Президент России Владимир Путин впервые с 2011 года не будет давать ежегодную пресс-конференцию для журналистов. Даже в 2020 году, в разгар COVID-19, пресс-конференция состоялась – с соблюдением всевозможных мер безопасности. На пресс-конференции Путина аккредитовывали почти всех, кто отправлял заявки, условие было только одно: пройти отбор Федеральной службы охраны. Однако право задать вопрос президенту 99% журналистов не получали. Пресс-конференция почти всегда выглядела так: сначала системные вопросы от журналистов кремлевского пула о состоянии в стране медицины, образования и социальной сферы, экономики и сельского хозяйства, а потом переход к международной политике.
О том, почему в этом году в Кремле решили все-таки не проводить пресс-конференцию Путина, рассказал политолог Андрей Колесников.
– Пресс-конференции Путина не будет. Это было ожидаемо?
– Знаете, мне кажется, что никто вообще ничего не ожидал от него. Он довольно часто выступает. Все, что он мог сказать, он уже сказал, все мантры, которые он 28 раз повторил, известны. Соответственно, в ситуации, когда полностью зачищены медиа в самом начале "спецоперации", как-то даже странно думать о какой-то пресс-конференции. Но есть некий пул, этот пул задает сравнительно удобные вопросы в Бишкеке, в Астане, где-то еще. И этого вполне достаточно. В принципе, Путин находится на пути к абсолютной бункеризации самого себя. Он скорее готов говорить с амвона, его жанр – монолог, а не диалог. Он все еще любит говорить. Может быть, ему доставило бы удовольствие четыре-пять часов посидеть порассуждать, но сейчас не очень хорошее время для пресс-конференций или для прямых линий. Это совершенно разные жанры, но они предполагают, даже если заготовленные, то вопросы. И отвечать стандартно – уже как-то совсем неинтересно. Я думаю, что самому Путину это тоже неинтересно уже.
– Что для Кремля изменилось в этом смысле? Вы говорите, что есть пул кремлевских журналистов, которые будут задавать в каком-то другом формате эти стандартные вопросы, на которые Путин хочет отвечать. Но ведь и раньше так было.
– В принципе, да, но все-таки сейчас ситуация экстраординарная. Сейчас ситуация, когда нужно каким-то образом много раз отвечать на вопросы о целях, о конце того, что он начал, о возможных временных параметрах. В такого рода форматах недостаточно сказать, что цели операции будут выполнены. Какие цели? Когда? Что будет являться победой? Эти вопросы же могут задать даже лояльные журналисты. Зачем ему это нужно?
У него был диалоговый формат с так называемым экспертным сообществом на "Валдае", но это было сверхудобное экспертное сообщество, тем более что там в основном были эксперты, приехавшие из азиатских стран. Было важно обозначить поворот России на Восток или на юго-восток.
А здесь, я думаю, ввиду отсутствия нормальной прессы как таковой устраивать это все – довольно странно даже для Кремля.
– А можно ли из этого всего делать вывод, что самому Путину больше не нужна легитимизация его действий через открытость, с которой ассоциируется любая пресс-конференция?
– Думаю, да, потому что тренд последних лет – когда российская власть теряла всякий стыд, но все-таки пыталась как-то прикрыть что-то какими-то словами, прикрывала разные акции – от Скрипалей до вторжения в американские выборы – прикрывала Пригожина со словами: "Это негосударственная организация, государство не имеет к этому отношения". Сейчас уже никто ничего не стесняется, не стесняется даже того, что восхваляют насилие, восхваляют ракетные атаки, не потрудившись даже объяснить, до какой степени это соотносится с правилами, существующими в мире, хотя бы с правилами ведения войны.
Вот эта потеря стыда, собственно, отменяет необходимость контактов, других мнений, альтернативных позиций, публичных дискуссий и так далее. Сенатор Клишас, который оформляет авторитарное право, сказал: "Самое главное законодательное действие – это слова президента". Слова президента выше законов. Получается, что слова президента выше Конституции. Это говорит о том, что фигуры второго ряда – представители истеблишмента – тоже уже перестали стесняться в выражениях. Я уж не говорю про кремлевские ток-шоу, где уже денацифицируют Казахстан и так далее.
В этой ситуации ему уже ничего не нужно, он идет напролом. И это, кстати говоря, опасно для страны и для мира.
– Я вспоминаю 2020 год, когда из-за COVID-19 до последнего не было известно, будет ли Путин общаться с журналистами. Тогда политологи тоже говорили, что Путин ведет себя очень неуклюже, все перекидывает на губернаторов. Но тем не менее, тогда пресс-конференцию Путина организовали, журналисты кремлевского пула провели в карантине в столичных гостиницах две недели до самой пресс-конференции. Но сейчас даже каких-то причин, почему отменили пресс-конференцию, насколько я понимаю, господин Песков не озвучивает.
– Да, а что тут озвучивать? Причина понятна. Идет такая перманентная катастрофа, которой, спустя какое-то время, исполнится год. Что тут, собственно, объяснять? Потом они внезапно могут объявить какое-то мероприятие. У них, вообще говоря, сейчас политическое планирование, то есть планирование значимых мероприятий идет в каком-то хаотическом режиме. Здесь нет какой-то четкой стратегии, здесь нет, такое ощущение, четкого какого-то графика.
Вообще говоря, послание Федеральному собранию должно было прозвучать. Это как раз удобный формат с комфортной аудиторией, там же после этого мероприятия можно и поговорить с людьми. Но для того, чтобы провести это мероприятие, тоже нужны какие-то свежие месседжи, по крайней мере, как-то скорректированные, четко сформулированные. Нужно какое-то послание в будущее. А этого нет, потому что нет будущего. Будущее – это продолжение этой страшной окопной войны, ракетной войны в рамках того, что называется "спецоперацией". И что, вот это описывать? Или говорить нации и Федеральному собранию, что в будущем году будет мир? А если его не будет – непонятно, какие планы на будущее, что мы там строим – тоже непонятно. Максимум, какие месседжи мы можем посылать населению – что "мы запускаем завод с индюшками и народ будет обеспечен курами", как говорил Аркадий Райкин. Это потолок мечтаний, потолок планирования.
– А можно ли сейчас сделать вывод, что пресс-конференция Путина, которую мы видели раньше, в 2021 году, что это вообще была последняя пресс-конференция Путина?
– Я думаю, что они еще будут. Мне представляется, что он будет с нами еще довольно продолжительный период времени, у него будет еще возможность в какой-то более комфортной для него ситуации такой формат поддержать. У него, собственно, помимо бункеризации, происходит еще один психологически объяснимый процесс – я бы это назвал "фиделизацией" – он любит долго разговаривать. Его это не утомляет, он сидит по многу часов. Может быть, сейчас что-то изменилось, но даже по последним пресс-конференциям мы видим, что он не без удовольствия рассуждает по поводу разных сюжетов. Раньше он любил даже конфликтные вопросы, потом немножечко разлюбил, стал раздражаться: у него играют желваки, он злится. В силу того, что стыд потерян, злится он уже публично, может допускать какие-то оскорбительные реплики: "Яшин – это кто такой?" Он прекрасно знает, кто такой Яшин. И такое смешанное состояние, переходное от чего-то к чему-то. Но, возможно, все-таки этот формат сохранится или вернется в какой-то момент, повторюсь, в более комфортное для него время.
