Голоса из Кабула Аудиодневник журналистки Настоящего Времени из захваченного талибами Афганистана

– Сегодня последний день в Афганистане. Все-таки после очень тяжелых дней, которые я пережила, мне удалось попасть в аэропорт, и все-таки удалось мне это сделать с помощью французских военных. Мы покинули Афганистан -- скоро у меня будет другой рейс.

Так что да, чувствуется, что в первый раз за последние несколько дней я в безопасной обстановке, нахожусь в безопасности. Я чувствую себя, что снова я имею свободу слова, снова я имею свободу, просто это слово "свобода" – все, я имею это слово. Конечно, покидать родину после стольких лет – это очень тяжело, родных своих, любимых своих, тех воспоминаний, которые у нас здесь были – это нелегко, ни для кого нелегко. А так вокруг меня все иностранцы и много семей в ожидании полета. Говорят, через несколько часов будет полет, мы летим в Абу-Даби, и после этого в Европу, так что у меня все, я покидаю родину.

Сразу же после того, как мы покинули Афганистан, на следующий день произошел очень огромный взрыв возле аэропорта. Погибло много людей, многие были ранены. Эта новость настолько была ужасной для всех тех, кто присутствовал здесь, и для тех, кто был там, потому что из каждой семьи остались там многие люди, которые в тот день были как раз возле аэропорта и хотели войти в аэропорт. Я бы сказала, что для нас это был счастливый момент, потому что тем семьям, которым все-таки удалось покинуть страну в безопасности, это были возле меня, и я чувствовала, как они этому были рады, как они были рады тому, что спасли своих детей.

Но, к сожалению, все-таки никто не смог радоваться полностью, потому что многие семьи там остались и все же звонят каждый день, спрашивая о том, что нет ли у нас какой-то дороги, чтобы они тоже могли покинуть страну. Но путь во Францию для меня был очень хорошим. И как я сказала, с нами обращались очень хорошо, у нас были многие удобства и до сих пор есть: и в аэропорту, и в самолете, и также пока мы ждали самолета во Францию. Что я увидела во все это время? Это счастье в глазах каждого афганца, который с нами присутствовал в самолете. Кому-то это было просто чудом как и мне, потому что я вообще не верила, что все-таки я покинула страну, все-таки я в безопасности. И в тот момент, когда уже мы вошли в аэропорт Франции, все почувствовали тот момент свободы, свободы того, что все-таки нам удалось, мы смогли это сделать, но не можем забыть тех, кто все-таки остался там.

Я надеюсь, в какой-то день, даже не в какой-то, я очень надеюсь, что они в ближайшие дни смогут покинуть страну – это мои коллеги, это мои близкие друзья, которые находятся в ужасном положении, и они не в безопасности.

На сегодняшний день ситуация в аэропорту особо не изменилась. Люди все еще приходят, чтобы эвакуироваться. Это все – несмотря на то, что в них стреляют талибы, что иностранцы стреляют, что они говорят, что без документов людей не пропустят в аэропорт. Но поток людей не иссякает. Каждый день [они идут].

Я сегодня утром ходила по улицам и видела, что многие соседи пытаются уехать. Возле меня нет ни одного дома, чтобы люди из него не шли в сторону аэропорта. Я не видела ни одного такого дома. Из каждой семьи уезжают люди.

Ситуация в Кабуле такая.

Здесь как будто уже забыли про Панджшер (в провинции ведутся бои между «Талибаном» и войсками Ахмада Масуда-мл. – НВ), забыли про провинции. Люди пытаются приехать в столицу, чтобы улететь отсюда. Раньше люди выражали поддержку [сопротивлению] в фейсбуке, других соцсетях и в разговорах. Но сейчас никто ничего не говорит. Как будто им нет до этого дела. Все думают об одном и том же – как выехать. Все. Никаких мыслей у людей больше нет.

Если посмотреть на картину города, то она очень даже спокойная. Талибов будто бы мало. Женщины стали больше выходить. И немного кажется, что жизнь возвращается в норму. Но в тот момент, когда ты начинаешь спрашивать у людей: «Какая в стране ситуация, на ваш взгляд?» Тогда сразу становится понятно, что они просто пытаются жить, пытаются ее продолжить, но все равно хотят покинуть страну. Я удивляюсь, как так за 10 дней все стали думать об одном и том же. Никаких других планов у людей нет. Их не существует. Талибы заняты построением своей системы и проводят заседания в государственных учреждениях. Они приглашают людей, чтобы с ними познакомиться и пообещать, что якобы все будет в порядке, что они в безопасности. Талибы заняты своими делами.

Народ не доверяет им, он боятся, он считает, что в тот момент, когда это правление начнется, тогда все изменится. Это то, что говорят люди. Что, все сейчас относительно спокойно, но как они останутся одни, то все сразу же изменится [к худшему]. Это повлияло на всех. Мы все очень волнуемся.

Иногда кажется, что мы просто застряли где-то, откуда не можем уехать. Последняя надежда – аэропорт. Каждый человек хотя бы раз пытается проверить, сможет ли [он покинуть страну] или нет.

В то же время осталось так мало дней. Всего шесть дней до того момента, когда иностранцы должны будут полностью покинуть страну. Они хотят продлить этот срок, но талибы заявили, что ни в коем случае продления срока не будет, и иностранцы должны уйти до 31 августа.

Люди очень волнуются. Если иностранцы сейчас уйдут, то это будет значить, что последняя надежда тоже ушла.

В этот момент я нахожусь снова у дверей аэропорта. Ситуация ужасная. Я такого еще не видела. Она становится все хуже и хуже.

Женщины передают своих детей иностранным солдатам, чтобы потом их семью смогли пропустить [в аэропорт]. Но иностранцы кричат: «Если ты бросишь своих детей, то мы не собираемся их брать».

В другой части страны талибы уже подошли к единственному месту, [которое они не контролируют, провинции] Панджшер. Они хотят туда войти. Но пока только угрожают жителям: если они не хотят кровопролития, то они должны сдаться мирно.

В аэропорту же все гораздо хуже, чем я видела еще 19 и 20 августа. Сейчас все гораздо хуже, чем в те дни. Я не знаю, чего еще ожидать от этой страны.

Я сейчас хожу, а вокруг меня – сотни людей. Вы наверняка слышите шум, наверняка слышите голоса детей. Но многие дети – снова без сознания, потому что здесь дышать очень трудно.

Иностранцы, конечно, сейчас уже не стреляют. Но на тех чек-поинтах, которые контролируют талибы, они стреляют больше, чем [раньше это делали] иностранцы.

Я не знаю, что произойдет с этим народом.

На сегодняшний день в город начало выходить гораздо больше девушек, женщин и детей. Но тема одна и та же. Все говорят об одном и том же. Когда проходишь мимо парка, где дети играют на площадке, слышно, что даже дети говорят: «Вы знаете, талибы пришли». Когда у них спрашиваешь, что талибы будут делать, они отвечают: «Они закроют наши магазины». Каждый человек волнуется. Это уже даже очень сильно повлияло на детей.

Многие семьи все еще покидают свои дома, переносят вещи. И это повсюду. На каждой улице, по которой ты идешь, это все видно. Люди пытаются покинуть свою страну. Они перевозят вещи из своих домов. Все люди, мимо которых ты проходишь, говорят об одной теме.

Еще одна новость, ситуация стала даже страшнее, чем было раньше. Приходит информация о том, что начали разыскивать журналистов, начали разыскивать тех людей, которые работали в правительстве. [Талибы] приходят к их домам. К сожалению, то же произошло вчера и позавчера у моего дома. Я об этом не знала. Здесь живут и другие. Пока их спрашивали, есть ли у них машины и когда они будут отдавать эти правительственные машины.

Не знаю. Больше слов нет. Ситуация ухудшается. Людям очень страшно. Даже те изменения, которые происходят, они от того, что людям жить же как-то надо. Они продолжают вести какой-то образ жизни для того, чтобы выжить. Мы в неизвестности. Полной неизвестности.

Журналистов очень жалко. В частности, женщин-журналистов. Они очень волнуются. Некоторые несколько раз пытались начать работать, они шли в офис, но талибы им сказали, что им не разрешено туда идти. Так же и в других учреждениях, в которых работали женщины. Они тоже пытаются попасть.

Многие, с кем я поговорила, хотят забрать свою зарплату. Некоторые уже три месяца не получают зарплату. Они хотят кормить свою семью. Цены на продукты растут с каждым днем. Я вообще не понимаю, как они кормят свои семьи. Это очень тяжелая ситуация. У людей три месяца не было зарплаты. Представьте, что их дети не могут поесть.

С другой стороны – вид одежды. Если ты надеваешь бурку по своей воле, несмотря на жару, невзирая ни на что, если ты это делаешь по своей воле, то ничего [такого в этом нет]. Ты чувствуешь себя хорошо, потому что ты выбрала так одеться. Но когда тебя заставляют, когда тебе говорят «вот это носи», это гораздо хуже. С одной стороны тебе жарко, с другой – тебе постоянно надо следить за всеми правилами. Если ты, не дай бог, не проследишь, то что-то случится. Ты боишься, поэтому ты одеваешься так.

Многие женщины жалуются. Многие устали. Но они с этим ничего не могут сделать, нужно одеваться так, нужно думать о том, будет ли работа или нет. Они говорят, что устали столько думать. На сегодняшний день это то, что происходит вокруг меня.

Сегодня у меня появилось немного позитивных новостей. Сегодня много женщин вижу, они все-таки решились выйти. Но образ и одежда полностью изменились. Никто в тех одеждах, в которых выходил раньше, не появляется. Также каждая женщина при виде другой смотрит так, будто что-то новое увидела в городе. Это, конечно, не совсем хорошее чувство. Ты понимаешь, что они не чувствуют себя комфортно в своей стране – не так, как это было раньше. И при виде другой женщины становится странно, но она радуется, что есть на улице другая женщина. С одной стороны, это позитивно, с другой – такие взгляды не были для меня чем-то удивительным.

В другой части города видишь уже совсем ужасную картину. Несмотря на то, что люди уже вышли на улицы, открыли магазины, хотят начать новую жизнь, в мыслях они хотят покинуть родину.

Самое страшное и ужасное в жизни Афганистана на сегодняшний день происходит возле входа в аэропорт и вблизи дверей, где ожидают [эвакуации] иностранцы. Там каждый человек, не волнуясь за свою жизнь и жизнь своих детей, стремится покинуть эту страну. Любой ценой. Эти крики. Эта толпа.

С одной стороны – талибы, с другой – иностранные [военные]. Когда они хотят, чтобы люди разошлись, они стреляют. Когда ты видишь, как кричат женщины или как кричат дети, это уже другая картина. Мне бы не хотелось [когда-нибудь испытать это] в жизни еще раз. Я думаю и молюсь, чтобы я в последний раз в своей жизни видела такое. Не думаю, что человек может такое вынести еще раз.

В частности, когда ты видишь этих красивых детей. Какими ты их раньше видела. Как красиво они были одеты. Как хорошо было на них смотреть. А теперь ты видишь, как ужасно они чувствуют себя в аэропорту, когда там даже нет воздуха, чтобы дышать, когда мать плачет, когда отец пытается их вывезти для их же безопасности. Это не та картина, на которую любой человек может посмотреть и вынести.

Так что это то, что происходит в нашей стране.

Сегодня хочу вам рассказать историю еще одного дня в Кабуле. Я нахожусь в аэропорту. Здесь намного страшнее, чем на улицах [города]. Здесь страх уже другой. Там страх от того, что [ты боишься, что] тебя кто-то убьет, что там талибы, что ты не в безопасности. А здесь женщины плачут из-за своих детей, которые теряются среди множества людей, которые пытаются эвакуироваться из Кабула.

Здесь есть страх того, что начнется стрельба, и ты умрешь. Потому что, когда ты в аэропорту, военные используют оружие, чтобы сотни людей не расходились. И это еще страшнее. Нам становится очень плохо от того, что мы видим, что наших граждан [так могут] убить. Наши дети теряются. Женщины плачут.

Афганцы сейчас находтся в таком положении, что им нужно решить: идти обратно в город – а это смерть – или попытаться спасти свою жизни и жизнь своих близких, прийдя в аэропорт. А здесь тоже – смерть.

Многие женщины потеряли сознание. Детям очень плохо. Они плохо себя чувствовали и громко плакали. Не могу забыть момент, когда одна женщина говорила: "Все, я хочу обратно, я сделала очень плохой выбор, я не могу больше, мой ребенок умрет – мой ребенок умрет". Было чувство трагедии.

Мы не в безопасности – где бы мы ни находились. Я думаю, что смерть начала нас преследовать повсюду. Это так влияет на психологическое здоровье. Люди чуть ли с ума не сходят.

– Мы сейчас находимся возле аэропорта. У южного входа. Здесь ужасная ситуация: стреляют, людей очень много. Вы слышите, что происходит – вокруг стреляют. Дети плачут. Здесь очень много женщин.У многих людей нет ни визы, ничего. Но они пришли сюда. Ситуация ухудшается с каждой минутой. Люди не могу продвинуться. Нас остановили и сказали, чтобы мы никуда не двигались со своих мест и не вставали. Мы не можем ни домой уйти, ни здесь оставаться. Всем снова говорят, чтобы они остановились. Двери закрыты. Женщины очень испуганы. Вокруг люди плачут. Ребенок тоже плачет, не знаю, почему. Есть слухи, что убили двух человек из-за того, что они не сидели на местах (эта информация не была подтверждена официально – НВ).

(Раздаются крики на фоне, слышны выстрелы)

Вы, наверное, слышите, что происходит. Здесь есть люди, которые спали по три дня в аэропорту. Мы чувствуем себя не в безопасности. Очень страшно всем. Делать нечего. Многие люди показывают свои паспорта: американские или немецкие. Но их не пускают. Никаких иностранцев здесь не видно. Вокруг афганские солдаты.

Сегодня с большим трудом решилась выйти на улицу после того, как всю ночь не спала. Не только я, но и близкие мне люди: друзья, журналисты и другие – никто не мог уснуть. Чувствуется, что многие из них уже теряют последнюю надежду. Они остаются здесь. Все пути закрыты. Мы никуда не можем деться, только терпеть.

Я вышла на улицу, чтобы найти что-то позитивное, о чем можно бы было поговорить с друзьями, чтобы дать им надежду, что все еще есть что-то хорошее, в чем мы можем себя убедить. Найти хоть какое-то успокоение. К сожалению, этого у меня не получилось. Такой новости у меня не получилось найти.

В аэропорту люди все еще стоят в ожидании возможности покинуть город. В самом городе тишина, людей очень мало. Все правительственные учреждения сейчас либо у талибов, либо закрыты. Кабульский университет сейчас закрыт. До этого там всегда было очень много народу. Так что эта картина, которую я увидела сегодня, была гораздо хуже вчерашней. Я думала, что может быть я найду в какой-то части города хоть что-то, что могло бы мне дать позитивные эмоции, и это был бы хороший день. Но ничего я не нашла. И когда я возвращалась домой, стало еще страшнее.

Все-таки обстановка остается неизвестной. Надежды очень мало. И что я сегодня заметила. Ситуация очень сильно повлияла на психологическое здоровье людей. Никто больше не улыбается, никто ни с кем не может долго говорить. А единственная тема, которую люди обсуждают – как покинуть страну. Это ужасно. Это очень сильно повлияло на них.

У меня не осталось друзей, с кем бы я могла вести нормальную беседу. Город очень сильно изменился, и люди – тоже.

Все в страхе. Женщины все еще обеспокоены. Они не могут выйти [на улицу одни]. Я думаю, что я и еще несколько коллег моих журналистов – и то очень скрытно и с большой осторожностью – выходим из дома. И также обратно – со страхом возвращаемся. И мы все еще со страхом находимся в своем доме. Я думаю, хуже этого не может быть.

– Сегодня уже третий день. Я вышла на улицу, хотела посмотреть: работают, открылись ли некоторые магазины, которые продавали одежду. Не думаю, что они открыты. Та одежда, которую они продавали раньше... Не думаю, что такую одежду кто-нибудь еще будет покупать.

Но кого не видно здесь, так это женщин – их все еще нет. Только мужчины. Некоторые магазины открыты, и то продают пластиковые материалы для дома, так что некоторые лавки открыты.

(Мужчина говорит на дари)

Я купила маску, продавец сказал, что никто покупать больше ничего не приходил. Говорит, что это его первый день, когда он пришел и открыл свой магазин. Покупателей больше нет.

Увидела некоторых женщин: бедная, так смотрит, она рада за меня, я – за нее [что смогли выйти на улицу].

Сейчас только вернулась домой. Такое было чувство, что будто бы сегодня уже народ, жители будто пытаются привыкнуть. Многие открыли свои магазины сегодня в первый раз, но говорят: "Что поделать, некуда нам идти, это наша страна, и если бы даже выход был, мы, конечно же, бы не остались".

Представьте, каждый человек хочет просто бросить свою родину, потому что чувствует себя не в безопасности. Это очень ужасное чувство, которое ты испытываешь от таких же жителей своего города.

С другой стороны, когда уже идешь возле аэропорта, там видно все еще столько людей в ожидании возможности уехать. И даже я уверена, что многие из них знают, что их не заберут отсюда, и никуда они не могут уехать. Но все равно как будто бы это их последняя надежда, и они там ждут и говорят, что, может быть. Только для слов "может быть" они там находятся. И уже есть семьи, которые там уже три дня ночевали. Говорят, что боялись, но что поделать. И вокруг каждую минуту – стрельба.

Я так думаю, что они находятся в очень непонятной ситуации, и я в такой же нахожусь. Прихожу домой, иногда так кажется, что как будто ты где-то застряла, где нет выхода, и не знаешь куда идти. Будто кто-то тебе дозволяет: "на час выходи и обратно приходи". Это такое ощущение, что ты потихоньку сдаешь свое право, свою свободу. Такой страх, как будто не дай бог лишишься свободы, свободы идти куда-то, даже свободы слова.

На улице так кажется, что никто не хочет ни о чем говорить. Все как будто бы молчат и все идут, все чем-то занимаются, и все ничего не говорят. Иногда думаешь: хоть бы что-то плохое сказали, сказали бы, что не рады, или что рады – ничего, просто ничего не услышишь, просто ничего не почувствуешь от них. В последние дни так кажется, что люди просто просыпаются и выходят, все неизвестно, обратно приходят, снова ночь, спишь и снова просыпаешься.

– Сегодня я вышла на улицу, здесь, как вы слышите, машины, дети, люди. Все вышли, не знаю, привыкают уже или как. Сегодня уже больше магазинов можно видеть, которые открылись, а также многие лавки открылись. Я вот с отцом иду, одна не смогла выйти, потому что всё ещё не вижу совсем женщин здесь. Вот, одна там идёт и то со своим мужем или братом, я не знаю кто он. Вблизи аэропорта, конечно же, всё ещё слышна стрельба.

Сейчас приближаюсь к месту, где раньше находились все ларьки, сейчас никого нет. Их больше нет здесь

Стрельбу вы наверняка слышите.

(Раздаются выстрелы вдалеке)

Вот сейчас мы с папой собираемся взять машину и поехать [по делам]. Я испугалась, не смогла пойти одна. Сейчас ещё одну семью увидела с женщинами, они тоже в сопровождении мужчин, одни не вышли.

Что можно видеть: что все люди одеты в наши национальные одежды, никто так раньше не одевался. Чтобы пойти на работу и одеваться в костюм — такого нет.

(Мужчина говорит на дари)

Это был работник аэропорта. Он говорит: "Я вчера всю ночь плакал". Он говорит, что не может больше работать там. Вот всё украли, говорит, что в аэропорту ничего не осталось. Он говорит, что ещё 50 лет нужно, чтобы все восстановить.

После того, как я увидела ситуацию [на улицах, я почувствовала], что все люди в страхе. Они находятся в непонятном положении. Они не знают, что им делать. Могут ли они выйти. Я никогда не видела такой страх.

Я шла и думала, что это не мой город. Мне тоже было страшно. Я шла и пряталась. Я не показывала свое лицо, я полностью была скрыта. Мне было страшно за своего отца, которого я попросила пойти со мной на улицу. Я боялась, что сли пойду одна, то со мной что-то может случиться. Поэтому я попросила его пойти со мной. Представьте, что я не могу выходить одна. Это очень тяжело.

Мне было страшно видеть людей, которые сами за себя боятся. Такое чувство... Мы не знаем: живем мы или просто дышим. Это такие разные вещи, когда ты улыбаешься и идешь куда-то без страха.

Я сегодня пошла в супермаркет, в котором всегда делала покупки. Получилось так, что продавцы в магазине, которые раньше со мной с улыбкой разговаривали, с которыми мы немного говорили о том, какие продукты хорошие, что нового пришло, что старое лежит, а сегодня я увидела в их глазах такой страх. Когда они меня увидели, они побоялись хоть что-то мне сказать. А так чувствовалось, что продавец один хотел мне сказать: "Посмотри, что произошло". Я по выражению его лица поняла, что [он хочет мне что-то рассказать, но боится].

Это ужасно. Нужно наблюдать. Что произойдет завтра, пока никто не знает. А что остается сегодня – это только страх.

– Ситуация резко изменилась со вчерашнего дня. Вчера после того, как поступило сообщение, что талибы вошли в город, резко все начали убегать домой, все закрылось и на улицах никого нельзя было увидеть. А сегодня наоборот – после восьми утра здесь столько народу повсюду. И что самое ужасное – то, что нельзя различить, это талибы или это простые жители Афганистана. Так что большое изменение сейчас произошло.

Спокойствия не видно, потому что все еще везде можно увидеть талибов, которые проходят здесь. Я живу возле аэропорта, и отсюда слышно, как там стреляют. Все люди с утра уже бегут в сторону аэропорта.

Изменилось то, что женщины одеты уже по-другому – у них уже и хиджаб. Мужчины тоже одеты уже по-другому. Все равно их очень много. Сейчас я вижу из окна столько народу, что вообще нельзя заметить – это талибы или это простой народ.

Вчера была тревога, конечно. Куда бы я ни пошла, кого бы я ни увидела – повсюду только замечался страх. В глазах был страх, каждый человек был так сильно испуган. Кто-то пугался, что потеряет имущество, кто-то пугался, что, не дай бог, что-то произойдет с его детьми. Но сейчас не видно такого, чтобы они приветствовали талибов, но они вышли на улицы и просто наблюдают, просто смотрят – такие же талибы, которые были 20 лет назад, или что-то изменилось. Я так думаю, что люди просто вышли для наблюдения ситуации: что все-таки произойдет с нами.

Вчера последний раз я вышла за продуктами – это было два часа дня. Сейчас возле моего дома везде находятся талибы. Так что, конечно же, мне страшно. Причем когда я работала с иностранными организациями, и не только я, но и все мои коллеги, которые работали с ними, и журналисты, вот я получала сообщения со вчерашнего дня и до сих пор. Всю ночь никто не спал, никто себя не чувствует в безопасности. И каждый человек спрашивает одно и то же: "Как мы можем уйти из страны?" Вот что происходит и с журналистами, и с обычными людьми. Есть слухи, что вот следят за теми людьми, которые журналисты, которые работали с правительством, которые работали с иностранцами. Так что они ищут по домам их. Так что, судя по такой ситуации, конечно же, я тоже не в безопасности.

Знаете, сегодня я на минуты три вышла на улицу, и мне нехорошо чувствовалось, я так не чувствовала себя в безопасности, потому что женщин вокруг было очень мало, я их не видела практически, поэтому я быстро обратно вернулась домой, потому что, конечно же, ситуация еще очень неизвестная, ты просто не знаешь, что тебе можно, что тебе нельзя делать, где можно ходить. Хотя сами талибы неоднократно говорили, что "вы находитесь в безопасности, там бояться ничего не надо, можете выйти на улицу".

Не то чтобы люди не верили, что талибы захватят город, но все еще была надежда. Даже те переселенцы, которые пришли из провинции, у них все еще была надежда, что есть какое-то правительство, есть кто-то, кто будет их защищать. Но вчера, когда я их увидела, один человек мне сказал: "Все, у нас больше надежды нет. Кто будет нас защищать, кто будет защищать моих детей?" В частности, они очень были испуганы за своих девочек, потому что даже берут замуж их, так что они переехали из-за этого. Надежды нет, но это не означает, что они не старались выехать из страны. Они очень стремились с того момента, как получили сообщение о том, что иностранные войска собираются покидать Афганистан, с того момента и началось все это: кто-то пошел за паспортами, кто-то за визой. Но, к сожалению, не всем удалось. И те люди, которые вчера уже ходили в аэропорт, это те люди, из которых кто-то не получил паспорт, кто-то не получил визу, а кто-то даже получил визу, но не может улететь – это все те люди. Но это не означает, что они ждали, что талибы не придут. Конечно, у всех был страх. Но то, что взяли столицу, – это был шок для всех, включая меня.

Еще вчера талибы отправили сообщение о том, что талибы не будут применять оружие против мирного населения. Но 30 минут назад в аэропорту кто-то применил оружие. Иностранные войска почувствовали, что талибы применили оружие против них, и с обеих сторон началась стрельба. И, судя по ситуации, многие даже погибли. Но сейчас у меня точной информации об этом нет, потому что я с вами разговариваю – я не проверяла, что там происходит. Но 30 минут назад мне поступило такое сообщение, что стрельба уже началась, но это не потому, что они хотели использовать оружие портив мирных жителей, а потому, что они хотели защитить себя.