В Москве арестован бывший корреспондент газет "Коммерсант" и "Ведомости" Иван Сафронов – его подозревают в государственной измене. С мая журналист работает советником главы "Роскосмоса" Дмитрия Рогозина. Сафронова подозревают в передаче чешским спецслужбам секретных данных "в отношении военно-технического сотрудничества со странами Африки, а также деятельности ВС РФ на Ближнем Востоке в 2017 году".
По статье 275 УК РФ о госизмене ему грозит до 20 лет лишения свободы. Вину Сафронов не признает.
Подробности дел о госизмене редко становятся известны: по закону они должны быть засекречены, а суды по ним проходят в закрытом режиме. Сафронов не первый журналист, которого обвиняют по 275-й статье. В 1997 году был арестован журналист Григорий Пасько: он якобы пытался вывезти в Японию сведения, содержащие гостайну. В декабре 2001 года его признали виновным в госизмене в форме шпионажа и приговорили к четырем годам лишения свободы.
Григорий Пасько – глава Содружества журналистов-расследователей, а также юрист с дипломом РГГУ на тему "Законодательство о государственной тайне и практика его применения". В эфире программы "Вечер" Григорий Пасько рассказал о своем уголовном деле, а также о том, что думает об обвинениях Ивану Сафронову.
– Дело Ивана Сафронова начинается как ваше или нет?
– Показательный арест, задержание, неясности, допросы – это что-то похожее. Никакой конкретики, никакого обвинения, судя по всему, для общественности не будет сказано, потому что уже проскользнула информация о том, что суд будет закрытый – все будет шито-крыто.
– Ивана Сафронова задержали, и только сейчас, спустя два месяца после того, как он формально перестал быть журналистом и стал работать советником главы "Роскосмоса", суд выносит решение о его аресте или не аресте. Это случайность или нет?
– Я думаю, что по мере пресечения он будет арестован на два месяца исходя только из одной тяжести предъявленной статьи. (Интервью вышло в эфире за полчаса до объявления об аресте Сафронова – НВ.) Радует то, что его адвокатом будет Иван Павлов, знакомый человек. Это уже хорошо для Ивана Сафронова.
– Он сильный адвокат, он Светлану Давыдову отбил от системы, когда ей предъявляли претензии. То, что Сафронов перестал быть журналистом и стал госчиновником, – это важно?
– По таким делам, как правило, дело оперативной разработки длится около года. Поэтому мы можем действительно предположить, что речь идет все-таки о его журналистской деятельности, что бы нам Песков ни говорил. Если это связано с тем звоночком, который прозвенел в марте 2019 года, когда его приглашали на беседу в ФСБ, то можно предположить, что оттуда растут ноги и оттуда растет это уголовное дело.
– Если хотят человека посадить в тюрьму, то зачем его предупреждать? Что это за звоночки?
– Там к нему были претензии, насколько я понимаю, по характеру какой-то статьи, каких-то сведений. Потом отпускают человечка, но бдительно за ним следят, прослушивают телефоны, просматривают его, смотрят на его контакты. И тогда уже оперативным работникам нужно отчитаться, что "этот год мы за ним наблюдали", и можно отчитаться возбуждением уголовного дела. Со мной была похожая ситуация. Год ходили "топтуны", прослушивали, навтыкали микрофонов во всю квартиру.
– А вы знали об этом?
– Конечно, знал.
— Почему вы не испугались и не приняли мер?
– А как этого испугаться? Выбежать, кричать: "За мной следят! Не надо за мной следить"?
– Конечно, прошло много времени, но, мне кажется, ваши истории с Иваном Сафроновым схожи.
– Да, есть очень схожие вещи по этим делам. Если мы берем не мать с семью детьми, случайно снявшую что-то с поезда, а именно журналиста, потому что у него можно изъять статьи, тексты – какое-то "мясо" для того, чтобы нарастить хоть что-то в уголовном деле. Журналист в этом отношении объект благодатный.
И очень хорошая для ФСБ сейчас новая редакция статьи 275, которая лежала дремала, как змеюка, с осени 2012 года. Она очень расширительная, она очень размытая, она очень неконкретная, и по ней можно журналистов свободно сажать в тюрьму, потому что раньше нельзя было. Раньше если тебе тайна была доверена третьим лицом, то журналист не подпадал под обвинение, а [подпадало] то лицо, от которого ему стали известны эти сведения. А сейчас можно и журналиста.
– Я уверен, что довольно скоро в российском сегменте интернета и в публичном пространстве появятся заявления разных людей о том, что все не так однозначно. Если вы занимаетесь проблемами ВПК или экологией, как вы занимались в 1997 году, могут ли у вас быть какие-то контакты с источниками на Западе, которые ФСБ может счесть как контакты с иностранными спецслужбами?
– Запросто. Я не представляю себе, если журналист публикуется в разных изданиях, в том числе зарубежных – я, например, публиковался в чешских газетах, в американских, в разных, – и уже это можно вменить человеку как связи с какими-то зарубежными источниками, поэтому никаких препятствий в этом нет для ФСБ. Другое дело – как мы себя здесь поведем, журналисты.
– Что нужно сделать, на ваш взгляд, чтобы Путину сообщили?
– Только если многочисленные пикеты, многочисленные обращения. Я сегодня слышал, было обращение из посольства Соединенных Штатов. Вот если таких будет десятка полтора обращений, плюс множество всяких разных международных организаций, включая и журналистские, тогда, может быть, будет какая-то реакция.
Эту вакханалию – преследование журналистов – надо было доводить каким-то образом до конца еще лет 15–20 назад, когда предполагалось внесение в законодательство ужесточение воспрепятствования работе журналистов – ужесточить эту статью 244 закона о СМИ – этого не случилось.
Журналистов сейчас обкладывают флажками, загоняют в какие-то загоны: об этом не пиши, об этом не говори. Это надо прекращать. Это идиотизм и травля журналистов, и травля профессии.
Отец Ивана Сафронова, Иван Сафронов-старший, тоже был журналистом "Коммерсанта". Сафронов-старший готовил публикацию о возможных поставках российского оружия на Ближний Восток. За неделю до гибели журналист прилетел в командировку в Объединенные Арабские Эмираты на международную выставку вооружений, где собирался проверить информацию о продаже партии истребителей Су-30 в Сирию и зенитных ракетных комплексов С-300В в Иран.
Поставки должны были идти тайно через Беларусь. В редакцию Сафронов сообщил, что ему удалось найти подтверждения этих и других сделок. Вернувшись из командировки, он работал над текстом, но не закончил его: 2 марта Сафронов-старший разбился, выпав из окна подъезда. Было возбуждено уголовное дело по статье "доведение до самоубийства", но следствие якобы не нашло криминала. Родственники и коллеги Сафронова не верили, что он мог покончить с собой.
"Он использовал источники, и это раздражало Минобороны"
Роман Доброхотов, главный редактор The Insider, рассказал Настоящему Времени, за что именно, как он предполагает, могли завести дело о госизмене в отношении Ивана Сафронова.
– Вы сегодня писали, что в основе обвинения Ивана Сафронова может лежать та самая статья про самолеты, которые Россия собиралась продать в Египет. Так ли это? Или есть что-то еще, чего мы не знаем?
– Это было бы самое логичное объяснение, поскольку после этой статьи возбуждалось административное дело против "Коммерсанта" по поводу разглашения гостайны, и дело было закрыто, а статья удалена. Это произошло одновременно. При этом редакция заявила, что она ее удалила, потому что нашла там какую-то недостоверную информацию, но, судя по всему, просто тогда договорились не поднимать скандал. Из всех последних статей этого автора, я думаю, что это самое близкое из того, что можно было бы притянуть по статье о госизмене.
– Какой был характер этих статей?
– Это абсолютно нейтральные материалы. Здесь смысл в том, что он использовал источники, когда сообщал о том, что произошло, – будь то какие-то поставки вооружений, будь то какие-то инциденты вроде ракеты, которая не выпустилась, или подлодки, которая утонула, – что-то в этом роде. Это абсолютно нейтральные репортажи, но он использовал при них источники. И это очень раздражало Министерство обороны, и зуб на него, понятное дело, точили. Его отец пострадал из-за аналогичной ситуации, потому что он написал статью о поставке вооружения в Сирию. Сафронов-младший писал о поставке вооружения в Египет. Даже истории сами по себе похожи.
– У Сафронова-старшего была деликатная для России история. Он, на самом деле, обнаружил схему поставок ракет в Иран, который в тот момент находился под международными санкциями, через Беларусь. И эта история касается уже не просто поставок оружия, а в некотором смысле не совсем легальной торговли оружием.
– Кстати, статья Сафронова-младшего тоже была достаточно болезненной, потому что Госдеп США тогда отреагировал и заявил, что готовится наложить санкции на Египет. То есть она имела серьезные международные последствия.
– Потому что Россия находилась под санкциями или США таким образом боролись с конкурентами?
– Я не эксперт в этой области, но мне и всем известен сам факт. Известно, что публикация вызвала серьезный международный резонанс.
– Тут есть один нюанс. По предварительным данным, которые сегодня озвучил Центр общественных связей ФСБ – так называется пресс-служба ФСБ, но опубликовал не по сути дела о задержании Ивана Сафронова, а показную картинку задержания: нам нечего скрывать, посмотрите, как это было. Есть разница между просто журналистской работой и "сказал источнику в спецслужбах НАТО". Можно ли публикацию воспринимать с точки зрения ФСБ как контакт со спецслужбой одной из стран НАТО? Или ФСБ имеет в виду, что был прямой контакт? Или любую статью, которую публиковал Сафронов, можно притянуть под статью госизмены? Как в этом смысле работает журналистская практика?
– Во-первых, наш закон так устроен, что абсолютно любой человек может оказаться виновным в госизмене, поскольку по закону даже любая информация, которая "угрожает государственной безопасности". Даже не говорится про внешнюю безопасность, как в аналогичных законах других стран, просто некая российская безопасность. Если любая информация сообщена хотя бы даже сотруднику иностранной организации – он даже может быть тоже россиянином, – это уже госизмена. Даже если я – инсайдер, который зарегистрирован в Латвии, – вам скажу что-нибудь или вы мне что-нибудь скажете, что наш замечательный справедливый суд сочтет угрожающим российской безопасности…
– А как я узнаю, что это угрожает российской безопасности?
– Вот именно, что никак, потому что даже в узком понимании, если мы берем гостайну, то сам список – что подпадает под гостайну – является гостайной. Мы не можем узнать, что является засекреченной информацией.
– Есть обычная журналистская практика – работать с источниками. По моим представлениям, это проблемы ФСБ, что источники что-то рассказывают журналисту, а не проблемы журналиста, что он, узнав, что-то рассказывает обществу. В России это как-то не совсем так работает в деле Сафронова, по крайней мере, как мы видим.
– Да, но здесь есть главный критерий, которым мы как минимум руководствуемся, – это общественная значимость. Например, мы узнали, что по базе ГИБДД можно узнать настоящие имена, мобильные телефоны, адреса практически всех сотрудников ГРУ. Но когда мы писали об этом, мы писали о самом факте, что это возможно, и не выложили ни одной из этих фамилий, поскольку сообщение этой информации не является общественно значимой. Общественно значим сам факт дыры в безопасности. А когда мы писали про Боширова и Петрова – там уже речь шла о преступниках, которые совершили, даже по российскому законодательству, уголовное преступление.
– Дела, о которых писал Иван Сафронов, эти статьи – они имели общественную значимость?
– Они, безусловно, имели общественную значимость, может быть, немного в другом смысле, чем наше расследование, но когда Россия экспортирует вооружение египетской диктатуре – это значимо не только для России, но и для всей планеты. Поэтому значимость здесь была. Но я думаю, что в данном конкретном деле его обвинят не по этой статье. Они попытаются ему пришить какие-то контакты с иностранцами и маскировать это под какой-то шпионаж.
С 2009 года, то есть с тех пор как Верховный суд России начал публиковать статистику по применению статьи 275, было вынесено 70 приговоров по делам о госизмене. Их количество резко, почти в два раза, выросло в 2014 году после аннексии Крыма и начала боевых действий на Донбассе, но уже в 2017-м снова вернулось к средним значениям.
Чаще всего по 275-й статье судят военных и силовиков, в том числе бывших, – на них приходится большая часть дел о госизмене. На втором месте – ученые и научные работники. За 20 лет по этим делам был вынесен один оправдательный приговор, еще в трех случаях расследование было прекращено. Среди них дело Светланы Давыдовой: женщину пытались судить за звонок в украинское посольство, во время которого она сообщила, что воинская часть возле ее дома стоит пустая, а солдат, предположительно, отправили на Донбасс.
