Полиция в Москве и Петербурге задержала более десятка участников одиночных пикетов в поддержку ранее арестованного на 15 суток журналиста Ильи Азара. Участники пикетов поддерживают Илью Азара и активиста Виктора Немытова, которые вышли в пикеты в поддержку арестованного создателя паблика "Омбудсмен полиции" Владимира Воронцова.
О ситуации мы поговорили с российским политологом Екатериной Шульман.
– Это начало некоего протеста? С чем это связано?
– Это открытие сезона. Интересно, что триггером, звуком стартового пистолета в этом случае послужил арест Воронцова – руководителя паблика вконтакте и телеграм-канала, посвященного защите прав полицейских. За него вышел Азар – его задержали и арестовали на 15 суток. За него стали выходить остальные – их стали задерживать. А после этого стали выходить не только в Москве, а в Петербурге и в Екатеринбурге. Сегодня [в пятницу], по сравнению со вчерашним днем, видны некоторые инновации в искусстве оформления.
Во-первых, совсем не подумавши, задержали двух журналистов "Эха Москвы" – пришлось извиняться. Извиняются не только перед главой Чечни, но и перед главным редактором радиостанции приходится время от времени это делать. И я вижу, что оформляются протоколы по КоАПу Москвы. Не по КоАПу российскому и не за нарушение правил массовых мероприятий, а за нарушение режима самоизоляции.
В отличие от вчерашнего дня, четверга, те люди, которые показывают цифровой пропуск, они не получают протокола о нарушении режима самоизоляции.
– Отпустили еще и задержанного Виктора Немытова – один из активистов, который выходил на пикет.
– Он один из первых, кто был задержан и оставлен на ночь в МВД. Ему собирались пришивать одну из арестных статей КоАПа. Перед ним тоже, можно сказать, извинились в суде. Но это такая форма извинения, когда статью меняют на неарестную, присуждают штраф, но от выплаты штрафа освобождают. У нас же невозможно признать незаконным возбуждение уголовного дела, но можно свести его к нулю.
Я бы тоже не видела за этим какую-то линию, не больше чем за вчерашним недискриминированным винтиловом универсальным, эта сегодняшняя вариативность является следствием какой-то стратегии. Понятно, что полиции легче действовать одинаково: все вышли – всех винтим. Потом выяснилось, что это плохо работает, потому что это трудно потом оформлять в суде, слишком много шума, это делает Собянина главным сатрапом, притом что он не хочет брать на себя эту роль. Это создает дурную медийную картинку, и вообще все это никому не нравится.
Я напомню, что за освобождение Ильи Азара имеется уже отдельная петиция на change.org. И там тоже уже десятки тысяч [подписей].
– А не то что вдруг почувствовали, что москвичи, независимо от судьбы Ильи Азара, которому мы все желаем скорейшего выхода на свободу, подходят к какой-то точке, когда может начаться некая цепная реакция?
– Это вообще динамика любого протеста. По русской пословице: о тебе речь, да не в тебе дело. Тот случай или тот человек, который является поводом. Не хочется говорить "поводом", потому что это как-то оскорбительно звучит.
– Это, по сути, так и есть. Если бы вслед за Ильей не вышли сперва его друзья, потом его знакомые, а потом уже люди, которые посмотрели на это со стороны и поняли, что надо. Может быть, и не было бы этого ничего.
– Это более-менее всегда так происходит. Я не хочу сказать, что эта цепная реакция приведет к тому, что москвичи возьмут штурмом Кремль или Тверскую, 13. Но люди засиделись в самоизоляции, давно уже ничего такого не было. А общественные настроения с прошлого лета лучше не стали. Конечно, сейчас испытываешь удивительное ощущение дежавю, когда просто перенесся на год назад. Я напомню, что в июне в прошлом году из-за дела Голунова начались первые московские протесты, которые потом плавно перетекли в протесты по разным поводам, связанным с избирательной кампанией в Московскую городскую думу. Потом это все как-то так завершилось.
– Сейчас есть определенный запретный режим в Москве из-за коронавируса. Когда много людей очевидно не выполняет приказ власти, то приказы власти девальвируются. Это, наверное, тоже неприятное чувство, из-за этого хочется, чтобы они перестали так делать как можно скорее.
– Для того чтобы люди перестали так делать, нужно повысить для них цену нарушения. Это понятная, простая репрессивная логика. Она простая в теории, но когда ее начинаешь применять на практике, возникают неожиданные шероховатости, поскольку существует много разных групп интересов и политических деятелей, которые хотят разного. Поэтому нет такого, что кто-то один проводит такую единую политику. Есть федеральные власти – у них свой интерес, им нужно побыстрее прийти к норме, как они ее понимают, и быстрее провести общероссийское голосование. У них своя мегацель, они зафиксированы на ней. Есть московские власти, которые, по-видимому, хотели бы продлить режим самоизоляции по разным причинам, незаметно переводя его в режим самосохранения.
Тут получается, что вроде как вы не можете назначить всероссийское голосование, одновременно не разрешив митинговую протестную активность. Вот это обнаружилось с изумлением. Как бы было хорошо, если бы люди дома сидели, но при этом как-то за поправки бы голосовали. Но не получается так. Оказывается, что это все идет одним комплексным обедом. Сейчас я слышу, как железные мозги нашего политического менеджмента скрипят в попытке как-то совместить эти две совершенно несовместимые вещи.
– Пока Дмитрий Гудков обещает неприятности Кремлю, сидя на самоизоляции на даче вдали от Москвы, штаб Алексея Навального и сам Алексей Навальный не перехватывают повестку, вдруг оказалось, что совершенно новый человек становится лицом протеста. Я пытаюсь понять, что в условиях посткоронавирусной России, где правила сильно поменялись, будет делать оппозиция. А кто теперь эта оппозиция вообще?
– Вы то же самое могли бы сказать год назад относительно Голунова – никому не известный человек становится лицом протеста. Ну не стал он лицом протеста-то. А когда дело дошло до организованного протеста, который имеет результаты в виде, например, смены состава Мосгордумы, то возглавил его Навальный. И они привели туда тех депутатов, которые сейчас являются депутатами.
– То есть все под контролем?
– Нет, я не об этом говорю. Я говорю, что не стоит преувеличивать смену правил. Когда дело дойдет до дела – всероссийского голосования, – мы посмотрим, как поведут себя организованные политические структуры, потому что пока Навальный и его политическая машина, видимо, не хотят в этом участвовать, а хотят, чтобы их сторонники вообще никак не голосовали. Но если народные массы все-таки будут преимущественно хотеть прийти проголосовать против, что не исключено, то тогда придется как-то перестраивать свою политическую стратегию.
