Инна Плавока – главный редактор Chayka.lv, независимого СМИ на русском языке, которое освещает происходящее в Даугавпилсе, латвийском городе, где большинство жителей русскоязычные. Настоящее Время обсудило с Плавокой особенности работы небольшого регионального СМИ на русском языке в Латвии, борьбу с дезинформацией российских властей и важность диалога, раскол и сплочение общества, а также латышский язык.

– Вы создатель, руководитель регионального медиа в городе Даугавпилс. Это второй по величине город Латвии, он находится на востоке страны. До российской границы в два раза ближе, чем до Риги, например. До белорусской границы вообще 30 километров.

– Я только добавлю, что помимо географического положения, специфика Даугавпилса еще и в том, что это был крупный промышленный центр в советской Латвии, где развивалась, например, химическая промышленность, и со всех регионов Советского Союза сюда приезжало большое количество людей, которые здесь оседали, работали, появлялись семьи, дети. То есть население, которое живет в Даугавпилсе, большая его часть, это не люди, которые родились в Латвии. Это люди, которые считают своей родиной Советский Союз, или, по крайней мере, считали до начала войны в Украине. И это тоже надо учитывать, если пытаться понять вообще жителя Даугавпилса.

– Как бы вы обозначили главные проблемы, которые сейчас интересуют город, о чем сейчас вы пишете?

– На самом деле жителей Даугавпилса интересуют те же проблемы, которые интересуют всех остальных жителей любой страны, я бы сказала. Это проблемы твоего кошелька, проблемы безопасности, проблема медицинского обслуживания. Проблемы здоровья твоих детей и безопасности твоих детей.

Другое дело, что локально сами эти проблемы, решение этих проблем могут отличаться, и локальное медиа, наверное, может лучше разобраться в этой ситуации. Ну, например, в нашей редакции мы все – жители Даугавпилса, мы на себе все эти проблемы испытываем, переживаем. Решения принимают люди, которые живут с нами в одном доме, на соседней улице. И это, с одной стороны, более локальный, но и более глубокий уровень. Нашим читателям очень нравится, когда мы рассказываем о простых людях, о том, что происходит на улицах, о каких-то знаковых, памятных местах. Конечно, большие СМИ – вряд ли у них есть возможность за всем этим уследить.

– Если заглянуть в ваше медиа, есть темы, которые вызывают резонанс, про которые в достаточно консервативном обществе мало говорили. Я имею в виду тему ЛГБТК+, тему интеграции. Вы тем не менее об этом пишете.

– Мы считаем важным говорить о тех вещах, о которых [говорить] не принято. Кроме того, после начала войны мы дописали в нашу миссию, что мы хотим объединить вокруг себя людей, которые разделяют наши ценности. Это неприкосновенность прав человека, равные права абсолютно для всех, демократические свободы. Я сейчас такими высокими словами говорю, но на самом деле в жизни так и происходит.

Мы хотим, чтобы люди понимали, что абсолютно каждый человек в Даугавпилсе, в Латгалии, в Латвии, в Европе должен чувствовать себя абсолютно безопасно, выходя на улицу, независимо от того, какой он ориентации. Что он думает, что нравится, что не нравится.

Мы пишем не только про людей ЛГБТ, мы пишем про людей, которые страдают редкими заболеваниями. Недавно у нас был цикл материалов про дислексию. В результате нашего исследования мы выяснили, что в Даугавпилсе, да и в целом по Латвии, все не очень хорошо. До сих пор это воспринимается как нечто такое, отклонение.

– Легко ли это принимает ваша аудитория? Или у вас тут круг только лояльных читателей, и вы друг другу отправляете радостные смайлики?

– Самый первый наш материал, который мы опубликовали, – это была ужасная история о том, как старообрядческий священник не хотел отпевать женщину, у которой был маникюр. И заставили стирать этот маникюр. И мы написали об этом. Журналистке, которая тогда работала в нашей команде, рассказали эту историю, мы взяли комментарий у старообрядческого священника. Это вызвало жуткий резонанс. Начали писать нам: как вы вообще могли про такое написать, как можно вообще в эту сторону [смотреть].

В Даугавпилсе очень сильные религиозные конфессии, сообщества. Они имеют большое влияние. Имели большое влияние в том числе на СМИ. И писать такие истории было просто не принято.

Потом очень серьезные звоночки мы получали, когда мы писали материалы о случаях насилия в семье. Например, молодая девушка испытывала [его] очень долгое время и наконец решила об этом рассказать и рассказала об этом "Чайке". Комментарии: "Сама виновата".

Я думала, мы создаем прекрасное медиа для прекрасных людей. И тут эти "прекрасные люди", какая-то часть из них, начали писать нам какие-то непонятные вещи. Для меня это тоже был такой путь психологический – принятие, я прошла все эти стадии. В какой-то момент я просто поняла, что мы все равно будем об этом разговаривать, рассказывать. Если это вызывает какую-то реакцию эмоциональную, значит, человек прочитал, его зацепило, и полагаю, он начинает мыслить, начинает размышлять.

Я очень надеюсь, что эти его размышления приведут к каким-то правильным... ну, это неправильное слово. Я сама против всяческих норм. Но, во всяком случае, заставят как-то по-другому посмотреть на эти вещи.

– В итоге эта стратегия оказалась верной? Это все можно измерить аудиторией. Она растет, не растет?

– Мы испытывали падение после начала войны. От нас отписалось за первый месяц около тысячи подписчиков. На фейсбуке это очень хорошо было видно. Но очень интересно, что буквально с тех же первых дней войны начала приписываться новая аудитория. Латышскоязычная аудитория.

– Возвращаясь к географическому положению и к влиянию медиа, важный аспект – это определенный информационный пузырь и влияние российских государственных СМИ. Часть жителей востока Латвии находились, а многие, может быть, находятся до сих пор, в информационном пространстве России. Во всяком случае, так говорят многие социологи и политологи. Как вы это видите – существует ли до сих пор это влияние?

– Это очень чувствовалось, когда началась война. Потому что люди писали прямо, было понятно, что у них в голове. "Где вот эти восемь лет вы были" и про мальчика распятого. То есть все, что мы видели на российских телеканалах, все это транслировали и писали в комментариях наши русскоязычные читатели.

Мне кажется, сейчас меньше, потому что сыграло определенную роль то, что запретили. Я знаю, что все равно кто ищет, тот найдет, в интернете это все можно сделать. Но я знаю, что многие пожилые люди не занимаются этими поисками.

А у многих все-таки изменилось мировоззрение, их взгляд на эти вещи. Но, безусловно, мы сталкиваемся в комментариях с совершенно неконструктивной критикой действий и решений Латвии. Например, мы писали про то, что Эдгар Ринкевич подписал соглашение о финансовой помощи Украине, президент Латвии. Сразу "прилетает": зачем нам это все надо, а у нас что, своих проблем не хватает. Люди не понимают еще, что оборона Латвии сегодня начинается в Украине.

– Вспоминаются некоторые комментарии и высказывания некоторых политиков латвийских именно про Даугавпилс, про регион, про восточную Латвию: что здесь часть жителей прямо поддерживают политику Кремля.

– В марте 2022 года я написала колонку, которая вызвала большой резонанс. Под заголовком "Дорогие политики, готовы ли вы к тому, что в Латгалии могут встречать войска Путина с хлебом-солью, русские танки – с хлебом-солью". Написала это потому, что мне казалось, что когда мы брали комментарии у политологов, у политиком латвийских, у министра обороны, они говорили, что, во-первых, у нас все хорошо с обороной, и все хорошо как бы с внутренней солидарностью. И была такая фраза: общая температура по стране – все поддерживают Латвию, ее линию и ее отношение к этой войне. На тот момент это было совершенно не так.

Находясь здесь, в Даугавпилсе, я совершенно четко понимала, что огромное количество людей не могут понять, не могут принять, что произошло, и они не находятся на стороне Украины. Это было так. Мне звонили люди и говорили: не переживай, скоро все закончится, и поползут к Путину на коленях и так далее. Этот звонок был последней каплей, после которой я написала эту колонку.

Но сегодня, мне кажется, ситуация изменилась, сейчас люди, видя, что происходит в Украине, наконец поняли, что произойдет с ними. Так не будет, что я не поддерживаю Украину, Европу, свою родную Латвию, а поддерживаю Путина, и поэтому ракета российская обойдет мой дом.

Мне кажется, сейчас уже всем понятно, что произойдет, если такое случится, поэтому мне кажется, что ни один разумный человек в Даугавпилсе, независимо от того, на русском языке он разговаривает [или нет], знает он латышский язык или не знает, никаких российских… [нарративов не поддерживает], ну большинство, мне кажется, все-таки нет.

– А как в городе воспринимают, и вообще в регионе, эти планы по укреплению обороны? В министерстве обороны и главнокомандующий рассказывают, что будет вдоль границы линия укрепления.

– Здесь очень важно, чтобы людям объясняли, что и как будет происходить, зачем это будет происходить. Когда страна принимает решение о выделении большой суммы денег на укрепление восточной границы, в том числе границы, которая находится совсем рядом с Даугавпилсом.

И мэр Даугавпилса пишет пост, в котором написано, что нельзя будет ходить за грибами, потому что можно будет взорваться. Я не цитирую сейчас, но смысл приблизительно в этом. И что это повлияет на возможные инвестиции, и что разроют наши дороги, во всяком случае я говорю то, как восприняли его информацию читатели, обыкновенные жители Даугавпилса.

Ну, в таком случае это большой вопрос, какую реакцию ждет руководство Даугавпилса. Какую реакцию ждет лидер мнений, который это транслирует.

И дальше очень здорово, что в Даугавпилс приехал командующий Национальными вооруженными силами Латвии и наша прекрасная Настя Шубина задавала на пресс-конференции вопросы. И про мины, и про грибы, потому что мы так и хотели написать: ну, это же чушь полная, и про то, что даст это нашему региону.

– Недавно в Даугавпилс приезжал президент страны. И у него была встреча с жителями, в том числе он отвечал на вопросы. И у вас было интервью с президентом. Что вам было важно у него спросить?

– В первую очередь я показала президенту некоторые комментарии к той самой публикации про финансовую помощь Украине и попросила его объяснить, почему это важно.

Нас попросил читатель спросить у президента, в курсе ли он, и попросил вообще взять под свой контроль ситуацию с избиением ЛГБТ-активиста в Даугавпилсе. Это первое такое гомофобное дело, которое дошло до суда, и мне было важно услышать, что президент в курсе.

– Вы задавали вопросы на латышском языке. И поскольку понимаю, что для вас это был важный шаг, мы сейчас плавно переходим к теме интеграции.

– Я такая не единственная, но я просто знаю людей, которые точно так же, как и я [стали вести себя] именно после начала войны. После 24 февраля почувствовали, осознали, как это глупо, как это странно, что ты живешь в Латвии и у тебя проблемы с латышским языком. Когда мне задают вопрос, как можно было его не выучить, особенно иностранные журналисты, они вообще не понимают. Ну да, в Даугавпилсе достаточно было не пользоваться латышским языком.

– То есть среда, она допускает.

– Во-первых, среда, во-вторых, реально я не чувствовала такой мотивации. У меня все время не было времени, я все время дико много работала, и это ведь вопрос мотивации. Ты в первую очередь делаешь то, что для тебя очень важно и нужно. И я поняла, как это все глупо, и да, я учу латышский, занимаюсь в разговорном клубе, хожу на курсы, и да, для меня сейчас это важно.

– О ситуации внутри латвийского общества, определенный раскол был, но полномасштабная война в Украине, так тоже говорят и эксперты, и политики, эту ситуацию усугубила. Раскол усилился, в том числе по национальному признаку, по принципу языка. Как вы это чувствуете?

– Конечно, ощущаю, конечно, усилила, и если мы вспомним, как вели себя некоторые политики в первое время после начала войны, когда действительно ощущалось это усиление русофобии, когда позволяли себе такие высказывания. Что русскоязычных почему-то сразу причисляли к каким-то путинистам. Люди и так находились в страшной ситуации. То, во что они верили, оно разрушилось, оно превратилось в зло, и в это очень трудно было поверить. И когда еще твоя страна, в которой ты живешь, позволяет себе вот так это все обострять, нагнетать, обвинять тебя в том, в чем ты совершенно не виноват. Конечно, в этом хорошего ничего нет.

Об объединении надо говорить, потому что человек в критической ситуации, когда у него разрушилась вообще основа, на которой он стоял, ему куда-то надо прислониться, к чему-то. И в тот момент, мне кажется, Латвия вела себя очень опасно, предоставляя этим людям возможность прислониться не к ней. Сейчас это тоже чувствуется, все равно эмоционально люди напряжены. Все, что происходит, это очень сильно влияет на состояние людей.

Триггеров было много, в том числе эти поправки к иммиграционному закону, которые тоже [тяжело] восприняли, особенно в Даугавпилсе, где большое количество граждан России и большое количество из них пожилого возраста. Я вообще поддерживаю эти поправки и то, что надо сдавать латышский язык, но то, как это было сделано...

Но это путь, который Латвия никогда не проходила. Как когда-то говорил мой папа, будь умной, как моя жена потом. Понятно, что все допускают ошибки.

– Какая идея могла бы объединить людей?

– Эмоциональные переживания вообще объединяют, сближают людей. И мне кажется, что это еще большой вопрос образования, потому что у нашей страны богатая история, и она не началась с Советского Союза. Мне кажется, вот эти культурные ценности, исторические ценности, которые есть у нас, вот о них надо больше рассказывать. Нужно больше говорить о том, что в Латвии IT-сфера с космической промышленностью Латвии связана. Недавно было интервью о том, что это неправда, что мы такие бедные-несчастные и в кризисе находимся. Об этом, мне кажется, должно быть больше информации, чтобы человек понимал, знал историю своей страны, понимал, на каком этапе она находится сейчас и какие у нее перспективы.