12 мая завершается период нерабочих дней в России, заявил президент Владимир Путин. Почему Путин объявил об отмене ограничительных мер, мы поговорили с оппозиционным политиком Дмитрием Гудковым.
— Во всем мире меры ограничения для населения отменяют, когда заболеваемость идет на спад. Но в России она стремится вверх, страна выходит на четвертое место по количеству инфицированных. При этом мы видим, что бизнес говорит: все, держаться дальше нет сил. Вы видите логику Владимира Путина, который принял решение завершить период нерабочих дней?
— Я вижу логику. Я знаю, что еженедельно проводятся закрытые социологические опросы. И насколько я знаю, соцопросы показали, что терпение граждан уже на пределе. Потому что мало того, что людей заперли в квартирах, людей не поддерживают, бизнес не поддерживают. И [бизнесмен Дмитрий] Потапенко все правильно сказал: терпение на пределе. И соцопрос показал, что возможны голодные, ну, не голодные, конечно, но точно акции протеста, бунты и так далее.
Путин на самом деле поступил очень безответственно. С одной стороны, он объявил смягчение мер, с другой стороны, в Питере и в Москве режим самоизоляции, наоборот, продлили до 31 мая. О чем это говорит? Это говорит о том, что Путин понимает, что денег правительство раздавать гражданам не планирует, а значит, нужно уже эти меры смягчать, для того чтобы люди вышли на работу. При этом плевать они хотели на риски, связанные со здоровьем. Они понимают, что цифры растут. И несвоевременно: либо это надо было раньше делать, либо уж тогда вообще не делать. Либо если вы ввели режим самоизоляции – вы людям помогайте, как это делают все приличные страны: прямыми выплатами, поддержкой малого бизнеса.
А этого наша власть совершенно не делает. Всю ответственность он спихнул на губернаторов, дальше запрещать будут губернаторы и нести ответственность за распространение эпидемии. Какие-то подачки – 10 тысяч, 3 тысячи – бросили людям, отменили кое-какие налоги. Это лучше, чем ничего, но эти меры совершенно недостаточны, они уже запоздали и не спасут большинство предприятий. Бизнес разорится, нас ждет серьезная волна банкротств.
Если говорить про меры, которые были предложены: те люди, которые сидели дома, не работали, не получали зарплаты, они ничего не получили. Хотя и экономисты, и политики требуют разных мер: кто-то – 20 тысяч рублей, как Навальный, я предлагал не всем, а потерявшим работу, 30 тысяч, 70% от зарплаты, Ходорковский предлагал 50 тысяч рублей. Если бы эти меры были приняты, то тогда люди могли бы еще какое-то время посидеть.
— Почему нельзя было раздать деньги? Их просто нет? Я не верю в мотивацию "нам жалко". Должна быть какая-то логика, например: один раз раздадим – опять попросят. Или еще что-то. Почему не раздали, как вы понимаете?
— Логика очень простая: Фонд национального благосостояния, вообще наш Резервный фонд – это песочные часы политической жизни Путина, который у нас планирует править вечно, как минимум еще 12 лет после 2024 года. И совершенно очевидно, что этих резервов не хватит на 20 лет или на 15 лет. На преодоление этого кризиса денег бы точно хватило, потому что у нас есть официальные заявления Центробанка о том, что 570 млрд долларов резервов на 1 марта 2020 года, у нас только в Фонде национального благосостояния ликвидных средств, по разным оценкам экономистов, 125 млрд долларов при декларируемых 160 млрд долларов.
— Деньги есть, но вы все равно держитесь.
— Деньги есть, но они будут нужны Путину для удержания власти в будущем. Поэтому вы держитесь.
— Сейчас Владимир Путин говорит: мы будем потихонечку отменять все те запретительные меры, которые были. Означает ли это, что, с точки зрения москвича, полицейские поступятся теми беспрецедентными правами, которые были им розданы в условиях довольно чрезвычайной ситуации в последние два месяца? О том, что сейчас могут делать полицейские в Москве, даже в самые лихие времена пару лет назад они и не мечтали. Будет ли откат назад в этом смысле?
— Я уверен, что до 31 мая точно нет. Возможно, в Москве это продлится еще две недели, по крайней мере, такие слухи распространяются в политических телеграм-каналах, аффилированных с мэрией.
— Я имею в виду после борьбы с эпидемией.
— Дальше – безусловно, конечно. Власти очень нравится контролировать граждан. Власть у нас вообще использует методы полицейщины. То есть вместо того, чтобы создавать правильные стимулы, чтобы люди не выходили из изоляции, например помогать им финансово, – наоборот, нас штрафуют, нас ограничивают, вводят режим слежки и так далее. Этой власти стопроцентно нравится полицейщина, от нее они не откажутся никогда. А дальше будет зависеть только от нас. Если мы позволим цифровой концлагерь, значит, будет цифровой концлагерь.
— А вы позволите?
— Я лично уже очень давно участвую во всех протестах. Я буду дальше с этим однозначно бороться. Надеюсь, что в этот раз большинство людей нас поддержат.
