Кировский райсуд Ростова-на-Дону назначил служебную проверку из-за публикации приговора по делу о коррупции, в котором косвенно подтверждает присутствие российских военных на Донбассе, сообщает Znak.com со ссылкой на источник в судебном корпусе Ростова-на-Дону.
В приговоре суда говорилось, что Вячеслав Забалуев, приговоренный к пяти годам лишения свободы за посредничество во взяточничестве, поставил под угрозу поставки продовольствия для российских военнослужащих в самопровозглашенных "ДНР" и "ЛНР". Российские власти ранее неоднократно отрицали участие кадровых военных в боевых действиях на востоке Украины. Пресс-секретарь Путина назвал этот документ ошибкой, а украинская сторона сейчас расценила решение суда как доказательство участия России в конфликте на Донбассе.
По подсчетам BBC, исходя из приведенного в суде количества продовольствия, как минимум в 2019 году в самопровозглашенных "ДНР" и "ЛНР" теоретически мог находиться российский контингент численностью до 58 тысяч человек. Впрочем, это не означает, что весь этот контингент – российские военные.
Почему мог появиться такой документ и можно ли предполагать, что на востоке Украины волнует около 60 тысяч россиян, в интервью Настоящему Времени рассказал обозреватель "Новой газеты" Павел Каныгин.
— На Донбассе различные добровольческие организации, ветеранские – такие полувоенкоматы – делали фактически прямые призывы к гражданам сбиваться в группы и отправляться защищать "русский мир". Эти сообщения транслировали в основном во "ВКонтакте", были и объявления. Но это все происходило в 2014-2015 годах. Сейчас ситуация успокоилась в том смысле, что фактически нет никаких таких утечек, призывов, глупостей.
— Но то, что произошло сейчас с этим судом, это сложно назвать глупостью. Просто это государственное двоемыслие, которое существует в России последние десятилетия, или как минимум с начала украинской войны, оно очень тяжело ложится в головы простым исполнителям. Где-то наверху, конечно же, всегда люди делают одно, а подразумевают другое, и у них складывается все нормально – такое двоемыслие. Но у простых исполнителей с этим сложнее. Вот, например, обычный ростовский судья. У него какая-то рутина, какая-то жизнь, в станице пьяные фермеры что-то не поделили, у кого-то трактор угнали – какие-то такие дела в основном. Ну, может быть, бывает контрабанда. Он что-то слышал про войну, конечно же, он знает про нее – граница недалеко. Он знает, что воюют фактически Россия с Украиной опосредованно или напрямую – он не задумывается о таких деталях, что, возможно, это надо все скрывать. Он слышит по телевизору какие-то вещи негативные антиукраинские, и у него складывается картинка. Он дальше не развивает эту мысль и честно, как на духу пишет это и в приговоре. Я это связываю с тем, что люди, конечно же, это государственное лицемерие не способны долго удерживать в своих головах. В какой-то момент это прорывает, и они говорят то, что есть на самом деле. Такой очень интересный эффект из этой истории можно наблюдать.
— Вы сказали, что в 2014-2015 годах было много свидетельств. Но в этом решении суда, которое мы обсуждаем, говорится о поставках продуктов для военных в 2018-2019 годах. Это значит, что тогда российские военные тоже там находились? Они сейчас тоже продолжают там быть?
— Мы не можем этого никак доказать, у нас нет прямых подтверждений – только могут быть косвенные. Но что известно – это особо не скрывают, – то, что на территории Донецка и Луганска существуют развернутые так называемые первый и второй армейские военные корпуса. Первый, соответственно, Донецк, второй – Луганск. По сути эти армейские корпуса являются продолжением каких-то российских военных соединений в том смысле, что они существуют по тем же самым законам, с той же самой иерархией, с теми же элементами отчетности и так далее. Об этом открыто говорят те же самые неофициальные представители этой войны. Соответственно, кто там служит – в большей части, наверное, это некие наемные военнослужащие по контракту, которым платят за это деньги. Кто этим всем управляет – наверное, российские военные советники, наверное, люди, которые имеют [к этому] какое-то отношение или имели отношение – в отпуске, например, находится какой-нибудь военный российский полковник, мало ли чем он может заниматься в отпуске – своим друзьям помогает. Официально, наверное, все это очень урегулировано идеальным образом – не придерешься.
Но на деле получается так, что командуют этим россияне, все это подведено под какую-то такую иерархию, связанную с Россией, в том числе, наверное, и в области поставок продовольствия.
По поводу численности, мне кажется, 60 тысяч – это не совсем релевантная [цифра].
— Сейчас аналитики называют 26 тысяч.
— Я думаю, что не больше 30 тысяч. Там в принципе всегда, начиная с 2015 года, после того как активная фаза войны была завершена и началась традиционная вялотекущая, там всегда оставалось 30 тысяч человек. Как они к этому пришли, так на этом и остались.
— А вот эти 26 или 30 тысяч – это люди с российскими паспортами, которые туда приехали добровольцами или как-то еще? Или это жители Донбасса, которые взяли в руки оружие?
— Я сейчас вам не могу сказать, в принципе мало кто может сказать, с какими паспортами. Это неизвестно, мы же не можем посмотреть. А если спросить, то люди могут и не сказать. Например, когда я там был и работал в первые годы этой войны, там соотношение было от фифти-фифти до 70 на 30.
— В каких соотношениях 70 на 30?
— Например, в Луганской области подавляющее большинство – это были казаки с российской территории, приехавшие помогать своим братьям в Луганск. В Донецке чуть побольше было местных.
Затем эта ситуация изменилась, и эти армейские корпуса, которые стали создавать, их стали как раз таки наполнять местными жителями, потому что резко изменилась экономика Донбасса – она просто оказалась в разрушенном состоянии, и у людей в отсутствие работы не оставалось никакого выбора. Фактически можно сказать, что людей вот так загоняли в эти армейские корпуса. Мужики шли работать за 15 тысяч рублей на войну. Ну как "на войну" – войны особой там уже не было, но перестрелки были. Но такая работа была, в общем, неплохая по меркам Донбасса, который был фактически уничтожен экономически.
Сейчас, я думаю, эти пропорции остались, наверное, даже усилились в том плане, что стало еще больше местных. Я думаю, что это стремится к подавляющему большинству – процент местного населения, которое там находится.
