В декабре 1937 года – в разгар Большого террора – журналиста газеты "Красноярский рабочий" Изю Эренберга арестовали по подозрению в шпионаже и работе на немецкое гестапо. Дело полностью основано на показаниях самого Эренберга, которые он дал в ходе двух допросов. Журналист признался, что работает на немецкую разведку гестапо "с 1932 года по день ареста". Дело было полностью выдуманным следователем, поскольку на момент, когда Эренберг якобы стал шпионом, гестапо еще не существовало.
Историю расстрелянного журналиста рассказывает проект Сибирь.Реалии.
"Чекисты зацепились за его биографию"
Дело Изи Эренберга нашел глава красноярского "Мемориала" Алексей Бабий. Эренберг – переводчик и журналист, которого репрессировали в Красноярске за шпионаж в пользу Германии, конкретно – за работу на гестапо.
"Это был единственный случай, когда я хохотал, читая архивное следственное дело, – говорит Алексей Бабий. – Я сижу в архиве, читаю и ржу. Обычно люди по-другому реагируют: плачут, узнавая что-то про родственников. Инспектор из архива говорит: "Вы что? Человека же расстреляли". Я отвечаю: "Да вы посмотрите, что за бред они тут пишут".
По версии НКВД, Эренберг стал заниматься шпионской деятельностью и сотрудничать с гестапо в 1932 году, хотя на тот момент немецкой тайной полиции еще не существовало. Бабий объясняет такой ляп тем, что кроме следователя, текст обвинительного заключения, вероятно, никто не читал. А из подследственного все нужные показания просто выбили.
"Дело стоит в ряду так называемых национальных операций, когда НКВД занималось чистками определенных национальных диаспор, – говорит Алексей Бабий. – А решения по таким делам выносили не тройки, а двойки: в Москве сидели Ежов с Вышинским, которым привозили так называемые альбомы – подшитые документы, где были выжимки уже готовых обвинительных заключений. Они – не сами, конечно, а с помощью сотрудников аппарата – подписывали по нескольку десятков дел в день. Они их не читали, можно сказать, и в глаза не видели. И первый раз, когда дело читал кто-то, кроме самого следователя, было уже в период реабилитации – во второй половине 50-х годов. Что касается Эренберга, то чекисты зацепились за его биографию, а биография у него была по тем временам уникальная".
Изя Эренберг родился в белорусском Щедрине в еврейской семье учителя и домохозяйки. В 1919 году, когда Изе было 14 лет, умерла его мать. Семья сразу переехала в украинский Днепропетровск, а через два года скончался отец Эренберга. Подростком Изя начал работать в конфетной мастерской и постепенно стал идейным коммунистом.
В 1923 году родная сестра Изи попросила его приехать в США, куда она эмигрировала несколькими годами ранее. Она прислала деньги и визы. Эренберг вместе с братом поселился в Чикаго, где стал работать на переплетной фабрике. Он не отказался от коммунистических идей, напротив – начал активную политическую деятельность, вступив в Чикагский комсомол. Как сообщает Эренберг в автобиографии, в 1925 году он поехал на Чикагскую областную конференцию комсомольцев, где был избран членом Областкома и делегатом на 3-й Всеамериканский съезд комсомола. На съезде его избрали кандидатом в члены ЦК американского комсомола.
После съезда компартия и комсомол направили Изю Эренберга в Калифорнию. Он работал электриком и вел работу от имени калифорнийского Областкома. Эренберг вступил в компартию США, а позже переехал в Нью-Йорк, где занимался профсоюзной работой. До начала 30-х Изя успел побывать в СССР, где участвовал в работе Профинтерна, выступал в нескольких городах с докладами о кризисе американского капитализма. Вернувшись в Америку, он провел турне с докладами об СССР. Полиция несколько раз арестовывала его за участие в первомайских демонстрациях и организацию забастовок, в том числе на карандашной фабрике "Игл".
"В октябре 1931 года я был переведен с рекомендацией ЦК Компартии США и рекомендован в СССР в ряды ВКП(б). По приезде в Советский Союз ВКП(б) командировал меня на Харьковский тракторный завод для политико-воспитательной работы среди иностранных рабочих, где и работаю в качестве инструктора завкома среди иностранцев", – написал Эренберг в автобиографической справке от 10 мая 1933 года.
"Люди признавались в надежде на суд"
На Харьковском заводе Изя Эренберг фактически выполнял функции переводчика для немецких рабочих, потому что, помимо английского, знал и немецкий язык. В середине 30-х он поступил и окончил Всесоюзный институт журналистики в Москве, где советская власть готовила журналистов из рабоче-крестьянской среды. После учебы Изя некоторое время работал в 1-м Европейском секторе редакции иностранной информации (ТАСС), а позже получил перевод в Красноярск, где стал завотделом иностранной информации в редакции газеты "Красноярский рабочий". В декабре 1937 года Эренберга арестовали по делу о шпионаже в пользу Германии. Дело полностью основано на показаниях самого Изи Эренберга, которые он дал в ходе двух допросов – 12 и 26 января 1938 года. Журналист признался, что работает на немецкую разведку гестапо "с 1932 года по день ареста".
"Скорее всего, его пытали, поэтому такие показания, – говорит Алексей Бабий. – Могли на семью давить. Моя бабушка, например, во время репрессий во всем призналась во время первого допроса, потому что дома дочка одна осталась. Но в случае с Эренбергом – вряд ли, поскольку у него в Красноярске никого не было. Бывало, что люди признавались в надежде на суд: сейчас признаюсь, на суде все увидят, насколько бредовые обвинения, и дело развалится. Возможно, он думал, что выйдет на суде и расскажет, что в 1932 году никакого гестапо не было, да и не занималось гестапо внешним шпионажем. Они просто тогда не знали, что никакого суда не будет: дело рассмотрит двойка или тройка".
Скорее всего, его пытали, поэтому такие показания
Как Эренберг рассказал на допросах, в гестапо его завербовала немка Ципара Маргалин. В 1930 году он познакомился с отцом Маргалин в СССР, а по дороге в США заехал к его семье в Берлин, где познакомился с Ципарой. Вероятно, между Эренбергом и 22-летней немкой завязались романтические отношения. Ципара переехала в Москву, где работала химиком на заводе по строительству дирижаблей. Изя приезжал к ней из Харькова, она к нему – из Москвы. Однажды, приехав к Маргалин в столицу, Эренберг встретил у нее на квартире двух мужчин – инженера по фамилии Шерешевский и сотрудника немецкого посольства по имени Карл. Карл сфотографировал компанию за столом, а потом гости начали обсуждать, что необходимо достать некоторые сведения о работе Харьковского тракторного завода.
Эренберг, когда инженер и консул ушли, возмутился таким разговорам, однако Маргалин якобы сказала, что теперь он на крючке: есть совместная фотография с немецким дипломатом. Кроме того, при встрече в Берлине она попросила Изю расписаться в чеке на 300 долларов, полученных от дяди. Эти деньги Маргалин дала Эренбергу, чтобы тот купил ей в Нью-Йорке какие-то вещи. Подпись в чеке тоже якобы могла доказать, что Эренберг связан с иностранной разведкой. Изя признался, что "пожалел Ципару" и стал исполнять поручения Карла.
Согласно "заданию", Эренберг связался с поляком по фамилии Развондович, работавшим на Харьковском заводе. В документах НКВД даже не сказано, какую именно должность занимал Развондович, зато отмечается, что до приезда в СССР он жил в Германии и говорил на немецком. "Шпионская деятельность" Эренберга заключалась в том, что он переводил для Развондовича протоколы профсоюзных заседаний, где обсуждался социальный состав рабочих завода или планы работы. Кроме того, он передавал Развондовичу данные о количестве изготовленных на заводе тракторов. От поляка Эренберг узнал, что на заводе якобы работает целая сеть немецких шпионов – их фамилии Курц, Отт, Шварц. Он сам якобы завербовал для гестапо американца по имени Фред Билл и еще несколько служащих из США.
Летом 1932 года Эренберг и Маргалин поехали в совместный отпуск в Берлин. Советские власти разрешили Изе побывать в Германии, но при возвращении отказали в визе его подруге. Эренберг подавал ходатайства, но Ципару в Союз так и не пустили. Изя, по его признаю, узнал от сестры Маргалин Кции, что впоследствии его возлюбленная уехала в Палестину и вышла замуж за инженера Шерешевского.
В 1933 году он переехал в Москву на учебу, где стал жить с секретарем иностранного отдела газеты "Правда" Анной Гренбург. Эренберг пишет, что решил "порвать со шпионской деятельностью", однако однажды к нему в общежитие "пришла сестра Кция Маргалин". Она "потребовала продолжить работу на гестапо" и передать им данные о положении в Закавказье. Эренберг читал газету "Заря Востока" и передавал содержание статей немке.
Однажды, как говорится в показаниях, он пришел в кабинет к ректору Всесоюзного института журналистики Вульфа Ноделя, который сказал студенту: "Вам привет от нашего друга Шерешевского, он хорошо отзывается о вас". Он якобы попросил Эренберга отойти от передачи данных и заняться "подготовкой кадров на местах". Шпионами, если верить сказанному на допросах, также являлись несколько сотрудников института и один из редакторов ТАСС, куда Изя Эренберг вскоре попал на работу.
В 1936 году случился скандал: Эренберга обвиняли в том, что он передал какие-то материалы ТАСС в другое СМИ – английскую газету "Москоу Дейли Ньюс". Эренберг получил назначение в "Красноярский рабочий", а уже в Красноярске якобы получил письмо от Ноделя. Тот просил связаться с выпускниками института журналистики для передачи информации о добыче золота или ходе посевной кампании. К концу 1937 года Эренберг прекратил "шпионскую деятельность", но в допросах НКВД это объяснялось просто: Нодель рекомендовал ему затаиться, поскольку "чекисты взялись за шпионов".
"Главное – что человек признался"
Изю Эренберга расстреляли 21 февраля 1938 года, Вульфа Ноделя – второго апреля. Родственники Эренберга пытались выяснить судьбу погибшего: его брат писал ходатайства в силовые органы, указывая, что Изя, вероятно, умер в тюрьме.
"В 1950-х годах была такая практика, что тем, кто были расстреляны в 1937–1938 годах, выдавали липовые документы, даже свидетельство о смерти. В них было написано, что человек в 1942–1943 годах умер в лагере. Хотя на самом деле был расстрел. Почему? Они скрывали масштабы убийств. Дело в том, что и тройки, и двойки 1937 года были незаконными органами. В сталинской замечательной Конституции 1936 года было написано, что единственный, кто может осуществлять судебное действие, – это суд. У нас довольно большое количество двойных комплектов свидетельства о смерти. Сперва липовые, которые выдали в каком-нибудь 1950 году, а потом правильные, которые выдали уже в 1989-м, например".
Из документов о реабилитации следует, что обвинение против Изи Эренберга было полностью выдуманным. В 1937 году следователи не допросили ни одного из фигурантов, которых журналист упоминает в показаниях. Например, непонятно, существовал ли вообще сотрудник немецкого посольства по имени Карл. Ципару Маргалин действительно не пустили в СССР, но в шпионаже никогда не обвиняли. Сведения, которые Эренберг передавал коллегам по работе, никогда не являлись секретными.
В Красноярске где брать немецких шпионов? Вот их и "делали"
"Сейчас бы его, наверное, объявили американским шпионом, но тогда связали с Германией. Как это работало: в годы Большого террора было два типа операций – кулацкие и национальные. Национальные касались всех стран по периметру: Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Германии, Японии и так далее. Сначала репрессировали немцев, которые работали на военных заводах в СССР, но вскоре такие кончились. А в Красноярске где брать немецких шпионов? Вот их и "делали". Историки до сих пор спорят, зачем именно Сталину нужны были эти чистки. Но регионы должны были выполнять план и отчитываться. Виновен или нет – никого не интересовало, главное – что человек признался", – говорит Алексей Бабий.
Полностью материал опубликован на сайте проекта Сибирь.Реалии
