Главнокомандующий Вооруженными силами Украины генерал-полковник Руслан Хомчак заявил, что Россия стягивает свои войска на границе с Украиной и усиливает военную мощь. На это заявление уже отреагировали в США: "Существует опасение по поводу наращивания российских сил вблизи границы с Украиной", – сказал CBS News представитель Министерства обороны США. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков, комментируя заявления Хомчака, 1 апреля заявил, что перемещение российских войск по территории страны не должно беспокоить другие государства.
Член украинской делегации в Трехсторонней контактной группе (ТКГ) журналист Сергей Гармаш рассказал Настоящему Времени, может ли Россия действительно стягивать войска и почему не нашло поддержки предложение главы украинской делегации в ТКГ Леонида Кравчука вернуться к полному прекращению огня на Донбассе с 1 апреля.
— Что значит, что инициатива вернуться к прекращению огня на Донбассе не нашла поддержку со стороны российской делегации? Вы знаете какие-то подробности?
— Нельзя сказать, что Россия не захотела заключить новое перемирие – она не захотела подтверждать свою приверженность тому документу, соглашению о перемирии, который был подписан в июле прошлого года. И мотивировала это как раз тем, что соглашение о перемирии уже есть и она не видит необходимости его подтверждать. Хотя мы все понимаем, что де-факто перемирие не действует – обстрелы на фронте сегодня стали практически ежедневным фактом.
Поэтому Украина и ОБСЕ вынесли инициативы. Со стороны ОБСЕ это заявление о приверженности заключенному соглашению о перемирии, а со стороны Украины это фактически возобновить перемирие, то есть прекратить нарушение режима о прекращении огня с нуля часов сегодняшнего дня.
Россия не захотела подтверждать свою приверженность тому соглашению, которое было заключено, как раз мотивируя тем, что это соглашение уже есть. Я думаю, что причиной этого является все-таки желание России использовать этот военный инструмент, единственный, который у нее сегодня остался. Потому что на дипломатическом фронте в той же "нормандской четверке" геополитическая ситуация складывается неблагоприятно для России. Потому что Германия и Франция – в кластерах, которые мы все знаем, это новые мирные предложения по реализации Минских соглашений, которые недавно российская сторона, опять же, слила в виде проектов в информационное пространство. Там четко фиксируется, что Германия и Франция предлагают подписать новую дорожную карту главами государств и правительств.
Понятно, что у ОРДЛО (Отдельные районы Донецкой и Луганской областей) не может быть ни глав государств, ни правительств. То есть подписать нужно было бы президенту Путину и российскому премьеру. Это бы означало, что Россия берет на себя ответственность за выполнение Минских соглашений и признает себя стороной конфликта. А Россия не хочет этого делать – это было подтверждено вчера на Трехсторонней контактной группе. Поэтому она сохраняет для себя возможность, не выходя формально из перемирия, использовать военный инструмент для давления в первую очередь на наших западных партнеров – Германию и Францию, – а также на Украину.
— Как бы вы оценили слова начальника Генштаба Руслана Хомчака о том, что Россия к украинской границе стягивает войска?
— Я думаю, это тоже элемент психологического давления – я не верю в возможность реального наступления сегодня, тем более сегодня, после заявления Байдена и вообще [в контексте] общей геополитической ситуации. А психологическое давление – да.
Я на днях прочел мемуары президента Олланда – президента Франции, – который как раз описывает, как заключался "Минск-2", и он пишет, что если Путин угрожает, то это для того, чтобы успешнее вести переговоры. И это действительно заметно по всей тактике России в историческом контексте, по крайней мере, нашего конфликта с Россией сейчас, потому что всегда перед какими-то крупными переговорами начинается эскалация с российской стороны для давления.
А мы знаем, что во время позавчерашних переговоров в онлайн-режиме Путина с Меркель и Макроном Меркель и Макрон поставили вопрос о необходимости все-таки нормандской встречи, и Путину придется как-то на это реагировать. Поэтому я допускаю, что действительно будет усиление конфронтации, – чем ближе к этой встрече, тем сильнее. Но это будут провокации. Я не вижу сейчас возможности или каких-то свидетельств того, что Россия готовится к какому-то полномасштабному вторжению, наступлению.
— Вы в своей колонке пишете о том, что Минские договоренности – это не мир. Можете объяснить?
— Достаточно вспомнить процесс заключения Минских соглашений. "Минск-1" был подписан после поражения Украины под Иловайском, после прямого вторжения российских войск на территорию Украины. "Минск-2" был тоже подписан после прямого вторжения российских войск в Дебальцево и серьезной военной ситуации. И даже тот же Олланд признает, что тогда остановили войну, но надолго утвердили доминирование России, то есть фактически заморозили этот конфликт вот в такой его горячей фазе.
Поэтому Минск – это дипломатический инструмент. Россия использует Минск, в частности, для того чтобы навязать нам и нашим западным партнерам нарратив гражданской войны, для того чтобы заставить нас сесть за стол переговоров с ОРДЛО и таким образом заявить, что она не сторона конфликта – она посредник, снимите с нее санкции. Она таким образом его использует. Украина, в свою очередь, тоже, думаю, должна использовать – собственно, сегодня мы подошли к этому – для того, чтобы ослаблять все-таки Москву.
Это инструмент военной дипломатии, можно так говорить. Поэтому, действительно, в Минске нет механизмов, по крайней мере, в том процессе, который есть сейчас, для достижения мира, потому что в нем не названа Москва как сторона конфликта. А пока нет второй стороны – какой может быть мир, если не с кем договариваться?
Поэтому наша задача в Минске – это все-таки заставить Москву признать себя стороной конфликта. И когда начнется реальный диалог сторон, тогда можно говорить о решении каких-то вопросов. На сегодняшний день мы просто сохраняем эту площадку для того, чтобы когда Москву вынудят признать себя стороной и решить вопрос мира, чтобы эта площадка была, чтобы Москве было где это сделать.
