В Ростове-на-Дону уже два месяца расследуется уголовное дело о надписи "Путин – вор" на обшарпанной стене жилого дома. О разоблачении "экстремистской группировки" рапортовал Центр общественных связей ФСБ, хотя официально по этому делу есть два подозреваемых и один обвиняемый – все по статье "Вандализм". Этот единственный обвиняемый – 26-летний юрист из страховой компании Кирилл Скрипин – как минимум до 21 июня 2021 года останется в СИЗО.
Рассказываем подробности ростовского дела и объясняем, почему местные активисты называют его неудавшимся "Новым величием – 2"
26 мая суд Ростова-на-Дону отказался освободить 26-летнего Кирилла Скрипина из-под ареста. Он сидит в СИЗО Новочеркасска с апреля, срок меры пресечения продлен до 21 июня. Кирилл – обвиняемый по делу о вандализме (часть 2 статьи 214 УК РФ). Максимальное наказание по этой статье – 3 года лишения свободы.
"Пока новое обвинение, помимо нанесения надписей на дома 62 и 64 по улице Криворожской в городе Ростов-на-Дону, ему не вменили. Но объем обвинения совершенно точно будет увеличен", – сказала Настоящему Времени адвокат Скрипина Ирина Гак.
Она опасается, что Скрипина обвинят еще и в экстремизме, ведь именно о задержании участников "экстремистской группировки" 26 марта отчиталась ФСБ. Согласно новости на сайте спецслужбы, фигуранты дела – "участники экстремистской группы", которые 12 марта 2021 года нарисовали на зданиях "антигосударственные лозунги и призывы", а также готовили "акции вандализма" в отношении здания отдела полиции.
"Антигосударственные лозунги" – это надписи "Путин – вор" и "Свободу политзаключенным".
"Грубо нарушая нормы общественной нравственности, выразив явное неуважение к обществу, пренебрегая нормами морали, осознавая противоправность своих действий, действуя по мотивам политической ненависти, находясь в местах расположения государственных учреждений, в том числе судов общей юрисдикции, то есть в общественном месте около дома N 62 по улице Криворожская в Ростове-на-Дону, имея умысел на осквернение зданий, осуществил нанесение политической надписи "Путин – вор" на стену дома с помощью красящих веществ белого и черного цветов, осквернив это здание и обезобразив его внешний вид", – говорится в постановлении о привлечении Кирилла Скрипина в качестве обвиняемого (имеется в распоряжении редакции).
В деле есть еще двое подозреваемых – 17-летний Алексей И. (так как молодой человек несовершеннолетний, по российскому законодательству его фамилию нельзя называть) и 27-летний Михаил Селицкий.
"Обезображенное" "вандалами" здание через месяц после этих событий выглядело так.
"А давайте про вас фильм снимем?" Задержание и "признания" на камеру
Дело о надписях на стене началось с того, что 24 марта в Ростове-на-Дону задержали четверых: 17-летнего Алексея И., 27-летнего Михаила Селицкого, 22-летнего Дениса Фаткулина и 19-летнюю Веронику Горецкую.
Молодые люди познакомились в чатах "Ростов Перемен" и "Ростов Действуй", созданных после январских митингов в поддержку арестованного в Москве политика Алексея Навального.
"Люди объединились, чтобы обсуждать политику, идеи, прекрасную Россию будущего и все такое. Люди начали думать, что делать дальше после зимних протестов, – рассказала Настоящему Времени Вероника Горецкая. – Мы все в чате и познакомились. Со Скрипиным мы виделись на протестных акциях, но не были знакомы до чата".
Она встречалась с молодыми людьми из чата несколько раз, они разговаривали о личном, о политике, один раз расклеивали листовки, много гуляли.
"В день задержания у нас была очередная встреча, сначала в "Макдональдсе" посидели, потом пошли в KFC, потом просто гулять. Заметили, что за нами петляет полицейская машина, – вспоминает Вероника. – Нас окружили около шести человек, полицейский патруль, еще там были эшники (сотрудники Центра "Э" – подразделения МВД по борьбе с экстремизмом – НВ), но они просто стояли и смотрели. Полицейские не представились, не объясняли причину задержания. Была только агрессия, крики, скручивали руки, у меня даже гематомы остались. Единственный, кто пытался вырваться, – это Алексей. За это его приложили лицом к багажнику, и у него пошла кровь из носа. Поэтому физически уже никто не сопротивлялся. Нас отвезли в ОП №1".
В отделе полиции задержанных разделили. Дениса, Веронику и Михаила обвинили в мелком хулиганстве (якобы они ругались матом на улице и приставали к прохожим). Но задавали вопросы о чате и экстремистской организации.
"Они мне начали говорить, что у меня дома изъяли наркотики и что мне полный п*здец и все прочее. И если не подпишу, что они хотят, то они закроют меня и остальных надолго, – рассказал Настоящему Времени Михаил Селицкий. – Не опрашивали меня, показания всем принесли одинаковые, как я понимаю. Там было написано, что мы принадлежим организации ОГСР. Что Леша И. являлся самым главным организатором, постоянно всех сподвигал что-то делать, уговаривал, давал задания. Это бред полнейший, этого всего не было, мы просто общались в чате".
Молодых людей продержали в отделе полиции до утра. Итогом стала видеозапись, на которой 17-летний Алексей, а за ним Михаил и Денис "признаются" в участии в группировке. Несовершеннолетний говорит, что он ее создал и что целью организации было "нанесение надписей" и "проведение акций прямого действия с использованием коктейлей Молотова по отношению к органам власти".
По его словам, он "почерпнул для себя много информации о методах экстремистской деятельности" из телеграм-чата ОГСР (отряды гражданской самообороны России), который "модерируется из Польши" и в который он вступил в начале марта.
"Насчет видео – ФСБ это преподносилось в шуточной форме, – рассказывает Вероника Горецкая, которой на записи нет. – Они сидели уставшие, без сна, без еды, эшники решили над ними постебаться и сказали: "А давайте про вас фильм снимем?"
26 марта это видео опубликовали и возбудили дело о вандализме. Селицкому и Фаткулину также предъявили обвинение в мелком хулиганстве – по статье 20.1 КоАП РФ. Фаткулину присудили штраф 1000 рублей, а Михаила Селицкого арестовали на пять суток.
По делу о вандализме Алексей И. и Михаил Селицкий проходят подозреваемыми, говорит адвокат Ирина Гак, Фаткулин – свидетель. С Горецкой "ситуация непонятная": "Она точно не подозреваемая. Утверждает, что даже не давала показания в качестве свидетеля".
"Мы были оторопевшие". Обыск у родителей
Перед тем как у него отобрали телефон, Михаил Селицкий успел написать своей матери Марине Иглицкой, что попал в полицию. После этого сына она увидела только через пять суток административного ареста. А в ночь на 25 марта домой к родителям Михаила пришли семь человек – проводить обыск.
"У меня такое в жизни первый раз, я с полицией всегда на расстоянии, близко не общалась. Нам показали ордер и постановление на обыск. В связи с чем мы были оторопевшие, – рассказала Марина Иглицкая Настоящему Времени. – Да, мы знали, что он в полиции. Зная нашего сына, знали, что он, может, безбашенный и способен на что-то такое. Но нам сказали, что [ему вменяют] вандализм, и это как-то дико для моих ушей было".
Обыск шел три часа, у родителей забрали принадлежащий им ноутбук, которым Михаил не пользовался, а также жесткие диски и старый телефон.
"Оперативник даже удивлялся: "Что вы в обморок не падаете и в истерику не впадаете, "скорую" не вызываете, спокойно с нами разговариваете?" – вспоминает Иглицкая. – Не очень он хороший психолог, потому что все время их пребывания меня била мелкая дрожь, которую я тщательно пыталась скрывать. Среди ночи семь мужчин, двое в полном вооружении – это как-то чересчур".
Она знает об оппозиционных взглядах сына, и хотя не разделяет его точку зрения по многим вопросам, в "вандализм" и "экстремизм" не верит: "Люди только познакомились, встретились, поняли, одних они или разных взглядов. О какой организации может идти речь? – рассуждает Марина. – За уши можно все что угодно притянуть, за неделю сляпать устав и повесить, что они экстремистская организация. По-моему, это такая чушь, которая не выдерживает критики".
"За 27 лет общения с нашим сыном видали всякое, поэтому мы достаточно философски смотрим – пройдет и это, лишь бы все были живы. У молодежи свои мозги, свой опыт должен быть, – продолжает Марина. – Кто-то умеет учиться на чужих ошибках, а кому-то надо свои шишки набивать. Видимо, наш сын из последних. Ему не нравится, что происходит в стране, мягко говоря. Раньше у него было желание уехать, строить жизнь в другом месте. Может, сейчас что-то поменялось, и он хочет внести свою лепту. Он человек неравнодушный. То, что как мать меня не устраивают многие черты его характера, это так. Я не принадлежу к родителям, которые считают, что их сын самый лучший. Стараюсь здраво смотреть".
Михаил Селицкий – академический пианист, студент Ростовской консерватории имени Рахманинова. Его мать Марина Иглицкая – преподаватель в этой же консерватории.
"Я не считаю, что наш президент – мировое зло, потому что априори один человек не может быть виноват. Но печалит меня нынешнее положение дел. Я чувствую это удушение свобод, удушение институтов, и судебной системе нужно срочное реформирование. Все требует кардинальных изменений. Хочется что-то сделать для страны, но не знаю, что мы, музыканты, можем сделать, – говорит Марина Иглицкая. – Болит душа за Россию, мне не все равно. Я могла триста раз уехать отсюда, но я не уеду, я здесь родилась и должна быть здесь. Следила и за "Новым величием", и за делом "Сети". Это все ужасно, как будто все это с моими детьми делают. Я очень тяжело это перенесла, слушала, читала. Скорее бы все это закончилось и всех бы отпустили".
Коктейли Молотова и "военный" в чате. "Новое величие" по-ростовски
Именно с делом "Нового величия", по которому четыре человека в Москве получили реальные сроки и еще четыре – условные, ростовские активисты сравнивают дело о надписи "Путин – вор".
"И начиналось похоже, с протестов: [в деле "Нового величия"] были "мальцевские", после которых в чат маленький пришел провокатор и начал предлагать встречи личные. Здесь так же: создался большой чат "Ростов Действуй", из этого чата как раз Вероника, с ее слов, предложила встретиться лично, пообщаться, какие-то акции прямого действия проводить. Они встретились, создали чат поменьше. И дальше еще пару раз встречались. То, что они не отрицают, – это то, что писали на зданиях краской: "Свободу политзаключенным", "Путин – вор". И что они бросали коктейли Молотова", – рассказывает гражданский активист Ирина Яценко, которая общалась с фигурантами и одной из первых написала об этом деле.
Михаил Селицкий рассказывает, что коктейли Молотова они со знакомыми из чата бросали "на заброшке": "Это потому что нам было просто интересно, это не была тренировка какая-то, чтобы использовать против ОМОНа или Росгвардии, что нам пытаются вменить и навязать. Тогда мы ничего особо не делали и поехали все мирно домой. Ничего не подожгли, не испортили, ущерба никакого не наносили".
"Ролик, где они кидают коктейли Молотова, сутки у них в открытом чате провисел! – удивляется беспечности активистов Ирина Яценко. – Я когда с ними разговаривала, у меня создалось впечатление, что они не очень понимали, что происходит и к какому результату это может привести".
В показаниях, которые молодые люди произнесли на видео по требованию ФСБ, они упоминают некий чат ОГСР, который "координируется из Польши", напоминает Яценко. "Есть канал и чат к нему. Канал я почитала. Там кроме инструкций, как изготовить коктейль Молотова, есть интересное предложение: заархивировать чат и сохранить себе на компьютер. Непонятно – это канал радикала или провокаторский?"
Другая ростовская активистка, Татьяна Спорышева, продолжает аналогии с делом "Нового величия": как и в Москве, в Ростове-на-Дону в чате оказались предполагаемые провокаторы. Эти люди предлагали остальным переходить к радикальным действиям.
"Есть аудиозапись встречи с одним из них, – рассказывает Спорышева. – Он на этих обрывках предлагает вести информационный терроризм, звонить, говорить, что заложена бомба, рассуждает о том, что им нужно подумать, как принести покрышки к зданию на площади, что нужно организовать группу, нанять людей. Там есть такая фраза, что "вы должны создать копию структуры ОГСР". Причем когда ты это слушаешь, ты понимаешь, что он не военный, что он связан как минимум с полицией. Потому что у него есть информация о том, сколько сотрудников приглашают на охрану протестных акций, и этой информации у него больше, чем [могло бы быть] у военных".
По мнению Вероники Горецкой, подозрительных собеседников в чате было два. Молодой человек по имени Иван писал, что придет на встречи, но не доходил до них, ссылаясь то на болезнь, то на непредвиденные обстоятельства. Этот же человек, по словам девушки, писал в чате: "Вам п*зда, сушите сухари".
Корреспондент Настоящего Времени задал Ивану вопросы о деле о граффити, а также о том, является ли он сотрудником правоохранительных органов. Тот прочитал сообщения и спустя сутки ответил: "[Дело] не как не коснулось, да состоял [в чате], но вышел с него уже давно, а то что я являюсь сотрудником правоохранительных органов смешно, мы просто с собеседниками в том чате разошлись во мнениях" (орфография сохранена).
Второй "провокатор", как его называет Вероника, представлялся Кириллом и говорил, что он военнослужащий. И даже пришел на встречу с ней и школьником Алексеем И. "в форме из военторга". Встреча растянулась на три часа, новый знакомый говорил с подробностями о "вооруженном свержении правительства" и сообщал, что связан с ЧВК – частной военной компанией. А до встречи он рассказывал, что имеет возможность продать оружие.
Вероника предположила, что Кирилл из Центра "Э", когда стало понятно, что он знает, когда и на какие митинги и протестные акции ходили его собеседники, а также как часто они заходят в телеграм и сколько там проводят времени. Со встречи с Кириллом сохранились фрагменты аудиозаписей, сделанных Вероникой (есть в распоряжении редакции).
После этой встречи "военный" на связь больше не выходил. Следящие за делом о надписи на стене активисты полагают, что ростовское дело "Нового величия" сотрудники полиции и ФСБ по какой-то причине не довели до конца. Но все-таки попытались объявить задержанных экстремистами: для этого и была сделана видеозапись.
"Первое, что делают [органы], – это выкладывают видео с признаниями, как было с Русланом Костыленковым [в деле "Нового величия"]. Разница только в том, что этих под арест не взяли, отпустили после допроса и обыска. Почему отпустили? У меня есть предположение. Дело в том, что "Новое величие" прежде чем арестовать, вели полгода, в данном случае у них было 3-4 встречи. По определению экстремистских организаций Верховного суда [у такой организации] должна быть регулярность, название, устав, распределенные роли, финансирование. Этого ничего не было. Их вели, по всей видимости, но не довели до конца".
"Он просто сидит". Кирилл Скрипин
В отличие от Михаила и Вероники, несовершеннолетний Алексей И. и Денис Фаткулин не выходят на связь с журналистами.
17-летний Алексей "под домашним арестом", говорят активисты: это не мера пресечения, а решение его опекунов. "Там сложная история. Алексей – ребенок из неблагополучной семьи. Мама у него умерла, когда он был совсем маленьким, – рассказывает Ирина Яценко. – Живет он у опекунов. Со слов Тани, [его опекун] вполне адекватная женщина. Сейчас его заперли, интернетом он не пользуется и сидит дома".
Единственный арестованный по этому делу – Кирилл Скрипин – был задержан в ту же ночь, что и его знакомые из чата, но не на улице, а дома.
"В три часа ночи 25 марта он проснулся от того, что в комнате, которую он снимает в коммунальной квартире, стоит полицейский, тычет ему в лицо пистолетом и кричит, чтобы он упал на пол. Так, лежа на полу, Кирилл и заслушал постановление о проведении у него обыска", – рассказывала Яценко об этом задержании. У 26-летнего юриста изъяли трафареты, листовки и личный дневник, в котором заметили слово "митинг".
Кирилл ходил на акции протеста, а после как юрист защищал задержанных в судах. Переписывался в вышеупомянутых чатах и знаком с задержанными молодыми людьми, участвовал во встречах. Но коктейли не бросал и граффити не рисовал: об этом на допросах говорил и он сам, и другие подозреваемые. В "фильме" он сниматься отказался – и говорит, что силовики не настаивали. Он также рассказал, что его призывали назвать несовершеннолетнего Алексея И. руководителем группировки – этого Скрипин тоже делать не стал. "Единственный, кто старался как-то нивелировать всю дичь, которая там происходила, и сопротивляться, был Кирилл, – говорит Ирина Яценко. – Он никакой не экстремист, не террорист, конечно же".
В ту же ночь сотрудники правоохранительных органов задержали и отпустили еще двоих молодых людей, о которых ни активистам, ни защите Скрипина ничего не известно.
Его самого выпустили из полиции в статусе подозреваемого, продержав там 12 часов. Подписки о невыезде с него не брали. Второго апреля Кирилл с родителями и младшим братом на машине поехал на выходные в Харьков, говорит адвокат Скрипина Ирина Гак, предварительно забронировав там гостиницу. Но дознаватель расценил это как попытку скрыться, и 26-летнего юриста задержали в Белгороде, куда за ним прислали конвой, и отправили в Ростов. С тех пор он под арестом.
"[Все это время] он просто сидит. Органы предварительного дознания не проявляют абсолютно никакого усердия при производстве по уголовному делу, – рассказала Ирина Гак Настоящему Времени. – Из ходатайства следователя о продлении срока содержания под стражей мы узнали, что назначено семь экспертиз, с постановлениями о назначении которых нас не знакомили. То есть Кирилла лишили права задавать свои вопросы экспертам, ходатайствовать о присутствии при производстве экспертиз. У нас есть опасения в связи с этим".
Поскольку держать человека в СИЗО без официального обвинения нельзя, его обвинили по части 2 статьи 214 УК, говорит адвокат Гак.
"Я не считаю это вандализмом, я ходила смотрела на эти надписи, – говорит ростовская активистка Татьяна Спорышева. – Вы меня простите, но надпись не могла испортить эти здания. Это здание невозможно изуродовать, потому что оно уже настолько закрашено, замазано, изуродовано и покоцано, что надпись плохо читается".
