Утром 27 декабря стало известно, что российского оппозиционного политика Илью Яшина, которого суд в Москве недавно приговорил к восьми с половиной годам колонии, неожиданно вывезли из Москвы и везут в СИЗО-1 Удмуртии в Ижевске. Это произошло еще до вступления приговора в законную силу и до того, как юристы Яшина подали на него апелляцию. Также это произошло накануне свидания Яшина с его матерью, которого женщина месяцами добивалась в СИЗО.
Адвокат политика Мария Эйсмонт в разговоре с Настоящим Временем подчеркнула, что так власти "поздравили" политика с Новым годом. Она не исключила, что это в том числе могло быть сделано для того, чтобы усложнить работу его адвокатов, которые несколько недель не будут знать, где находится Яшин, и не смогут с ним встретиться.
"Любой этап – это стресс для заключенного. Этап до вступления приговора в силу накладывает дополнительные ограничения на возможности подготовки к апелляции и т.д. Ну и кроме того, это этап перед Новым годом: непонятно, доедешь ты до нового места до праздника или ты будешь вообще в пути в это время, будет ли у тебя хотя бы кипятильник или теплое одеяло", – подчеркнула юрист.
– Известно ли вам, где сейчас физически находится Илья?
– Я не знаю, где он сейчас находится. Нам известно, что вчера, 26 декабря, его отправили на этап, конечной точкой которого является СИЗО № 1 города Ижевска в Республике Удмуртия. А где он находится сейчас – мы не имеем ни малейшего представления.
– Вы понимаете, как и почему принималось это решение?
– Нет, мы не знаем, как принимаются эти решения, почему это именно Удмуртия, почему именно сейчас. Сама практика этапирования до вступления приговора в силу, с нашей точки зрения, глубоко порочна, отвратительна. Она мешает людям готовиться к апелляции. Но она при этом не новая: это не первый и не единственный случай, ей уже как минимум года два, а то и три. Они объясняют это тем, что московские СИЗО переполнены. Но вместо того, чтобы, может быть, подумать о том, чтобы меньше сажать людей в СИЗО, они принимают решения каким-то образом распределять людей по другим изоляторам за пределами Москвы.
Понятно, что, если идет суд, то это невозможно. Потому что как вы будете возить человека на судебное заседание? В суде первой инстанции подсудимый обязан присутствовать лично. Но когда уже вынесен приговор... Ну и что, что человеку надо готовиться к апелляции? Ну и что, что ему нужно при этом советоваться с защитниками? Ну и что, что он написал ходатайство об ознакомлении с судебными томами дела, с протоколом судебного заседания, который ему не выдан, и с аудиопротоколом он тоже имеет полное право ознакомиться, подавать на него замечания и т.д. Никого это не волнует!
Они считают: "Нам тебя не надо возить теперь постоянно в суд, поэтому можешь посидеть в каком-нибудь другом регионе!" И людей отправляют. И очевидно, что не у всех защитников будут средства, возможности на то, чтобы поехать хотя бы разово проконсультироваться со своим подзащитным перед судом апелляционной инстанции. Но это тоже мало кого волнует. К сожалению, уже 2-3 года мы все чаще слышим об этих случаях.
– Вы думаете, что Илью специально отправили "на этап", чтобы затруднить подачу апелляции на приговор?
– Нет, я не думаю, что его специально отправили на этап, что сказали: "О, давайте сделаем так, чтоб им было сложнее с адвокатами готовить апелляцию". Было бы странно и наивно полагать, что те люди, которые осудили на восемь с половиной лет человека просто за слова, в которых не было никаких призывов к насилию, просто за рассказ о том, как он был шокирован тем, что мировые СМИ показали в репортажах из города Буча, всерьез опасаются какой-то апелляции со стороны адвокатов. А Илья именно за это получил восемь с половиной лет реального лишения свободы! Я думаю, что это просто какое-то общее равнодушие к судьбам конкретных людей.
– Удмуртия: насколько это страшный регион для заключенного, особенно для "политического"?
– Мне сложно сказать, я вот, честно говоря, не хочу спекулировать, не хочу говорить о том, что это специально такой выбран ужасный регион. Это далеко не самый ужасный с точки зрения учреждений системы ФСИН регион из нам известных. Мы слышали и о гораздо более отдаленных местах, куда посылали, и т.д.
Возможно, что просто был туда этап, и они решили: почему бы не отправить их всех, чтоб они тут, в Москве, не болтались? В любом случае это предположения. А самое важное – то, что сегодня заключенный в московском СИЗО не может знать, когда и куда его отправят еще до того, как он будет окончательно осужден (ну или оправдан), до того, как его дело рассмотрит суд апелляционной инстанции. И в любой момент он может быть куда-то отправлен.
Как правило, этапы занимают непонятное количество времени: это может быть один день, два дня, три, неделя, мы знали этапы, которые длились несколько недель. И за время этапа никому неизвестно, что происходит с человеком. Его родственники находятся в неведении, волнуются. И сам человек, в общем, тоже пребывает не в лучшем состоянии. И все это, в общем, происходит потому, что большое количество людей сейчас арестовано, в частности, в Москве: изоляторы просто не справляются, то число мест, которое в них было, недостаточно для того, чтобы всех вместить. Нам кажется, гораздо разумнее пересмотреть политику "посадок", но на это не приходится надеяться.
Любой этап – это стресс для любого заключенного. Этап до вступления приговора в силу накладывает дополнительные ограничения на возможности подготовки к апелляции и т.д. А этап перед Новым годом, при том, что совершенно непонятно доедешь ты до нового места до праздника или ты будешь вообще в пути в то время, когда будет Новый год... И я не говорю про шампанское, конечно, нет: речь идет о том, сможешь ли ты достаточно обосноваться на новом месте, будет ли у тебя хотя бы кипятильник или теплое одеяло. Элементарные какие-то ингредиенты для условно праздничного ужина. Я имела в виду то, что его таким образом "поздравили" с Новым годом.
И кроме того, мама Ильи лишь недавно смогла записаться к нему на свидание в СИЗО в Москве – это очень непростая история сейчас опять же в связи с тем, что СИЗО переполнены. Как и адвокаты, родственники попадают с трудом во многие московские СИЗО: записываются на какие-то определенные дни на свидание, при том, что сначала они должны получить еще разрешение у органов, в производстве которых находится дело. И, таким образом, вы, конечно, представляете себе состояние человека: ты ждешь свидания с родителями, которое у тебя должно состояться 29-го числа, а вместо этого 26-го ты едешь в сторону Республики Удмуртия с неясной скоростью и непонятным количеством остановок и их длительностью. Ну такое себе, да, "поздравление".
– Знает ли сам Илья, куда его везут? И знают ли обычно об этом другие заключенные?
– По-разному. Кто-то мне рассказывал, что все зависит от доброты души конкретных конвоиров. Кто-то может сразу рассказать, вот мы едем туда-то, а кто-то скажет: "Сиди тихо, доедешь – узнаешь", что-нибудь такое.
Обязанности непременного информирования людей о том, куда отправляются заключенные, у системы нет. Мне чаще о месте, куда везут моих подзащитных, говорят, но обязанности такой у них нет, и они могут сказать: "Пишите адвокатский запрос, в течение 30 суток мы вам ответим". Так могут вполне ответить и родителям: "Пишите обращение, заявление, а вам там ответят в установленном порядке", то есть в течение 30 суток, по-моему.
