Из Карелии в Донецк, потом в Мариуполь, а затем неделя в морге Ростова-на-Дону. Такой маршрут проделала жительница Петрозаводска Ирина Чистякова в надежде найти своего 20-летнего сына Кирилла, которого 24 февраля отправили на войну в Украину. Мать пропавшего военнослужащего российской армии рассказала корреспонденту Север.Реалий, как почти полгода пытается найти его живым или мертвым.

Последний раз живым Кирилла Чистякова видели сослуживцы в конце марта.

Он служил в городе Луга в воинской части 29760 с октября 2021 года. Там же подписал контракт уже через месяц после начала "срочки" – в документах, которые получила Ирина, стоит дата 19 ноября. В феврале его отправили на учения в Белгородскую область, забрав перед командировкой телефон, банковские карточки и военный билет. Однажды Кириллу удалось дозвониться матери с чужого номера. Ирина рассказывает, что во время разговоров с сыном на заднем фоне были "звуки минометного обстрела" и "свист". С тех пор связь с ним пропала.

"Я спросила: это что такое? Кирилл ответил: да, наши шалят, ВСУ шалят. Я спросила: в смысле, вас что – с двух сторон? Он ответил, что всякое бывает. Я его спросила: почему ты без бронежилета, где твоя каска, где твое все? Он ответил, что мы не стреляем", – пересказывает разговор с сыном Ирина.

Кирилл окончил в Петрозаводске кадетский класс с отличием. После девятого класса решил пойти в техникум, в котором отучился три года. В Карелии он устроился на работу, но осенью 2021 года ему пришла повестка в армию.

"Он мечтал быть военным. Но я думаю, что никогда бы добровольно не поехал на эту СВО, – убеждена Ирина. – Его отправили туда по преступному приказу командиров и обманным путем. Речь шла о границе с Украиной, а не за границу. Его и других ребят обманули жестоко".

Ирина Чистякова – одна из матерей российских военных, кто инициировал письмо в адрес Владимира Путина с просьбой о помощи в поисках военнослужащих, которые участвуют в военном вторжении в Украину. Это обращение подписали 106 семей, которые разыскивают своих мужей и отцов, пропавших во время войны России с Украиной. С момента получения коллективного письма администрация президента взяла 60 дней на ответ. Чистякова надеется, что получит его в сентябре.

Все это время от российских властей Ирина получает лишь отписки: то ей сообщают, что сын жив и на войне, то пропал без вести. В отчаянии Чистякова поехала на его поиски во временно оккупированные украинские Донецк и Мариуполь, а позже – в воинскую часть Ростова-на-Дону, где находятся тела российских военных. Своего Кирилла она пока не нашла, зато среди погибших опознала двух бойцов, которых разыскивают их близкие. Вот ее рассказ.

"Я была в Донецке с 29 июля по 2 августа. Там постоянно бомбили по ночам, было очень много прилетов. Мы в таком районе жили. Ходить опасно по городу, везде лепестки-гранаты. В общем, я вам скажу, я побывала в аду".

В Донецк я приехала вместе с группой от организации "Лиза Алерт", которая помогает с поиском пропавших без вести. Нас – четырех женщин (которые также ищут родных) – поселили в двухкомнатной квартире. Воды нигде нет. В городе вообще нет воды – ни холодной, ни горячей. У подъезда шланг выведен из подвала, и мы ведрами, кастрюлями на второй этаж таскали.

В Донецке я искала представителя, который занимается погибшими. Это Оксана Александровна Соленая. У нас сначала с ней не получился диалог, но потом мы поговорили нормально целый час. Я ей предоставила альбом с фотографиями и описание ребят, где и кто пропал. Она при мне звонила в Ростов-на-Дону. Говорила по телефону, что приехала мама в Донецк из Карелии, ищет своего сына, пропавшего без вести. В ответ сказали, что меня примут в Ростове.

Со мной приехала семья, которая ищет сына Ивана. В Новой Басани захоронены 16 человек, возможно, он среди них. Очень много возят погибших, но именно с того направления, как я поняла, ни разу никого не привозили. Вопросы возникают к донецкой стороне: почему они так мало возвращают наших погибших военных? Где наши-то ребята? Где с харьковского направления? Ведь там украинская сторона отдает погибших. Почему же наши их не забирают? Мы-то, родители, собираемся вообще ехать туда на Украину, чтобы самим эксгумировать наших ребят. Мы еще с ней (с украинской стороной – СР) не договорились, но настраиваемся на то, что нам нужно будет найти выходы на украинскую сторону, чтобы мы сами смогли забрать наших погибших ребят.

Вечером в воскресенье мы поехали в Мариуполь. С утра мы там пробыли целый день. Развозили гуманитарку. Я снимала видео, общалась с местными жителями. Я вам скажу: я не понимаю, где правда, где ложь. Настолько все погрязло во лжи.

Местные говорили мне, что наши правильно делают. А нам говорят и пишут везде, что мы враги. Знаете, много противоречий.

Когда мы в жилые кварталы приехали, там из подвалов вылезали люди и спрашивали: есть сигареты, есть вода, есть пиво, энергетики? А женщина подошла спросила: а есть конфеты? Мы отвезли туда очень много продуктов.

Я вернулась из Мариуполя в Петрозаводск, устроила свою дочь к родственнице, списалась с мужчиной из Дагестана, который ищет своего племянника. И мы вместе поехали в Ростов на его машине. Два его племянника из Дагестана ехали на другой машине. И мы поехали все вместе в Ростов в 522-е отделение (Центр приема, обработки и отправки погибших Северо-Кавказского военного округа, который находится в Ростове-на-Дону).

Почему я туда поехала? Я увидела фотографию погибшего в телеграм-канале, этот парень был очень похож на моего Кирилла. Поэтому я, не задумываясь, сорвалась. Увидела фотографию 3 августа, а уже 9 августа ехала в Ростов. Это оказался не мой сын, а Капустов Данил Сергеевич. Очень похож на моего. (В начале апреля в соцсетях и украинских СМИ появилась информация о гибели военнослужащего с аналогичными фамилией, именем и отчеством. В июле уже российские СМИ писали о гибели Данила Капустова.) Его уже похоронили.

Ни для кого не секрет, что вывозят погибших в Ростов. Там много погибших, очень много.

У меня целый альбом фотографий военнослужащих, кого я ищу, в нем больше 100 человек. Этот же альбом есть в Ростове. Я специально делала большие фотографии, чтобы было видно, например, где у моего сына родинки. По этим альбомам они опознавали наших ребят. Здесь на фотографиях я отмечаю опознавательные признаки, откуда эти ребята, номер, за которым военный находится в морге. Когда я была в Донецке, то взяла анкету с описанием: рост, фигура, цвет глаз, волос, размер обуви, родимые пятна, шрамы, татуировки, зубная карта, тест ДНК, обстоятельства пропажи, сведения о командире. Так это мне пришлось в Донецк поехать, чтобы взять такую анкету и разослать родителям. Только делать это все должен командир части или врио командира части, а не мама пропавшего солдата.

Я посмотрела всех (фотографии тел погибших) с обмена с апреля, потому что я искала своего сына. Я искала по любому признаку, по которому его можно опознать. Я с утра приходила и вечером уходила оттуда. Я была не одна. От каждой части был свой следователь. Самарские (родственники военнослужащих из Самары, вместе с которыми Ирина приехала в Ростов) смотрели со своим представителем. Я смотрела со своим. Я себя очень долго настраивала на это. С психикой у меня все в порядке. Чего мертвых бояться? Надо живых бояться. У меня цель найти своего сына. И среди погибших, и среди живых. Но ни там, ни там я его найти пока не могу.

В морг сам я не ходила. Там отлаженная процедура: когда поступает погибший, его фотографируют с разных ракурсов. У них есть база. Все нафотографировано, чтобы хоть как-то опознать. На каждое тело – номер, тело за этим номером. Но это все не для слабонервных. Я знаю одного мужчину, который, побывав там, с нервным срывом попал в больницу. В сам морг ходили мужчины, которые искали своих родных, они вытаскивали тела из холодильника и смотрели. Специально сидят люди, следователи, все нормальные, все отзывчивые. Ничего не могу про них плохого сказать. Все они прекрасно понимают. И не было у нас там проблем. Единственное, с нами ходит психолог.

Я нашла двоих, которые с обмена 3 июня лежали неопознанные. Это Жуков Антон из Санкт-Петербурга, он сирота, я опознала его по наколке на руке, его тело было неопознаваемо. (Близкие Антона, которые занимались его поиском, подтвердили Север.Реалиям, что тело военного обнаружила именно Ирина. По словам знакомой Жукова, Антон служил вместе с Кириллом Чистяковым. "Мы обращались во все инстанции для поиска, а по факту нашла Антона Ира, поехав в Ростов в больницу, там его узнала. Мальчика уже похоронили" , – сообщила она корреспонденту. В соцсетях и СМИ публикаций о похоронах Антона Жукова и соболезнований от губернаторов Петербурга или Ленинградской области обнаружить не удалось.)

Еще один погибший – Павел Суровидских. (Родственники Суровидского также подтвердили историю, рассказанную Чистяковой. По словам близкого военного, с 6 мая семья думала, что военнослужащий находится в плену – так им сообщали в министерстве обороны. Ирина в начале августа обнаружила тело, а 14 августа семье позвонили из военкомата и сообщили, что погиб он якобы в марте. Павла Суровидского похоронили 21 августа. Север.Реалиям не удалось найти сообщений СМИ о похоронах военного, а также соболезнований от официальных органов: губернатора, местной администрации или любого другого чиновника.)

Тела не совсем испорчены. По фотографии можно немножко опознать. Там были видны зубы. У моего Кирилла голливудская улыбка. У Паши тоже неплохие зубы. Мой сын не подходил по росту. Там было под вопросом: либо это мой сын, либо это Павел Суровидских. Но со мной не совпал ДНК. Я позвонила родным Паши в Белгородскую область и сказала им срочно ехать в Ростов. Пашу брали в плен, и есть видео и его, и Румянцева, и еще одного парня. Он один вышел из плена живой – его обменяли. Игоря Румянцева похоронили 31 июля (Север.Реалиям не удалось обнаружить сообщений в СМИ или от официальных лиц о похоронах военнослужащего с именем Игорь Румянцев – СР).

21 августа, через месяц почти, я опознала Пашу Суровидских. Ни часть, никто не инициировал там поиски (в морге Ростова-на-Дона). Тогда о чем говорить? Как они ищут на Украине, если они здесь не опознают наших ребят? Это все говорит о халатности, попустительстве чиновников всех уровней.

Не может быть такого, что человек где-то жив и о нем ничего не известно. Этот бардак, видимо, не закончится никогда. Единственная надежда, что сейчас выборы. Кого выбирать? Вы посмотрите на власть во всем регионе, кто нам помогает? Мне, например, никто не помог. Я пойду голосовать против всех, против всех депутатов в нашем регионе. Против губернатора, потому что он во всем безучастен. Человек, который имеет власть и силу, деньги, он просто без участия.

Мой сын – жертва обстоятельств вот этих преступников, наших, российских преступников. Я по-другому их не могу назвать – тех, кто срочников отправлял на войну. Они преступники. И то, что Путин их всех отстранил, возбуждают уголовные дела, я только за это Владимиру Путину руку готова пожать (об уголовных делах и отставках против военнослужащих, руководящих военным вторжением, известно только из СМИ. Британская разведка предполагает, что только в конце августе Путин и Шойгу могли уволить как минимум шестерых генералов за то, что они недостаточно быстро продвигались вперед. Официальных подтверждений уголовных дел нет). Если и решили начинать какие-то действия на Украине, то пусть бы этим занимались обученные люди, а не срочники, как мой Кирилл.

Если мы живем в правовом государстве, то давайте тогда и нам права. Мои права защитите, моей дочери, моего сына, пропавшего без вести. Президент Путин на самом деле как-то реагирует. Когда будет с нами общаться представитель от президента, Шойгу? Мы ждем! Я жду.

Письма (от ведомств о том, что обращение к президенту от 106 семей принято в работу) говорят о том, что нас услышали. Я хочу верить, что нам помогут власти. И если они не помогут и развернутся к родителям спиной, то для нас будет вообще все очевидно и ясно. У других же тоже растут еще сыновья, понимаете? Я думаю, что эти матери сделают все возможное, чтобы их дети просто не пошли в армию. Они должны отреагировать, должны наказать тех, кто отправил ребят на Украину".

Заметка опубликована на сайте Север.Реалии