Президент РФ Владимир Путин заявил, что по предложению Минобороны и по плану Генштаба Россия нанесла "массированный удар высокоточным оружием большой дальности воздушного, морского и наземного базирования по объектам энергетики, военного управления и связи Украины". 10 октября несколько городов Украины подверглись ракетному удару. Взрывы зафиксированы в Киеве, Запорожье, Днепре, Львове, Житомире, Харькове, Николаеве, Одессе, Полтаве. Всего утром 10 октября Россия выпустила по Украине более 80 ракет, более 40 из них сбили украинские ПВО.

О том, как Путин принимает решения и почему элиты боятся его критиковать, в прямом эфире комментировал политолог Иван Преображенский.

— По-вашему, события сегодняшнего утра – это результат назначения Суровикина или это месть за Крымский мост?

— Я думаю, что это месть за Крымский мост. Она была неизбежна в этой ситуации. Вопрос в том – по чему конкретно они нанесли бы удары. Понятно, что рациональные люди думали, что удары будут наноситься по инфраструктуре – военной или гражданской – по крайней мере, по объектам энергетического снабжения, водоснабжения и так далее. О том, что они будут бомбить детские площадки, никто не говорил. Но, к сожалению, по вчерашнему удару по Запорожью и по более ранним ударам по Харькову видно, что, когда происходит что-то негативное, они в том числе бьют по гражданскому населению и просто пытаются таким образом запугать. Классическая террористическая логика.

— Как мне кажется, этот нарратив о том, что удары наносятся только по военным объектам, из российской пропаганды испарился. Константин Придыбайло и Антон Красовский, сотрудники RT, ничего не говорят про военную инфраструктуру. Они говорят: "Удары должны быть нанесены по украинским городам". Я правильно понимаю, что теперь даже на эту тему перестали говорить неправду и стали говорить, что в принципе хотят уничтожения украинских городов?

— Они все-таки не говорят это так прямолинейно, как это происходит. Они не говорят: "Мы будем бомбить любые, в том числе и жилые, объекты. Нам неважно, попадет ракета в военных или в гражданское население". Там всегда следуют какие-то дополнительные оговорки. Но в целом чем им становится хуже, чем очевиднее становится военное поражение в театре боевых действий на фронте, тем агрессивнее они становятся в своей риторике. Но это риторика страха, это риторика людей, которые оказываются в ситуации, когда они не знают, как на самом деле события будут развиваться дальше, очевидно их не контролируют и любыми средствами готовы просто пытаться запугивать противника.

— Если говорить про генерала Суровикина. Раньше о том, кто командует российской группировкой в Украине, мы знали только по источникам. В субботу так совпало, что буквально в считаные часы после взрывов на Крымском мосту Минобороны России объявило, что теперь командующим российской группировкой станет Суровикин. По-вашему, это совпадение? Почему Кремль решил публично назвать это имя сейчас?

— Я думаю, что публично назвать – именно потому что произошел взрыв на Крымском мосту. При этом вроде как действительно близкие к силовикам российские телеграм-каналы сообщали о том, что Суровикин будет назначен, за день до взрыва. И если это правда, то, соответственно, решение было принято до этого. Тогда это решение не несет никакого смыслового символического значения, я бы сказал. Потому что речь идет о том, что Владимир Путин, командующий группировкой, поставил человека, которому он лично доверяет. Идет совершенно очевидный конфликт с Сергеем Шойгу. И он под Шойгу ставит человека на непосредственное командование этой операцией, который будет в случае необходимости звонить не Шойгу, а Путину за любым согласованием и за любым решением с учетом того, что мы знаем, что Путин лично вмешивается в руководство военной операцией с самого ее начала.

Ну а объявили нам это для того, чтобы большинство понимало, чтобы пошли естественные слухи, что Россия готовится к возможному нанесению тактического ядерного удара, поскольку Суровикин считается одним из идеологов вообще самой концепции возможности использования тактического ядерного оружия в обычных боевых действиях, не переходя к ядерной войне.

— Как вы думаете, насколько Путин принимает прямое участие в планировании каждой ракетной атаки? Мы в выходные рассказывали про ракетные удары по Запорожью – массированные удары по жилым домам. Сегодня утром – массированные удары уже по десятку украинских городов. По-вашему, это он персонально согласовывает каждую атаку?

— Я бы сказал, что насчет Запорожья нельзя быть уверенным, поскольку по Запорожью уже били и били уже по жилым домам. И не исключено, что у них есть какие-то ошибочные данные по расположению объектов военной инфраструктуры конкретно в Запорожье. Но по сегодняшней ситуации мы видим, что били сознательно отнюдь не по военной инфраструктуре, а в основном удары шли по всей Украине.

И давайте логически рассуждать. В России после того, как она массированно использовала ракеты в начале войны, относительно высокоточных ракет осталось достаточно немного. Весь тот задел, который создавался с 2020 года, когда резко увеличилось производство современных ракет, был израсходован. Поэтому резерв очень небольшой, и я уверен, что этот резерв не могут пускать в ход без согласования с президентом. Тем более что мы понимаем, что это согласование может занять 15 минут или полчаса – не больше. Речь идет о видеосовещаниях либо о телефонном звонке. Когда существует план – ему звонят, он дополнительно с кем-то советуется и дает команды. Мы даже не очень знаем, как это все происходит. Но гипотетически можно себе представить, что оно происходит с учетом мнения Путина и в обход учета мнения Генерального штаба, который будет эти вопросы, скорее всего, очень долго разбирать бюрократически и по-военному.

— Если приказы идут в обход Генерального штаба, то кто исполняет эти приказы в таком случае?

— Исполняет командование. Товарищ Суровикин является командующим Воздушно-космическими войсками Российской Федерации. Эти удары, по сути, наносит тоже товарищ Суровикин, его подчиненные. Я подозреваю, что в российской армии ситуация настолько плоха, что некоторые командные решения могут приниматься по звонку из Кремля без согласования по всей военной иерархии. Если в Украине речь идет о том, что там принимаются решения на уровне командующих отдельными подразделениями в оперативной военной ситуации на местах, то в Москве все решения все равно принимаются на самом верху, но вдобавок еще и никаким образом не квалифицированными людьми в области военного дела.

— Вообще реакция, в том числе и официальных лиц, в России на Крымский мост была достаточно долгой. Вроде бы Следственный комитет еще в субботу утром сказал, что завел уголовное дело, но статью тогда не назвал. Высказывание Путина о взрыве на Крымском мосту мы увидели только вчера вечером – в итоговом выпуске новостей на российских каналах. Как вы думаете, почему так долго эта реакция следовала?

— У меня есть предположение с учетом характера и поведения Владимира Путина – того, что мы видели перед началом войны, его телеобращение из Совета безопасности 21 февраля. Владимир Путин в подобных ситуациях ведет себя как классический психопат – как, условно, Иосиф Сталин вел себя после нападения нацистской Германии на Советский Союз, которого он не ожидал. Понятно, что это очень мелкие масштабы для истории, но для конкретного человека вполне достаточно.

Я думаю, что Владимир Путин впадает в состояние, в котором, во-первых, он не принимает никаких адекватных решений, у него одновременно и паника, и дикая злость. Это может быть физическое насилие в отношении подчиненных, это может быть психологическое насилие в отношении подчиненных. Что называется, карать всех, искать виноватых. Потом он постепенно приходит в себя, и в это время все ждут, когда начнут раздаваться четкие указания. На этот момент вся система замирает, потому что она замкнута так или иначе на Путина.

Это политический режим вождистского типа настолько, что любое существенное действие необходимо согласовывать с ним лично. Соответственно, все дождались, когда Путин пришел в себя – в первый день, – потом пошли какие-то распоряжения, звонки, раздали методички пропагандистам, сказали, как все это комментировать. И к концу второго дня Путин был уже в состоянии в спокойном виде все это обсуждать.

— Дмитрий Песков, который ранее сам же много раз говорил про ядерную доктрину России, вчера ушел от ответа на вопрос: подпадает ли взрыв на Крымском мосту под ядерную доктрину России. Как вы думаете – почему?

— Потому что решение Владимиром Путиным, очевидно, еще не принято. Весьма возможно, что Владимир Путин в день взрыва что-нибудь кричал, топал ногами, что "мы сейчас на них бомбы сбросим". Но подобного рода психопаты от состояния страха переходят к гневу и от гнева – к страху. Соответственно, я думаю, что он здесь действует очень непоследовательно. И даже если подобные команды будут даны, нам об этом точно не объявят. Поэтому чем ближе возможность применения тактического ядерного оружия, тем, я думаю, меньше об этом будут говорить в Кремле.

Мы не знаем, почему Дмитрий Песков не сказал: потому что действительно не планируется и они не хотят об этом говорить, чтобы не выглядеть слабаками и лишний раз это не упоминать, когда они не готовы его использовать, или потому что уже есть команда на подготовку к его использованию, это займет достаточно долгое время – это происходит не в течение получаса или 24 часов, потому что ядерное тактическое оружие надо просто доставить к месту боевых действий для того, чтобы его там применить. Соответственно, в любом случае сейчас Кремль его применять не готов, поэтому Песков об этом практически открытом текстом дает понять. И они явно не хотят, чтобы кто-то кроме Владимира Путина и тех, кого он уполномочил, типа Дмитрия Медведева, рассуждали всерьез на эту тему.

— Сегодня пройдет заседание Совета безопасности России, где будет Путин, Медведев. Как вы думаете, о чем они будут там говорить?

— Очевидно, что они будут говорить о ситуации на Крымском мосту. О том, что это был теракт вне зависимости от того, будет ли переименована так называемая специальная военная операция, то есть война, в антитеррористическую, как нам сливают информацию или пытаются нас обмануть разные провластные источники, связанные с силовиками. Но в любом случае будут говорить про что-то антитеррористическое, поскольку "это терроризм, взорвали наш мост, гражданскую инфраструктуру". Совершенно не важно, что после этого они сами детские площадки бомбят.

Какие из этого будут сделаны выводы? Я подозреваю, что публично – никаких. Предел возможного – это переименование одной фальшивой сущности специальной военной операции в другую фальшивую сущность – контртеррористическую операцию.

— А ради чего это делать? Ради чего переименовывать?

— Переименовывать, чтобы показать, что сейчас Россия выступает как защитник неких территорий, а не как агрессор, никуда не наступает, что под угрозой ее гражданская инфраструктура и она имеет право любыми доступными ей средствами ее защищать. Хотя на самом деле давайте оговоримся, что эта российская стратегия, позволяющая применять ядерное оружие, не позволяет применять ядерное оружие просто в случае нападения на территорию России, а только в том случае, если это угрожает целостности государства, боеспособности ее армии. Инфраструктура имеется в виду военная, а не какая-то другая. Но это все используется для разогрева в России общественного недовольства действиями Украины.

После мобилизации очень важно переключить российское общество на какой-то другой негатив. Рейтинги властей продолжают потихоньку снижаться, люди продолжаться уезжать от мобилизации, полнейший бардак в условиях мобилизации продолжается, и неважно, его снимают люди Евгения Пригожина, чтобы свалить Сергея Шойгу, или просто случайные люди, или и то и другое. Важно, что бардак есть – и он фиксируется. Соответственно, со всего этого надо как-то переключить внимание населения, потому что ситуация для властей опасная и может произойти радикальный перелом общественного мнения – он еще не произошел, – и тогда пройдет лавинообразный рост социального недовольства и готовности к протестам любого рода.

— В течение последних дней мы видели заметки, например The Washington Post, о том, что Путину якобы кто-то высказывает недовольство среди его окружения. Как вы думаете, есть ли кто-то сейчас внутри российской власти, есть ли какой-то предел, который достижим для того, чтобы Путину начали высказывать недовольство внутри?

— Я думаю, что они высказывают недовольство. Вопрос в том – в какой форме? Они высказывали его и раньше. Мы видели заседание Совета безопасности перед объявлением войны, перед нападением России на Украину 21 февраля, потом мы видели резкую перемену настроения у Владимира Путина, когда он понял, что первая фаза войны проиграна, и начал говорить о национальных предателях – и вся эта риторика, направленная явно на угрозу больших репрессий внутри страны, она была адресована в том числе к элите.

Явно кто-то до него донес реальную ситуацию. Но как человек уже не очень адекватный, Владимир Путин этими людьми доволен не остался. И я думаю, что периодически в его мир кровавых розовых пони, в котором он оккупирует всю Украину, врываются люди с реалистичными комментариями о том, почему это невозможно. Это же всегда подделывается под такую бюрократическую речь о том, что "вы же понимаете, что мы сейчас не можем этого сделать, Владимир Владимирович, у нас есть такие и такие технические ограничения, давайте мы сделаем по-другому и тогда позже и лучше оккупируем Украину".

И когда к нему с таким приходят, очевидно, это на самом деле речь так или иначе против войны. Но эти люди совершенно точно приходят. Какие-то из людей, возможно, готовятся эмигрировать из страны, пытаются сохранить себя. Кто-то из депутатов и сенаторов, как мы видели, пытается не проголосовать. Кудрин, Набиуллина и патриарх Кирилл не приходят на торжественный путинг в Кремле, где отмечается "присоединение" оккупированных территорий.

Недовольство в правящем классе, совершенно очевидно, есть. Вопрос в том, что нет правящего класса как класса, нет единой элиты. Они неспособны объединиться против Путина. Путин для них выступает по-прежнему единственным паханом, третейским судьей, вором в законе – как угодно это можно назвать. В общем, он их разделяет на большое количество группировок, судит их и дает им возможность договариваться только с его участием.

Без его участия они договариваться не будут – они боятся друг друга и доноса Путину больше, чем попытки самого мятежа. Именно поэтому там ничего нельзя ждать.