На заседании "Российской энергетической недели" в среду Владимир Путин заявил, что Россия готова восстановить работоспособность подорванных газопроводов "Северный поток". Но это будет иметь смысл в случае их экономически обоснованной эксплуатации, о чем должны договориться Москва и страны Евросоюза, отметил российский президент.
День спустя Путин уже говорил о газопроводе "Турецкий поток" на переговорах с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом. Россия готова рассмотреть возможность создания еще одного газопровода, "Турецкий поток – 2", и открыть на территории Турции большой газовый хаб – для продажи газа в третьи страны, в первую очередь европейские. Если европейцы будут в этом заинтересованы, многозначительно отметил Путин. Как известно, ЕС намерен снизить зависимость от российских энергоносителей до 10% от общего потребления.
Что означают новые газовые инициативы России в экономическом и политическом измерениях, Настоящему Времени рассказывает главный редактор "Новой газеты. Европа" Кирилл Мартынов.
– Путин два дня подряд говорит о газопроводах, о ремонте "Северного потока", о чем Москву в Европе, мне кажется, никто не просит. Объясните, Путин действительно верит, что Европа все еще собирается покупать газ у России?
– Абсолютно уверен, что Путин живет именно в том мире, где без России никакая Европа в энергетическом смысле невозможна. Он считает, что этой зимой его ставка сыграет и газовый шантаж удастся. Мол, нужно подождать и сделать для европейских стран правильное предложение: сочетание кнута и пряника. Не только в отношении войны, но и этих странных манипуляций вокруг газопроводов.
– Когда Путин делает подобного рода заявления, кажется, будто он кому-то отвечает на какие-то вопросы. Европейцы могут его услышать?
– Европейцы до некоторой степени вынуждены слышать Путина, по крайней мере политики. При этом европейские политики строят свои дальнейшие планы. Очевидно, что европейские экономики, немецкая экономика как крупнейшая в Европе, должны перестраиваться на работу в условиях, когда больше не будет дешевого российского газа как источника развития промышленности.
То есть Путина надо слушать, чтобы понять, как от него отгородиться и адаптировать свою экономическую модель к беспрецедентному хаосу и насилию, которые он создал. Путин ждет, что к нему придут просить об экономической милости. Уверен, в нынешних условиях этого уже не случится.
– Путин решил, что Эрдоган – друг? И кто на самом деле для России Турция?
– Путин ищет, на кого опереться. Эрдоган не отказывает ему во встречах, улыбается, жмет руку, российских граждан пускают в Турцию, российский бизнес скрывается в Турции, российские инвестиционные деньги туда пришли. Других союзников, не считая Лукашенко и Северной Кореи, нет.
Даже если Эрдоган считает, что главный на этих встречах именно он, у Путина нет возможности на это как-то всерьез реагировать. У него нет большого количества предложений для мира, да и для этого региона, лидером которого себя видит турецкий президент.
До конца не понимаю, куда Россия собирается продавать газ через турецкий хаб. В Китай все это быстро перебросить не получится, да им столько и не нужно. Индия далеко. Как это должно работать, если Россия теряет своих крупнейших торговых партнеров в Европейском союзе?
– ПАСЕ порекомендовала признать Россию террористическим режимом. Объясните, чем это для режима Путина чревато?
– У нас была дискуссия в редакции. На мой взгляд, в докладе ПАСЕ не было специальной процедуры признания. Но мне кажется, первый шаг к такому признанию сделан. В докладе, в выводах сказано, что политический режим в Российской Федерации имеет террористическую природу. Такой оборот есть.
По крайней мере, есть первый шаг к тому, чтобы крупную ядерную державу начали на высоком политическом уровне называть террористической. И это, конечно, очень серьезный обвал российской дипломатии и статуса России в мире. Еще даже в начале войны такого нельзя было себе представить. Если за этими документами последуют официальные признания, изоляция России примет последовательный тотальный характер.
Это начало очень серьезных процессов изменения политического языка. Если раньше с Путиным хотели общаться, то теперь он террорист. А с террористами, сами знаете, какие переговоры.