Из-за того, что Россия начала войну в Украине, внутри самой России в последний месяц фактически была введена военная цензура и ограничены базовые конституционные права. Это практически военное положение – к такому заключению пришли авторы доклада "Россия. Права человека на военном положении" юристы Павел Чиков и Дамир Гайнутдинов. Правозащитники проанализировали, как изменилось состояние базовых прав и свобод россиян с 24 февраля. Причем подготовка к репрессиям в российском обществе, по мнению авторов, началась задолго до самого вторжения.
Дамир Гайнутдинов, руководитель проекта "Сетевые свободы" и один из авторов этого доклада, ответил на вопросы в эфире Настоящего Времени:
— Очень мне показалось любопытным то, что вы пишите о подготовке к введению этого фактически военного положения. Она, по вашим оценкам, началась в 2020 году, в каких-то сферах – весной, в каких-то сферах – осенью. Расскажите, какие события вас в этом убедили?
— Да, действительно, мы на протяжении 2021 года наблюдали, как пространство свободы постоянно сжимается, все больше и больше новых ограничений вводится, все больше людей оказывается под уголовным или административным преследованием. И не было понятно, почему это происходит, потому что никаких вроде бы таких внешних факторов, которые бы оправдывали такое существенное суровое закручивание гаек не было. В декабре 2020 года были приняты поправки в закон об "иностранных агентах", которые позволили включать в реестр Минюста граждан. Больше всего туда попало журналистов. Сейчас там больше сотни позиций, в основном это журналисты, активисты "Голоса" и целые редакции медиа. На протяжении года очень активно, причем демонстративно происходили включения в этот реестр новых людей и организаций: каждую пятницу все ждали, кого же сегодня включат в реестр. Это продолжалось практически на протяжении года. В это же время происходил разгром основных групп, которые могли бы организовывать протесты, могли бы призывать людей выходить на улицы, групп, которые публиковали какие-то расследования: это структуры Алексея Навального, Михаила Ходорковского – все они были разгромлены и практически вынуждены прекратить активную работу внутри России.
Эти все события, которые каждое само по себе, казалось бы, ничего не означает, будучи сложенными вместе, фактически сформировали такую картину постоянно усиливающегося давления.
— Несмотря на то, что мы как журналисты обо всех этих событиях по отдельности в течение последних двух лет рассказывали, до того, как вы это все не сформулировали, оно все равно не складывалось в единую картину. И тут, конечно, этот дьявольский замысел российских властей открылся совсем уже в своем многообразии. Как вы считаете, с каким из прав и свобод в России сейчас хуже всего?
— Я думаю, что последствия мы сможем оценить только спустя какое-то время комплексно. Но, условно говоря, свобода слова и свобода мирных собраний за прошедший 2021 год были практически уничтожены. Если посмотреть статистику задержанных на протестах, прежде всего первой половины 2021 года, начиная с января и примерно до лета, – то она перекрывает количество задержанных за предыдущие несколько лет. Сложите их с 15 тысячами задержанных буквально в течение последнего месяца, по данным правозащитных организаций "Апология" и "ОВД-Инфо", – и мы получим какую-то колоссальную цифру, которая наверняка будет превышать 30 тысяч человек.
То есть мы видим, что людей, которые не просто выходят на улицы с протестом, а идут по улице, имея какую-то символику на одежде или на рюкзаках, которые кажутся подозрительными полицейским, задерживают. Журналистов, которые все это освещают, тоже задерживают, избивают и так далее. То есть свобода мирных собраний и свобода выражения, конечно, находятся сейчас явно в каких-то суперчрезвычайных обстоятельствах.
А что касается права на уважение частной собственности, например, которое тоже явно в последнее время ограничивается, то масштабы этих ограничений нам, наверное, только предстоит еще оценить.
— Понимаю, что вы оцениваете по факту то, что происходит или произошло в прошлом. Но можно ли делать прогноз о том, какие репрессивные механизмы ждут Россию в будущем? Стоит ли серьезно интерпретировать слова Дмитрия Медведева о том, что теперь мы зато сможем вернуть смертную казнь, выйдя из Совета Европы?
— Что касается смертной казни, то, на мой взгляд, Конституционный суд высказался вполне определенно. И возвращение смертной казни с юридической, с правовой точки зрения невозможно без пересмотра фундаментальных основ конституционного строя. Так что я думаю, это выглядит все-таки больше… Скорее всего, Дмитрий Медведев эмоционально высказывается.
— Как вы думаете, если все-таки можно предположить, в какую сторону будет развиваться это давление? Каковы ваши прогнозы?
— Я, честно говоря, не хотел бы делать прогнозов, просто потому, что в силу профессии юристам это не очень свойственно. Но с другой стороны, изменения – это всегда маятник. И этот маятник, который сейчас качнулся в сторону репрессий, неизбежно должен пойти в другую сторону. И за зимой всегда приходит весна.
— У всех людей, которые так или иначе связаны с адвокатской деятельностью и правозащитой, я спрашиваю, как быть тем россиянам, которым нужна помощь после сентября 2022 года, после окончательного выхода России из Совета Европы, с отсутствием возможности каким-то образом в Европейском суде по правам человека быть представленными?
— Во-первых, российская судебная система, какой бы несовершенной и зависимой она ни была, она все равно оставляет возможности для защиты. Я бы не стал ее полностью сбрасывать со счетов. То есть на российские суды тоже можно рассчитывать, несмотря ни на что. Во-вторых, 16 сентября 2022 года возможность обращаться в Европейский суд не прекратится еще окончательно: можно будет обращаться и после в ЕСПЧ по нарушениям, которые имели место до 16 сентября 2022 года. То есть, условно говоря, если 15 сентября вас задержат, то все суды пройдут уже после этого числа, и вы все равно сможете обратиться в Европейский суд. Кроме того, есть другие международные механизмы защиты, в том числе и Комитет по правам человека ООН. Так что я бы не стал тоже говорить о том, что русские останутся беззащитными.
— То есть все плохо, но не очень в этом смысле?
— Да, но в любом случае надеемся на то, что национальные суды будут защищать права человека в том числе.
