Настоящее Время продолжает рассказывать истории людей, задержанных в России за участие в акциях в поддержку Алексея Навального.
Петр Соковых участвовал в митинге в Санкт-Петербурге 31 января. После задержания он провел в отделении больше 48 часов, хотя это и незаконно. сейчас Петр ждет суда по административной статье о нарушении санитарных мер на массовом мероприятии. Он может получить до 10 суток ареста.
– Меня задержали во время шествия 31 января на Вознесенском. Я шел вместе с остальными протестующими, меня сбоку толкнул мужчина в гражданской одежде и потом сбоку выбежал ОМОН, и вот меня задержали, повалили. Все на самом деле очень быстро происходило. Избили, наверное, это слишком громкое слово, но задерживали жестко очень, то есть меня толкнули, повалили на землю, начали сначала тащить за волосы, за свитер, вырвали мне часть волос, потом у меня была ссадина на глазу, такая, как потертость легкая.
Друзья со стороны рассказывали, что выглядело это как будто, они это описывали словами "избили", но, мне кажется, это слишком сильное слово, бывает и жестче задерживают. Уже нарушение, потом у меня сразу отобрали телефон, ничего не объяснив, из-за чего меня на значительный срок все знакомые и родные потеряли. Мне, конечно, ничего не объясняли до последнего, что со мной происходит, но самое крутое, так сказать, самое яркое было, когда меня до составления протокола отвели в комнатку в уголовном отделе, где меня мужчины примерно два часа, шесть человек в комнате два на три метра, очень настойчиво с угрозами требовали им все рассказать: кто финансирует протест, кто мне дает деньги, где я живу, зачем вышли, куда шли, какие цели, имена, явки и так далее. И их почему-то очень злило любое упоминание 51-й статьи Конституции, которая прямо говорит, что я ничего не обязан им сообщать из перечисленного.
2 февраля возле Мосгорсуда силовики задержали пианистку Арину Пан. Арину вместе с ее молодым человеком отвели в автозак еще утром. Позднее суд арестовал ее на 10 суток. Арину отвезли в центр для мигрантов в Сахарове. Мы поговорили с ее отцом о том, почему она вышла на акцию.
– Когда вот это случилось с Алексеем, вот это задержание, она не могла просто не выйти на улицу. И в первый раз в жизни она вышла как раз 31 января, они с мамой прошли даже не в толпе, хотя народу было очень много в центре, она даже делала какие-то фотографии, еще что-то такое, вот этих людей, которые выходили с плакатами, выкрикивали какие-то лозунги и которых забирали, она видела, как действуют эти бойцы. И 2 февраля, когда было известно про суд, чтобы поддержать, потому что она должна быть среди этих людей, которые защищают нашу свободу прежде всего. В 11:07 дочь прислала фотографию, что "нас задержали". Моя жена с ней разговаривает, потому что им разрешено делать телефонные звонки в какой-то очередности по правилам содержания. Дочка ее успокаивает, говорит: "Мы много разговариваем, у нас есть возможность читать, то есть с нами обращаются хорошо". И да, действительно, видимо, сотрудники, может быть, как-то человечные какие-то. И я думаю, что так вот прямо запугать, конечно, если есть такая цель, власти не удастся.
Перед второй акцией протеста 31 января силовики начали освобождать спецприемники в Москве, готовясь к новой волне задержанных. Об этом в интервью Настоящему Времени рассказал 26-летний Игнат Ольшанский. Его задержали у метро Сокольники 23 января, когда он с другом собирался пойти на каток. Игнат получил семь суток ареста.
— Если по-хорошему взглянуть на протокол, который выдал мне судья, там написаны несколько раз такие слова: "Скандировал лозунги, разжигал толпу, бросался чем попало в сотрудников полиции, на многократные замечания не реагировал", – чего на самом деле не было. Это скопированный протокол: Ctrl+C, Ctrl+V. Для всех участников, которые там оказались, там только разные фамилии: у того, кого задержали, и того, кто задержал.
Ощущение тюрьмы наступает в тот момент, когда ты подъезжаешь к этому месту, когда ты видишь этот неимоверно большой бетонный забор, обнесенный колючей проволокой, вышки на каждом шагу, собаки, заколоченные решетками окна, куда бы ты ни посмотрел, – все очень строго. Все вместе это навеивает страх, даже легкую долю отчаяния. Очень часто, когда ты разговариваешь с сотрудниками полиции, они называют тебя западным агентом, спрашивают: "Сколько тебе заплатили денег?"
За все время, может быть, пять-шесть человек понимающе отнеслись к этому всему.
