группы – НВ) ночью и предлагаю начать немедленно, прямо в ту же секунду. Саша более спокойный и в такие моменты успокаивает меня, предлагает не пороть горячку.
— В прошлом году вы сделали работу "Терпение". Тогда терпение было почти на нуле. Где его уровень находится сейчас?
— У нас, как и у многих, терпение давно ушло в минус. Но уже июль – постепенно привыкаешь. Помню, как в школе учитель на ОБЖ сказал, что человек привыкает ко всему, кроме холода. Это страшно. Так быть не должно. Но если мы не будем привыкать и психика не будет адаптироваться, как тогда жить?!
— В жизни после слов "терпение кончилось" обычно подразумевается, что за этим последует негодование, эмоциональный взрыв. В российском обществе он, кажется, не произошел. Вы понимаете такую реакцию людей?
— На уровне знакомых – я удивлена. Наверное, я наивный человек. Когда отравили Навального, казалось: все! Навального посадили, помню, смотрела в прямом эфире, как его забрали прямо из аэропорта, и снова казалось: все! Когда начались события в Украине, еще раз показалось: куда дальше терпеть?! А сейчас я знаю людей, которые до 24 февраля терпеть не могли российскую власть, были многие годы четко и последовательно настроены против власти, а теперь стали за, – я не знаю, что с ними случилось за одну ночь. Когда я говорила им о происходящем кошмаре, они отвечали, что так и надо, что все правильно. Люди за несколько часов стали на сторону Путина. Я оправдываю это психологической защитой: человек может не выдержать груз осознания, что его страна поступила, как Германия во время Второй мировой.
Одновременно в Ижевске – провинциальном городе, откуда я родом, – наоборот, оппозиционные настроения усилились. Они не связаны с происходящим в Украине напрямую и носят экономический характер: телевизор промывает мозги человеку – потом холодильник с таким же успехом делает это в обратном направлении. Знакомые говорили: "Все дорожает, если придется есть только кашу с макаронами, мы будем протестовать". Это слова людей, ни разу не ходивших на митинг, от которых раньше было невозможно ожидать услышать подобное.
— Почему вы уехали из России?
— Мой отъезд не связан с "Явью". Я уехала прежде всего из-за своего мобильного приложения-агрегатора дополненной реальности AR Hunter. Еще два года назад сложилась ситуация: инвесторы перестали выделять достаточные для роста средства фаундерам, которые находились в России, потому что это несет серьезные финансовые и политические риски. Нам не раз говорили, что нам нужно переезжать из России.
— Есть ли у вас план на случай, если продолжать заниматься стрит-артом в России станет невозможно?
— Продолжим делать работы за рубежом. Наша следующая после "Ядерных теней" работа будет сделана в Берлине, причем с большой помощью наших подписчиков. Кстати, без помощи со стороны мы не сделали ни одной работы с марта, за что всем причастным наша благодарность.
Читайте далее
Каминг-аут с дополненной реальностью. Художники устроили флешмоб-экскурсию по ЛГБТ-местам Петербурга
Все стадии закрашивания Навального. ФОТО
"Открытые архивы и декоммунизация очень злят Путина". Как украинские историки воюют, помогают фронту и работают во время войны
Мы – телеканал "Настоящее Время". Мы делаем яркие видео, рассказываем о важных новостях и злободневных темах, готовим интересные репортажи и передачи – смотрите нас на спутнике, в кабельных сетях и в интернете. Каждый день мы присылаем дайджест всего, что нужно знать, одним письмом, а также превращаем цифры в понятные истории.
© 2022 Настоящее Время. Все права защищены
