В последние дни украинский Херсон, оккупированный российскими военными с самого начала полномасштабной войны, снова в центре внимания: россияне вывозят из города жителей, заявляя, что за Херсон вот-вот будут вестись тяжелые бои. Сообщается, что в некоторых районах Херсонской области "эвакуация" в аннексированный Крым и в Россию становится принудительной. Настоящее Время поговорило с жителем Херсона Михаилом (имя изменено по его просьбе и из соображений безопасности) об обстановке в оккупированном городе. Он подробно рассказал, кто уезжает, кто остается и как действуют в эти дни представители назначенной Россией администрации, а также военные оккупационной армии.
— Вы где именно находитесь?
— Я конкретно в Херсоне, на балконе.
— Как у вас обстановка, что-то происходит?
— Вот какие-то взрывы раздаются. Слышите? Это, скорее всего, по Антоновскому мосту попадают ракеты или сбивают их, но, скорее всего, были прилеты. Мне не видно Антоновский мост, но тут километра два, и в том направлении что-то попадает.
Две "эвакуации": кого вывозят из Херсонской области – и кого принуждают выезжать
— Я вас хотела спросить про эвакуацию — приходят новости, что людей вывозят насильно.
— Вообще, вся ситуация [с эвакуацией] настолько мутная, непонятная и непредсказуемая, что никто толком ничего понять не может. Было два вида эвакуации. Первая часть: это была эвакуация всех желающих в Крым или в Россию. Предлагали всем выезжать на катере из Херсона в Голую Пристань или в Алешки, оттуда на автобусах везли дальше в Крым или [в Россию] в Анапу (в Анапе был такой центр). Это всем предлагали, каждые полчаса эсэмэска приходила: начали пугать, что Украина будет обстреливать Херсон ракетами, спасайтесь все, кто может. Сообщения приходили по телевизору, по радио. Но это было добровольное, все выезжали. Ну как выезжали: во-первых, из Херсона выехало не так чтобы много [людей] – тысяч 10 или 15 максимум. Выехало очень много из Новой Каховки: там город, конечно, практически полностью разбит и в нем ничего почти нет. Выехали с линии боевого соприкосновения, из Снигиревки, например, или из каких-то сел – там действительно люди, у которых ничего не было вообще.
Из Херсона повыезжали те, кто, как бы сказать так помягче, был связан с оккупационными войсками – всевозможные работники министерства…
— То есть те, кто опасался, что в Украине их может ожидать преследование?
— Да, и их семьи, естественно. Они все прекрасно понимали, но тут россияне ведь как говорили: мы тут навсегда, мы вас защитим, [идите] вот все к нам. Довольно много людей [согласилось]. Некоторые даже были по идеологическим причинам, а некоторые просто за деньги. Мол, почему бы нет: я тут в мутной водичке рыбку половлю, а я вот тут буду командовать, а я вот тут что-то получу еще себе при этом, я вот тут стану каким-то там руководителем. Всевозможные работники – культпросвет, всевозможные мероприятия, театры, массовики-затейники, работники министерства, работники школ, библиотек. Вот они все быстренько [схватились] за вещи и с семьями все быстренько начали выезжать туда, пока есть такая возможность. Это была волна – и первого числа она закончилась. Все, переправу из Херсона закрыли и из Херсона катера угнали на левый берег, в сторону Голой Пристани. Туда же угнали буксиры, краны, баржи какие-то.
Россияне почему-то очень сильно боятся, что через Днепр будет кто-то переправляться. Вот буквально вчера волна пошла, ну как волна: россияне предупредили владельцев причалов, где находятся частные лодочки, что если вы их не заберете, то лодки будут топиться и расстреливаться. И вчера, и сегодня люди быстро-быстро [стали] эвакуировать моторы, всевозможные инструменты, лодки, у кого получалось. А сегодня [военные] уже ходили по причалам и просто тупо топили лодки. То есть почему-то россияне, с одной стороны, говорят, что мы Херсон превратим в Сталинград, в крепость, оборонять будем, Украина его будет обстреливать. А с другой стороны, жутко боятся того, что тут будут украинские войска и они будут переправляться через Днепр.
А наше правительство, как они себя называли, и всякие министры экономики, сельского хозяйства, культуры, здравоохранения и еще чего-то, [назначенные Россией,] – из Херсона выехали и вначале приехали в Геническ. Потом поняли, что это вообще смешно – где Херсон, а где Геническ – и вроде бы обосновались в Скадовске и оттуда руководят Херсоном. В Херсоне у нас почти анархия, почти безвластие, власть какая-то такая виртуальная.
И вот [Владимир] Сальдо издал распоряжение о том, что [должен] подготовиться к обороне левый берег Днепра со стороны – ну если карту вы видели, там Алешки, Голая Пристань, Збурьевка, Коханы, Кардашинка и даже вплоть до Кинбурнской косы (там Забарино есть, небольшое село). Вот тут уже принудительно [вывозят]. Кстати, из Новой Каховки до шестого числа [принуждают выехать] тоже: все оставшиеся люди, эвакуируйтесь, мы будем строить линию обороны. Тут уже они насильно заставляют людей всех выехать, а кто не выехал… Нас они обзывают (тех, кто остался, ну я не считаю нужным выезжать) – типа мы потенциально все пособники украинцев, мы ждуны, мы тут ждем, когда придут наконец-то украинцы. Особенно [Кирилл] Стремоусов этим отличается, он такой товарищ с придурью, мягко скажем.
И вот сейчас людей насильно заставляют [эвакуироваться]: 15-километровая линия вдоль Днепра с левого берега – они будут готовить линию обороны. Хотя там низина, болото, камыши, плавни какие-то. Но там, где будет земля, они будут готовить линию обороны, и всех людей оттуда насильно вывозят. А куда ж ты их вывезешь? Допустим, в Скадовск. Там у меня знакомый есть, он говорит: да, попривозили людей в Скадовск, а там базы отдыха, детские лагеря, санатории – но они все летнего плана. Это такой хороший городок, но там нет отопления, а дело уже такое, ноябрь, там жить невозможно без отопления. Поэтому что они придумали? Они с автоматами ходят и смотрят (а в Скадовске штук десять пятиэтажных домов, остальное – одноэтажная застройка, такой маленький провинциальный курортный городок), они ходят по этим домам, и если люди выехали, они в эти дома, которые оставлены, заселяют людей из зоны Пристани. Как это будет выглядеть, что это будет, на каком основании? Ну, на основании военного положения: я с автоматом, я принимаю решение, я крутой. Все. И заселяются не столько военные, сколько люди, которых собираются эвакуировать из Голой Пристани, Алешек, Кардашинки, Збурьевки, чтобы они где-то как-то жили.
"Херсон для них дорогой чемодан, но без ручки". Что происходит в оккупированном городе
— А из Херсона самого не заставляют уезжать?
— Нет, в Херсоне никто не заставляет. В Херсоне, я бы сказал, такая напряженная тишина, людей меньше стало. В принципе, Херсон для них – это дорогой чемодан, но без ручки: они его и бросить не могут, потому это будет позорнейший удар, это единственный областной центр, который они, скажем так, даже не захватили, а просто получили. Они его даже не захватывали, тут войск особо и не было, были ребята из территориальной обороны, которых подставили и расстреляли, и все, а потом они [российские военные] просто заехали сюда. Тут власти уже и не было никакой.
— А сейчас как жизнь в городе выглядит? Тихо все?
— Ну смотрите, Херсон практически не обстреливают. Вот "Хаймарсы" – это классные ракеты, очень точные, они если попадают в гостиницу, то попадают именно в это здание гостиницы, ну, почти всегда. Но они слабомощные. Вот они стреляют по Антоновскому мосту, понаделали там кучу дырок круглых, но мост так и не разрушили. Но зато точно попали, почти в одно место.
В городе практически все вымерло, тихо. По вечерам иногда на горизонте слышны взрывы, но глухо, где-то на линии боевого столкновения. Чем дальше кончится – непонятно. Если они его хотят защищать, то непонятно, что они дальше думают. Херсон, с одной стороны, как бы "витрина российских побед" – все аккуратненько, чистенько, троллейбусы, люди, даже РИА Новости там снимало, что все довольны, люди ходят по городу (летом), на базаре работают. С другой стороны, он [Херсон] находится в таком тупике, что смысла его защищать особо и нет, воинских частей нет – ни украинских не было, да и российских нет, промышленности защищать нет, стратегической ценности он особой не представляет.
То есть Херсон как картинка. Это не Мариуполь, это не Купянск, это не какие-то другие города, тут все почти целое. Есть разбитых три или четыре места – пара гостиниц, общежитие, где они жили, бывшая воинская часть. А так город весь целый, работают троллейбусы, работают маршрутки, предприятия не работают, магазины практически не работают (ну работают, но один из двадцати), работают кафе. Рестораны закрыты, театр закрыт, кинотеатров нет. Жизнь существует в четырех местах практически: это два рынка – люди что-то продают, что-то покупают часов до двух, это Центральная улица, где люди ходят, проезжая улица и центральная пешеходная улица Суворова, там просто люди гуляют, ходят, там еще кафешки работают. Жизнь заканчивается часа в четыре: маршрутки уже с маршрутов уходят, троллейбусы едут все в депо. Полпятого они уже все в депо, и к пяти – все, город практически вымирает.
— Это комендантский час начинается?
— Нет, комендантский час поздно начинается, но сейчас темнеет раньше. Тут же перевели время, украинцы сохранили украинское время, переведенное на час назад. А по местному времени – все эти россияне работают по местному времени – темнеет уже в семь часов. Уличное освещение есть, не везде, но практически везде. А в домах – вот 9-этажный дом, в нем окон шесть светится, а в нем четыре подъезда, девять этажей. То есть выехало довольно много людей, еще в Украину выехало. По улицам гуляют только женщины-собачницы, которые вечером выгуливают собачек. Я иногда выхожу гулять в семь-полвосьмого, на перекрестке двух таких крутых улиц останавливаюсь, прямо посередине перекрестка – и на все четыре стороны до горизонта не видно ни людей, ни машин. Вымерло все.
— А сколько людей в городе осталось?
— Сколько людей в Херсоне? Наверное, тысяч 30 или 40. Их практически не видно, но когда ходишь по рынкам – там люди продают, приезжают, покупают продукты. Где-то по городу люди ходят. Все, кто мог, выехали в Украину. Потом россияне объявили выезд, все коллаборанты и их семьи, и люди, которым действительно очень нужно было – бывали там без жилья (разбито все) где-то в селах, – они выехали в Россию. И город – сейчас я на балкон вышел, смотрю и на улице никого не вижу, машина проезжает раз в пять минут. Но, в принципе, свет есть, вода есть, канализация есть, даже отопление вроде бы запустили – ну, запускали [отопление], и в некоторых районах оно даже есть.
— А у вас есть отопление?
— Нет, у меня не топят, я тут закаляюсь. Очень много людей, когда выезжали, просто собрали чемоданы и уехали. Тут же никто не просил уволить с работы, просто в форме извещения: "Все, я уезжаю". И вот в фирме "Херсонтеплоэнерго" много людей выехало, теперь у них там огромные проблемы: как поддерживать котлы, как поддерживать отопление, как ремонтные бригады? Но пока оно все работает, пока более-менее тихо.
"Вывезли областной архив, подогнали фуру к художественному музею". Россияне в Херсоне
— А российских военных много в городе?
— Практически нет. Машины ездят там, какие-то службы существуют. Очень много было чеченцев в одно время, прямо в центре города они жили, потом где-то с неделю назад они уехали, поехали типа на линию фронта. Жили в школе, их там приютили, прилетели ракеты, их там поубивало много. Сейчас их практически не видно в городе. Солдаты есть, но очень мало.
Военное положение – мало того, что у нас было украинское военное положение, так тут еще ввели и российское военное положение. А военное положение – [это значит,] человек с автоматом может делать все что хочешь: я с автоматом, у меня прав в десять раз больше, чем у тебя.
В принципе, все живут одним днем: сегодня хорошо, сегодня тихо, сегодня магазины работают продуктовые, рынки работают.
— А как с деньгами? Раньше, мне говорили, можно было украинскими картами спокойно рассчитываться и гривнами.
— Да. Самое смешное, что сегодня я в магазине корм коту покупал и в российском магазине рассчитался украинской карточкой. Как они там ни кривились – ну торгаши, чтоб деньги не терять, [приняли украинскую карточку]. В одно время тут ситуация была в чем: россияне навезли сюда денег и решили их просто раздавать. Раздавали всем – пенсионерам, врачам, учителям, военным своим, чиновникам. Всякие управления областные назвали министерствами, чтоб денег было больше. Они ж ничего не производили и не производят. И у людей довольно много рублей было, а украинских гривен сюда доставки не было, те, что были гривны на момент захвата, они и остались. Люди вначале на базарах категорически отказывались принимать [рубли]: давайте нам деньги, а не эти бумажки российские. А потом – тоже деньги, тоже ходят в обороте – стали их принимать.
Когда началось наступление: Давыдов Брод, Мыловое – на базарах тут же все перестали принимать рубли, говорят, давайте гривны нам. Тогда возмутились Стремоусов, Сальдо, такой [Роман] Сапоньков – блогер телеграмный. Они начали собирать данные, ездить и пугать людей: как это вы не принимаете рубли, вы же уже Россия! Тут все напирают на то, что если Путин признал, что это Россия, значит, это Россия. Но в данный момент даже в российских магазинах можно рассчитаться украинской карточкой. Торговцы подумали: чего мы будем терять деньги?
Ходят и рубли, и гривны, на базаре люди просят по возможности рассчитываться гривнами. Если нет, то давайте рубли, но сдачу дают гривнами. Потому рубли навезли крупных номиналов, а для нормальной операционной деятельности нужно, чтобы были по номиналам и мелкие рубли, и большие. Если ты берешь пять тысяч рублей или две тысячи, а покупаешь буханку хлеба, как она тебе даст сдачи? Кривились-кривились, а потом дают сдачу гривнами даже в таких явно пророссийских или российских магазинах, потому что по-другому не получается никак. Солдаты российские рассчитываются рублями, у них другого ничего нет.
Ну вот как-то так: вроде бы Россия, но гривна ходит. Пытались сказать, что мы ее запретим, но не получилось. Это [говорили], когда у них все было хорошо. Теперь уже вообще непонятно, потому что ситуация, когда они сняли и увезли памятники, это… Я несколько раз видел людей, которые стояли перед памятником Ушакову в центре города, разведя руками и смотря на этот постамент. Кстати, все их работники и чиновники, увидев [снятый] памятник, [восприняли] это как символ такой: оп-па, значит, дело пахнет… Совсем уже плохо, если памятники поувозили.
— И памятники, и останки Потемкина.
— Да, и кости Потемкина еще. Я спрашивал, там интересная история: они были никому не нужны, причем там черепа не было. Но вроде вывезли. А вчера и позавчера вывезли вещи из областного архива: стоял БТР, машина и такая фура пятитонная с открытым бортом, открыты двери – видать, выносили [архив]. Зачем им архив понадобился? Это был областной архив еще со времен царизма, тут хранилось все. А вчера подогнали такую же фуру к художественному музею – и тоже выгружали, выносили что-то. Я не видел, что выносили, но стояла фура с открытым задним бортом – я не думаю, что они что-то туда привозили, скорее всего, забирали что-то из Художественного музея. Вроде, говорят, из краеведческого музея тоже самые ценные экспонаты будут вывозить. По версии Сальдо и Стремоусова, на хранение, чтобы "укронацисты" не разрушили, хотя смысл этого непонятен.
Регулярно нас пугают, что будут обстрелы, все выезжайте. Сообщения голосовые, эсэмэски: "Херсон будут обстреливать ракетами, снарядами, бомбами". Хотя пока не видно: голубое небо с небольшой облачностью, видимость – километр на километр. Под Херсоном ровная голая степь, кое-где перемежающаяся лесопосадками ветрозащитными, и то их, скорее всего, все повырубали. Они такие чахленькие были, там особо и спрятаться негде. Тут наступать очень сложно – как с одной стороны, так и с другой, поэтому я не знаю, как это все будет выглядеть. Дождей пока особых не было, но наступать – это самоубийство, как Украине, так и России. Поэтому я не знаю, как это будет "наступаться". Не видел такого нигде – ни ДОТов, ни ДЗОТов, ни блокпостов на дорогах. Может, где-то за городом, но там я не бываю. Войск не видно в городе. В селах – да, в селах, говорят, их очень много под Херсоном. Такое ощущение, что, с одной стороны, Херсон сдавать нельзя, потому что это будет удар похлеще, так сказать, крейсера "Москва". Херсон, к сожалению или к радости, оказался единственным областным центром, который захватили россияне. Теперь отдать его – так это щелчок по самолюбию. А не отдавать его тоже нельзя, потому что большая группировка войск на правом берегу, ее надо снабжать, кормить, соляркой [снабжать], а в принципе транспортные сообщения практически нарушены.
