Мосгорсуд оставил под домашним арестом фигурантов "санитарного дела" пресс-секретаря Алексея Навального Киру Ярмыш, главу московского штаба политика Олега Степанова, участницу Pussy Riot Марию Алехину и муниципального депутата Дмитрия Барановского. Днем ранее этот же суд смягчил меру пресечения четверым обвиняемым по "санитарному делу" – Любови Соболь, Олегу Навальному, Люсе Штейн и Константину Янкаускасу – с домашнего ареста на запрет определенных действий.
Мы поговорили с Константином Янкаускасом, которого отпустили из-под домашнего ареста.
– Давайте вместе разбираться, домашний арест вам не продлили, заменили его на ограничение определенных действий. Что это значит? Пока, я так понимаю, у вас нет полного заключения на руках, где бы все это было прописано. Что можно, чего нельзя?
– Пока из того, что судья озвучила на судебном заседании, вводные и резолютивная часть решения, нам запрещено с 20:00 до 6:00 покидать наши квартиры: мне, Соболь, Олегу Навальному и Люсе Штейн. Мы должны в это время находиться дома. Нам запрещено общаться друг с другом – всем обвиняемым, не только нам четверым, а всем десятерым обвиняемым по этому уголовному делу. Но этот запрет был и до этого. Нам запрещено получать и отправлять почту. И у нас определенные, до конца не понятные ограничения на использование интернета и других средств связи.
Почему непонятные? Потому что в УПК четко написано, что конкретные условия этого запрета, в том числе на интернет и средства связи, определяет судья. Судья в своем постановлении сказала, что по обстоятельствам, связанным с уголовным делом, нам запрещено пользоваться интернетом и средствами связи. То есть по идее в остальных случаях пользоваться можно, но уже сегодня [в четверг] утром, соответственно, выходит пресс-релиз пресс-секретаря Московского городского суда, где она говорит, что нам на самом деле интернетом пользоваться нельзя.
С точки зрения буквы и духа закона, есть постановление судьи, есть УПК, мы имеем право пользоваться интернетом. Но после того, что произошло с Алексеем Навальным, даже что со мной произошло, за что меня два месяца держали под домашним арестом, я уже ничему не удивляюсь. И пока мы ждем полного текста судебного решения, чтобы его изучить и понять все-таки, каковы у меня возможности коммуникации.
Ну, конечно, самое главное – что я могу здесь, в своем районе Зюзино, находиться, общаться с избирателями, я могу как-то вернуться к работе депутата, пусть в ограниченном формате помогать людям. Для меня лично это самое главное. То, что я могу звонить своему отцу, который попал из-за переживаний из-за этого уголовного дела с инсультом в больницу, сейчас у него еще коронавирусная пневмония. Вот для меня это самое главное, это уже полегче, хотя, конечно, до полной свободы еще далеко.
– Если говорить про решение Московского городского суда, что второй части фигурантов "санитарного дела" все-таки домашний арест не отменили, не заменили его на ограничение определенных действий. Как вам кажется, почему так произошло? Почему вашей четверке домашний арест заменили все-таки на послабление, на ограничение определенных действий, а другим людям повезло меньше?
– Во-первых, мне безумно обидно за ребят, которых совершенно по абсурдному политическому бредовому делу – после 80-тысячного митинга в Лужниках без масок и перчаток с первыми лицами государства, – что им оставили в силе домашний арест. Мне безумно обидно, и они должны быть освобождены, а это дело закрыто. То есть здесь никаких других фактов просто быть не может, этого дела не должно существовать.
Почему так произошло? Мне сложно сказать. С точки зрения того, что [в среду] наши адвокаты – и мой адвокат Илья Уткин, и адвокаты других обвиняемых – говорили в суде, в общем-то, судья просто в русле элементарной правовой логики пошла. Например, там нам в качестве одного из оснований, которое в постановлении о продлении нам домашнего ареста предъявлялось, в материалах дела есть информация, что мы якобы как-то вовлекали несовершеннолетних. Но из того, что было представлено в суд на продление по домашнему аресту, то, что судом исследовалось, вообще ничего такого не было.
Там единственный свидетель, который был, он совершеннолетний, мы все совершеннолетние, следователь совершеннолетний – то есть, исходя из правовой логики, судья поступила по праву, насколько она, видимо, могла в тех политических реалиях, в условиях, которые существуют. Может быть, политологи вроде Екатерины Шульман как-то это все нам более четко и грамотно разъяснят.
Я не знаю, почему так произошло, я за закон, я законопослушный гражданин, я считаю, что поступили хотя бы отчасти по закону, хотя бы на 5% в отношении нас. А в отношении остальных ребят опять стопроцентное беззаконие.
– Видите ли вы в этом инструмент власти каким-то образом придержать всех фигурантов до сентябрьских выборов в Госдуму?
– Конечно, основная задача – это политика. И у нас в стране политика уже просто открыто становится выше закона. То есть закон не действует, если власть предержащие – "Единая Россия", президент, правительство – пытаются себя защищать, свою власть. То есть уже закон элементарно не действует. И в этом смысле, конечно, "санитарного дела" не должно быть.
Там просто куча вещей, которые не стыкуются. Например, нас обвиняют в подстрекательстве неопределенного круга лиц. Как при продлении домашнего ареста следователь говорит: "Подстрекали неопределенный круг лиц". Такого физически быть не может – подстрекают определенных людей.
Второе – это сама статья связана с уголовным делом в отношении тех, кто болеет коронавирусом, и "вот он вышел и умышленно заразил". Никто из нас не болел коронавирусом, и мы никого не могли умышленно заразить, тем более через твиттер, который нам тоже в этом деле пытаются "пришить", наши какие-то сообщения в этом твиттере. Поэтому здесь никакой логики нет.
Но я вам могу так сказать: любого сотрудника Федеральной службы исполнения наказаний, которые, например, нас сопровождают, вы отведите off the record, без записи, их спросите: "Как вы считаете, Алексея Навального за истечением календарного испытательного срока законно отправили в тюрьму?" Вам 100% сотрудников скажет, что это незаконное решение по Навальному. Понятно, на камеру они это не скажут, но если людей, которые исполняют честно свои обязанности, спросить, они скажут, что это решение по Навальному незаконное.
Поэтому я не удивляюсь тому, что у нас еще какие-то дела могут придумать, чтобы нас не пустить на выборы в Государственную Думу. Я вот видел еще до ареста, когда меня пытались задержать, ролик, где некая бабушка, по-моему, Люба говорит: "Вот есть такая народная примета: если выборы – значит, Костю Янкаускаса арестовывают". Поэтому если уже есть такая народная примета, я морально готов ко всему.
