Летом 2022 года стало известно, что "ЧВК Вагнера" во главе с Евгением Пригожиным вербует на войну заключенных из российских тюрьм. По данным правозащитной организации "Русь сидящая", было завербовано около 50 тысяч человек, из них воюют только 10 тысяч, остальные пропали без вести, дезертировали, были убиты или взяты в плен. Все это время родные искали своих отцов и сыновей.

Анонимные авторы из России сняли фильм о матери одного из пропавших заключенных.

Главную героиню зовут Ольга, ее сын подписал контракт с ЧВК в колонии, был ранен на войне, и с тех пор от него нет вестей. Ольга не знает, где он находится, вернется ли домой или отправится воевать после госпиталя. Она продолжает искать любую информацию о сыне и открыто высказывается против войны в соцсетях. В фильме рассказана ее история на фоне милитаризованного Петербурга, завешенного плакатами с фотографиями "героев", с отрядами мобилизованных на улицах.

Мы подготовили интервью с анонимным автором фильма о съемках похорон бойца "ЧВК Вагнера", поисках главной героини и подпольном кино в условиях цензуры.

– Какое событие стало отправной точкой съемок фильма? Сколько времени вы снимали?

– Мы начали снимать фильм в ноябре, закончили в феврале этого года. В нашей команде четыре человека. Сама идея снимать фильм о "ЧВК Вагнера" лежала на поверхности – заключенные начали пропадать из колоний. Создательница "Руси сидящей" Ольга Романова много рассказывала в СМИ о том, как происходит вербовка. В сеть попал ролик, где лично Пригожин сам вербует заключенных. Родственники искали своих мужей и сыновей, в соцсетях регулярно можно было найти такую информацию, однако все эти женщины были очень напуганы и боялись публичности.

Толчком к съемкам послужила новость, которую я прочитала в СМИ, – женщина по имени Ольга ищет своего сына и при этом открыто заявляет, что она против войны. До этого наша команда сталкивалась с тем, что семьи бойцов "ЧВК Вагнера" поддерживают войну, даже если их близкие ушли туда из колонии, даже если погибли там.

Ольга – совсем другой человек. Ей больно за сына, она боится его потерять, но старается не снимать с него ответственности за происходящее. Нам показалось важным снять фильм об этих чувствах, о том, как мать ищет сына, попавшего в ряды "ЧВК Вагнера". Ищет на фоне патриотических декораций Петербурга. Ищет, несмотря на то, что она против войны, а он воюет с Украиной. Эта история не идеальна, но она человеческая.

Ольга очень смелая и открытая женщина, она делала все возможное, чтобы его найти. Мы очень рады, что познакомились с ней. Самой опасной для нас была съемка получения денег в офисе "ЧВК Вагнера". Но наша корреспондентка смогла заснять этот важный для фильма момент, а Оля – ответила на все вопросы и прошла с нами через все сложности.

– Виталий Манский недавно говорил, что никто из российских документалистов не снимает похороны погибших. Вы сняли похороны не скрытой камерой, как вам это удалось?

– Из наших источников, которые я не берусь разглашать, мы узнали дату и место похорон. Наша корреспондентка приехала на место за три часа и смогла застать Пригожина. Она большая молодец, что приехала так рано, но это было еще и везением. Пригожин приехал со своей прессой, ответил на пару вопросов – корреспондентка записала на телефон. Никто ничего не уточнял, вполне возможно, в сексистской России обращают мало внимания на девушку с телефоном.

Сами похороны мы снимали открыто, как и другие корреспонденты. Это связано, как мне кажется, с тем, что именно эти похороны были задуманы как публичные. Пригожин долго выбивал себе возможность хоронить на кладбище в Петербурге, ругался с Бегловым, в итоге добился создания "аллеи Славы". Это очень сильно пиарилось его командой. Мы понимали, что он захочет козырнуть, сделать это на широкую ногу, утереть местной власти нос. Поэтому все было сделано очень торжественно и была возможность снять это открыто, конечно зная дату похорон. Никакой аккредитации или досмотра на самих похоронах не было, но и Пригожин на них не был – приехал за три часа, сказал пафосную речь на камеру и был таков. Думаю, усиления охраны и прочего не было еще и поэтому.

– Что осталось за кадром фильма по соображениям этики или безопасности?

– Прежде всего мы не снимали жену и дочку погибшего молодого человека и не говорили о ними. Их упоминает только Ольга. Не показываем сумму в кадре, когда Ольга получает деньги за сына, но затем она сама называет ее в телефонном разговоре с сыном. Не показываем лицо одной из жен бойца "ЧВК Вагнера", которая рассказывает Ольге свою историю.

–​ Возможно ли антивоенное документальное кино в России сейчас? Как вы сами решились на съемки фильма?

– Мы регулярно снимаем антивоенные фильмы для Настоящего Времени. Сейчас мы снимаем еще один антивоенный фильм – пока не можем разглашать, о чем он будет. Да, каждый день кого-то арестовывают в России. Но и каждый день я вижу новости о том, что кто-то из простых людей высказался против войны. Снимать этих смелых людей – это то, для чего наша команда остается в России.

Мы верим, что наша ответственность в том, чтобы предавать огласке такие истории. Да, мы не можем поехать на фестивали и не можем даже разглашать своих имен. Но мы давно смирились с тем, что война это не время для карьерных взлетов, триумфов, тщеславия. Мы работаем подпольно, но пока получается, это стоит любых сложностей, через которые мы проходим.