В ночь на 22 июня 1941 года в Советский союз пришла война, которая к тому моменту уже затронула жизни миллионов людей по всему миру. В этот день киевлянка Нина Герасимова начала вести свой дневник. На протяжении всего периода оккупации она детально записывала в свою темно-бордовую тетрадь личные переживания и порой противоречивые мысли.
Через десятки лет после окончания войны Герасимову наградили грамотой «Праведника Украины» – рискуя собственной жизнью, девушка долгое время укрывала у себя дома еврейскую семью Гринбергов от массовых расстрелов в Бабьем Яру.
Теперь рукописи хранятся в Национальном музее истории Украины – Мемориальном комплексе в Киеве, а их цифровая версия – в редакции издания "Гордон". Настоящее Время публикует выдержки этих дневников. Орфография и пунктуация автора сохранены.
1941
22 июня 1941 года
Война. Сегодня в четыре часа утра немецкие самолеты произвели налет на Киев. В семь часов сквозь сон слышала взрывы бомб, но думала – это обычная учеба. Утром в городе было тревожно и напряженно, хотя никто ничего не знал. Многие думали, что это маневры.
В 10 утра я пошла в вуз, там мне сказали, что положение очень серьезное, на Соломенке горят аэродромы, и есть раненые. Никто уже не сомневался в правдивости этих слухов. В 12 часов сообщили, что будет выступать по радио Молотов. Все собрались в столовой. Молотов сообщил, что Германия напала на нас во многих пунктах через Финляндию, Румынию и другие границы. Бомбила Киев, Житомир, Таллин и Севастополь. Все в молчании слушали, потом разошлись по домам. Убито и ранено в Киеве 200 человек. Я не волнуюсь, очень спокойна, хотя городу грозит большая опасность. Не верится, что со мной может что-либо плохое случиться. Какое-то необыкновенное спокойствие. Немного болит голова, это я немного простудилась.
Неужели Киев будет разрушен?!
25 июня 1941 года
Вчера день прошел спокойно. Сегодня во время завтрака в семь утра послышался шум моторов и взрыва. Я видела через окно, как били зенитки. Все убежали из буфета. Я заканчивала завтрак одна под взрывы бомб. Все собрались в коридоре.
2 августа 1941 года
С двух часов ночи я не спала. Где-то вдали рвались снаряды, все время летают самолеты, бьют зенитки, бьют орудия. Видимо, бои где-то недалеко от Киева. Говорят, что прорвались две танковые дивизии и бои идут в Василькове. По радио передают веселые песни, а где-то гибнут люди. В Москве введена карточная система на продукты.
4 августа 1941 года
Вчера в конце дня летали немецкие самолеты, их обстреливали. Мама с испугу даже расплакалась. Ночью слышала все время гул от взрывов. На Москву каждый день налеты, там пожары. В Киеве утром объявили тревогу. Велись бои над мостом в районе Петровки. На базаре ничего нет. За это время было 17 налетов на Ленинград, но они все были отбиты.
7 августа 1941 года
Не переставая грохочут орудия. Немцы около Голосеева. Утром население Голосеева бежало в город. По улицам много машин и подвод, груженых вещами. Киев взят в подкову. Чувствуется близость фронта. Никто уже не надеется, что Киев удержат. Ночью спать не придется. Мы все сложили в чемоданы и узлы на всякий случай. Мама ушла ночевать к знакомым, а я не хотела. Смерти я не боюсь, я так много волновалась, столько намучилась, что мне ничего не жаль. Я давно убита. Мама все плачет и волнуется. Боится за меня, меня это удивляет и немного смешит. Ведь она сделала мне так много плохого, так беспощадно разбивала мои успехи, а теперь волнуется. Смешно.
5 сентября 1941 года
На окопы брали без разбора, даже с маленькими детьми. Но столько людей оказалось не надо. Многие вернулись.
6 сентября 1941 года
Ночь прошла спокойно. Дороговизна страшная. Сало стоит 100 рублей.
18 сентября 1941 года
Страшное творится в Киеве, беспрестанные взрывы, грохот, стрельба, небо заволакивают клубы дыма. Взорвали ТЭЦ, депо и другие сооружения. Дым со всех сторон. С утра нет воды, радио не работает с шести утра. Была в городе. Бесконечное количество военных подвод, машин, идут войска. Как-то грозно стало и холодно. Много раненых, много плачущих женщин. Видимо, идет отступление. Это, наверное, последняя ночь. Невозможно писать, все гремит и грохочет. Первый раз я почувствовала удар воздушной волной. Все ценное в Киеве разрушено. Беспрестанно звенят окна. Окна я заставила матрасом, подушками, чтобы не быть раненой осколками стекла. А мама все плачет. Мне не весело, но я относительно спокойна. Со всех сторон пожары. Как долго строили, и как быстро разрушать.
19 сентября 1941 года
Ночь прошла тревожно. Первый раз за все время я спала одетая.
Вчера вечером все небо было охвачено заревом. Я вышла на улицу. Виден был сильный пожар за ж.д. полотном. Видна была волна огня. Позже началась сильная стрельба, все гудело и дрожало. Я думала, что это идут бои в городе, но сегодня узнала, что это в Шевченковском саду взрывали все припасы. В саду стоят деревья с ободранной корой и поломанными ветками и представляют собой печальное зрелище. Ребята собирают гильзы. В близлежащих домах вылетели все стекла. Утро было холодное, пасмурное. Сильный ветер шел по небу, темные тучи. Город я не узнала. Как будто это не Киев был. Пусто, грязно. Мертвый город.
Рано утром грабили магазины, но там почти ничего не было. Все вывезли. Сейчас появилось холодное солнце. Я пошла на Крещатик. Улица почти пуста, редкие люди бежали обратно, перепуганные, что в городе немцы. Говорили, что около молочного магазина лежат убитые. Жители их забрали. Киев сдан без боя.
Вступили немецкие войска на мотоциклах. Молчаливо и холодно смотрели на них. В Киеве оживленно около магазина. Тащили все, что попадется, особенно игрушки. Разбирали мешки заграждений. Но людей было мало, боялись. Улица была засыпана осколками стекол и бумажками. День был необычайно холодный и пасмурный.
(...)
20 сентября 1941 года
Говорят, что выпущено какое-то воззвание. Евреи страшно перепуганы. Скорее бы установился какой-нибудь порядок. Немцы застрелили (написано неразборчиво. – ред.) Пришли в квартиру, стали сильно стучать. Я не могла никак им открыть, был испорчен замок. Они кричали, грозили оружием. У соседей взяла сахар, варенье, подушки. У (написано неразборчиво – ред.) сняли с руки часы, она даже не успела опомниться. Настроение ужасное. Говорят, что взят Ленинград, Полтава, Москва окружена!
26 сентября 1941 года
Горит Пушкинская, Музыкальный переулок. Дом взрывается, и невозможно ничего сделать. Нет воды. Все люди из больших домов с узлами идут по улицам. Многие живут на улицах. Сегодня гнали большую толпу евреев.
Ночь была темная. Со стороны Крещатика шли густые клубы дыма. И над нашим домом стоит большое зарево, от него даже земля стала розового цвета. Все время видны вспышки и слышно, как взрываются дома. Разошлись спать поздно. Разбудила ночь нас Еф. Ив. Откуда-то стало известно, что немецкое привезенное радио сообщает, что весь город должен эвакуироваться. Короленко будет взорвана. Мама в панике стала собираться, сердится. Было просто жутко. Взяли самое ценное и вынесли в коридор.
Некоторые соседи ушли на полевую. Я с другой частью соседей вышла на улицу. Было страшно смотреть, как люди с детьми, нагруженные чемоданами и узлами, еле шли, стараясь бежать.
Мы останавливали некоторых, спрашивали, кто велел уходить, и все говорили по-разному. Кто говорил, что весь город будет взорван, другие, что только часть города.
Рядом с нашим домом у школы 45 стоял немецкий пост. Подойти к постовому и спросить все боялись, чтобы не убил. Мне все надоело, и я решила пойти одна. Говорю по-немецки я плохо, но решила, что как-нибудь смогу спросить, что нам делать и понять ответ.
Немец, стараясь четко говорить, объяснил, что наш квартал в безопасности, что уходить надо из района Оперного театра. Я вернулась и сообщила это соседям. Я пригласила к себе оставленную мною семью – мужа, жену и старуху. Они были чрезвычайно благодарны и хотели хотя бы ночевать на лестнице. Но я пригласила их домой, угостила чаем. Мария Федоровна обнаружила, что она потеряла все паспорта. Пошла искать, но не нашла. Спать легли под утро. Сегодня я оставила их жить у себя. Филипп Игнатьевич – юрист. Он сегодня утром меня очень очаровательно поблагодарил за гостеприимство. Мне как-то стало неудобно. Мария Федоровна все не может успокоиться и волнуется из-за утерянных паспортов.
28 сентября 1941 года, 20.00
Каждый час новости. В середине дня был вывешен страшный для евреев приказ: чтобы завтра 29.09 все они явились к восьми часам утра на Лукьяновку (Бабий Яр) с документами, теплыми вещами. Кто не явится, тот будет расстрелян.
Как видно, все они будут высланы из Киева. Волнение среди евреев страшное. Тяжело видеть страдания людей. Многие из них думают, что они идут на смерть. Пришла Мария Федоровна, страшно взволнованная, и сказала, что они евреи и завтра им нужно идти. А паспорта у них были русскими, но она их потеряла. Тяжело было смотреть, как плакал Филипп Игнатьевич, стараясь скрыть слезы. Я дала ему валерьянку.
Евреи этого никак не ожидали. Вечером пришел Виктор и позвал Ф. И. играть в дурака. Я отговаривала, но он боялся не пойти, чтобы не вызвать подозрений, т.к. все соседи их считали русскими. Скоро вернулся. Люда мне сказала, что ей сказал Арончик, что евреев вышлют в Советский Союз. Я с радостью прибежала и сказала своим. Ф. И. поверил, был страшно рад и сказал: "Ниночка, вы у меня с души камень сняли, позвольте мне вас поцеловать" и поцеловал в щеку. Я этот поцелуй никогда не забуду. Пошел лично поговорить с семьей Арона.
Я уговорила завтра отправить только старуху, а самим пока не идти. Все равно в один не отправят, а там видно будет.
Старухе 80 лет. Она просила, чтобы я никогда не расставалась с подаренной мне пудреницей и всегда помнила, что ее молитва всегда со мной. Приготовила ей белые сухари на дорогу.
С раннего утра толпы евреев тянулись по улицам с узлами и чемоданами, детьми. Зрелище было тяжелое, не слышно было слез, шли все молча, никто из русских жителей не позволил себе ни одного хулиганского выпада против них. Ф. И. и М. Ф. я не пустила. Они послушались меня. Вполне возможно, что русских тоже выселят из Киева и сделают его полностью украинским городом.
Скорее бы окончилась война!
30 сентября 1941 года
Узнали, что евреи расстреляны в Бабьем Яру. Никто этого не ожидал. Хорошо, что не пустила Ф. И. и М. Ф. Ф. И. сказал, что лучше бы он свою мать своими руками отравил. Но кто же знал. Она также не могла оставаться у меня. Все русские в квартире, и они подозрения ни у кого не вызывают. Страшно.
10 октября 1941 года
Страшно пройти по Крещатику, одни обгорелые развалины. Нет Николаевской улицы, разрушен цирк. Страшно смотреть на Прорезную улицу. Улицы нет, не видно даже дороги, все загромождено развалинами. Разрушена Меринговская, Лютеранская, Институтская и часть улицы Ленина. Нет слов для возмущения. Каково злодеяние! Разрушен центр без всякой цели.
19 ноября 1941 года
Жизнь не налажена, на все бешеные цены, я сильно похудела, т.к. питание очень плохое, у меня большая слабость. Пока нигде не работаю. Меня возмущает Ли, она прекрасно живет, нет ни в чем недостатка. Раиса страшный паникер, она боится голода, боится, что людей безвинно будут расстреливать. Для острастки. Настроение у них похоронное. Лишь я с надеждой смотрю вперед, не умею жаловаться и плакать. Мне море по колено и на душе у меня покой.
31 декабря 1941 года
Конец этого страшного года. Я с надеждой на лучшее вступаю в новый год. Хотелось бы, чтобы ни я, ни мама не болели и были бы невредимы, чтобы скорее окончилась эта ужасная война, и чтобы я окончила в этом году институт.
Счастливой жизни желаю себе в новом году. А сколько людей не встретит Новый год!
Сколько раненых и умирающих будет в эту ночь. Зима, да еще сильные морозы. Невозможно представить весь ужас на фронте. Хочется всем пожелать удачи, счастливой встречи Нового года, особенно тем, которые сейчас находятся непосредственно в бою.
Скорее бы конец войне! Сколько миллионов людей вздохнуло бы с радостью! Когда она окончится?! Скорее бы прошла зима и наступило тепло. Всю неделю мороз -17 градусов. Счастливого Нового года желаю всем своим!
"На вокзале творится что-то страшное. Массовые похороны, слезы и истерики, вопли и обмороки. И все это заглушает духовой оркестр".
28 января 1942 года
С начала этого года тоже никаких перемен.
6 апреля 1942 года
Второй день Пасха. Пришел Виктор Иванович разодетый и сделал торжественно мне предложение. Просил подумать, т.к. это было сделано в очень мягкой форме. Я поблагодарила его за расположение ко мне. Конечно, я и мама были бы обеспечены, но это совершенно невозможная вещь!
Погубить свою жизнь из-за матери и сильной выгоды. Конечно нет, даже думать нечего. В. И. обещал завтра устроить на работу, это особенно необходимо, т.к. есть постановление отправить из Киева 25-30 тысяч человек, и в первую очередь неработающих. Работа меня не интересует, но хорошие обеды и пайки. Настроение в городе плохое. Все страшно дорого, снабжения никакого. Пшено 15 рублей стакан. Десяток картофелин 100-120 рублей, черная мука 10 рублей стакан, хлеба дают 0,5 кг в неделю. Жить тяжело.
1 мая 1942 года
Целый день мелкий дождь. Должна была быть демонстрация, но ее отменили из-за дождя. Настроение соответствует погоде. Я ничего хорошего не ожидаю.
Работать начала 8.04 на фабрике и в этот же день меня вызвали повесткой в Германию и маму тоже. Я быстро освободилась от этого, т.к. предоставила справку о работе. Сложно было с мамой, ее обязательно хотели забрать. Мне пришлось много повозиться, но я ее буквально на кончик выхватила. Через несколько дней пришел Дзуль и предложил работать по специальности на заводе "Большевик", но я отказалась. Я же русская!
Весь город охвачен волнениями, только и говорят об отправке в Германию. После врачебного осмотра отправляют под конвоем, сажают в товарные вагоны и в Германию. Не дают времени на домашние дела. Все бросались, без всякого разбора разбивались семьи, а в паспорте писали, что данный человек добровольно едет в Германию.
Сколько волнений, сколько слез! Только немного успокоились, как новое распоряжение: забирают в Германию детей от 14 лет. Это еще страшнее, и этого никто не ожидал. На вокзале творится что-то страшное. Массовые похороны, слезы и истерики, вопли и обмороки. И все это заглушает духовой оркестр. Когда поезд тронулся, то стоял стон от воплей и криков отъезжающих детей и родителей. Горе людское невозможно описать. Нахальство неописуемое. Все, что писала о немцах раньше, бледнеет перед действительностью.
Живут в Германии в бараках, под конвоем ходят на работу. Люди находятся на положении рабов, а то и хуже. Хорошеньких девушек берут в горничные. Отношение к немцам очень враждебное. У меня сейчас какое-то безразличное настроение. Ничего не жаль. Привыкаю к мысли, что Германии мне не избежать.
14 августа 1942 года
Я страшно взволнована, просто все дрожит. Только что отправила маму в Казатин. Посадила в паровоз на ходу, не успела ни одного слова сказать. Страшно тревожно на душе. Она уехала без денег и почти без вещей.
Лишь бы все было благополучно. Завтра в 3 часа утра пойду встречать этот поезд. Надеюсь, что она устроится. Неужели ей будет плохо? Солнцев велел ее отправить на село, чтобы она лучше питалась, иначе будет плохо. Она весит 2 1/2 пуда (около 41 кг – НВ).
18 августа 1942 года
Получила от Вити прекрасные цветы. В. очень красив, мягок и нежен, и немного напоминает Славу.
5 ноября 1942 года
Какие люди подлецы и мерзавцы, я же слишком доверчива. У меня уже нервы просто не выдерживают. Я ушла бы куда-либо работать в другое место, да боюсь, чтобы в Германию не взяли. Тут мы проходим под видом слепых. У меня страшно тяжело на душе. Скорее бы мама сообщила что-либо о себе. Мне необходимо лечение, а денег нет.
31 декабря 1942 года
Кончается этот ужасный год. Наступает Новый 1943 год, но я от него ничего хорошего не ожидаю. Одна беспросветная тьма. Конца войне не видно. Опять ожидают набор в Германию. Удержусь ли я?
Сейчас я одна. Надела хорошее платье, убрано, в комнате пока тепло. Напилась чаю с ячным хлебом. Коптилка едва освещает стол. Ужасная зима. Одна печь меня вымучила. Не работаю. В. И. последние силы вымучил. На Рождество поеду за мамой. У немцев хорошего мало – они ведут оборонные бои. Наши наступают. Так что не так-то просто победить Россию.
Как можно смеяться, танцевать и петь, встречая Новый год? Когда столько крови льется, когда каждую минуту кто-то умирает и страдает. Что несет Новый год? Лишь бы он не был хуже этого. Хотя бы не уезжать из Киева и быть здоровой и мне, и маме. И чтобы окончилась война.
27 января 1943 года
Мои именины, мой любимый день, но никогда он не был так плох. Холодно, грязно, неуютно. На работе меня все поздравили и находят, что я очень интересна. Сегодня день очень тревожный, идет большая переброска войск – по улицам идут машины, орудия, все окрашено в белый цвет. Поезда загружены военными, частный проезд запрещен. На базаре все вздорожало. Буханка хлеба в 1 1/2 кг стоит 140 рублей. Я рада, что так удачно сходила к маме и у меня все есть. Удачно починила туфли. Взяли 300 рублей, это очень дешево. Хотели 500 рублей.
Сегодня на улице повесили людоеда. Сотни человек стояли несколько суток и ждали этого. Он был бездарный инспектор Корниенко. У него обнаружили труп женщины. Ходили слухи, что это он убил 28 человек и мясо сбывал на колбасу и на пирожки. Волнение в городе было большое. Сегодня появилась заметка в газете, что он убил девочку 15 лет на сексуальной почве. Сварил ее мясо и ел.
Страшно думать о приближении фронта. Будет бомбежка и Киев будет разрушен. Придется куда-либо уходить. Страшно, страшно, особенно уходить в холод.
18 апреля 1943 года
Ли находится на полном содержании немцев. Я никогда этого не ожидала. Она забыла, что ее муж на фронте. Не думаю, чтобы немцы ее всем снабжали из одного расположения к ней, и, конечно, дело не ограничивается одними поцелуями, как она говорит. Встречать с немцами Новый год! Вот так Ли! Все наряжается, страшно красится и посещает все театры с немцами. Мне было бы стыдно, чтобы меня кто-либо увидел рядом с немцем, а она гордится своим "успехом".
У нее страшно вульгарный вид, стало неприятно смотреть. Но мои нотации она не слушает.
23 августа 1943 года
Сообщили по радио, что эвакуировали Харьков, что он превращен в груду развалин и не представляет теперь никакой ценности. Несчастный город, что там творится? Неужели такая же участь ожидает нас? Страшно думать, что все улицы будут превращены в развалины. Киев ожидают тяжелые дни.
19.08 я говорила на товарной станции с харьковчанами. Они рассказывали об издевательствах русских над жителями. Масса арестов. Причем всех женщин, которые гуляли с немцами, арестовывают и оскорбляют. Меня это не трогает, так как я никогда ни с одним немцем не говорила и даже со своими не хотела знакомиться и гулять. Как-то неинтересно было и далека от этого.
Как это моя Л. будет, она ведь действительно превратилась в немецкую овчарку. Ей даже неудобно заходить ко мне. Скоро же она пошла по плохому пути. А я действительно могу гордиться собою. Говорят, что есть эвакуированные из Полтавы фольксдойче. Вот этих продажных людей мне тоже не жалко.
25 октября 1943 года
Вот я и беженка! Трудно сразу все описать. 17 октября я увидела, что придется выезжать. Выселяли улицу за улицей. 17.10 с Л.Б. пошли устраиваться на табачную фабрику, носили табак. С большим трудом я получила повязку, что работаю, и это давало право некоторое время оставаться в Киеве.
18.10 я договорилась с одним шофером, я в течение получаса должна была погрузиться. Мама от волнения чуть не плакала, металась из угла в угол. Кое-как побросала вещи в машину, остальное все бросила. Я даже не стремилась взять лишний узел, т.к. была уверена, что и то, что взяла, придется бросить. Сели в вагон. Потом стали говорить, что эвакуация прекращена на восемь дней. Я очень жалела, что поспешила с отъездом, и не знала, что делать, не лучше ли вернуться. Но никто сам лично не слышал этого распоряжения.
"Это конец!" – пронеслось в голове. Инстинктивно обхватив маму, пригнулась к постели с закрытыми ушами, чтобы не слышать разрыва от бомбы
Во всем вагоне были только втроем. Простояли сутки и лишь 20.10 тронулись. Медленно ехали и долго стояли. Наконец 21.10 в шесть вечера добрались до Фастова. По дороге видела страшную картину крушения двух паровозов и вагонов, которые валялись опрокинутые и обгорелые. Говорили, что две ночи бомбят Фастов. Лишь только мы приехали, как послышался тяжелый гул самолета. Мы смолкли. Гул приближался. Ясно было, что это русский самолет, и вдруг раздался грохот, упала бомба, через мгновение опять услышала свист падающей бомбы. "Это конец!" – пронеслось в голове. Инстинктивно обхватив маму, пригнулась к постели с закрытыми ушами, чтобы не слышать разрыва от бомбы, и третий раз грохот. "Это смерть", – подумала я.
Мама, плача, перекрестилась и поцеловала меня и Лидию. Сидеть больше не было возможно. Мы выбежали из вагона. Было светло, как днем. Мы и соседи из другого вагона побежали через линии за какой-то дом и там легли за стенкой. Все гремело и грохотало от бомб и зениток. Я все время держала маму, была около нее. После побежала дальше, перелезла через какой-то забор, опять линии, линии, без конца. Наконец попала в какой-то ров. Я собой закрыла маму, чтобы если суждено быть убитой, так это была бы я, а не она. После стала немного осматриваться. Взрывы были справа. Мы, освещенные ярким светом ракет, пробирались садом, а потом побежали селом. Через какой-то сад. Когда утихло, вернулись назад и решили не спать, а по очереди дежурить.
Дежурила я, клонило ко сну, и вдруг опять гул. Я подняла тревогу. Опять побежали, но все было спокойно. Когда вернулись обратно, наших вагонов уже не было. Остались без всего, в чем стояли. Мама просто онемела, я была совершенно спокойна. Лишь час назад могли погибнуть не только вещи, но и наши жизни. Мы думали и спасали только себя. Пошли искать свои вагоны, и опять гул самолета. Он сбросил красную ракету. Мы опять побежали, но все было спокойно. Вскоре нашли свой вагон, тогда мама расплакалась. Конец ночи прошел спокойно. Мы хорошо отделались. Три вагона в нашем поезде были разбиты первыми тремя бомбами. Наше счастье, что самолет не пошел по длине эшелона, тогда был бы конец нашей жизни.
На рассвете поехали в Белую Церковь. Добрались благополучно. Маму поездом отправили в Ракитное, а сами остались ночевать в вагоне. В эту ночь налет на Фастов был гораздо сильнее. Были такие взрывы, что у нас в вагоне дрожали двери. Нервы были расшатаны. Ночь прошла тревожно. На другой день, 23.10, приехала машина и отвезла нас в Ракитное. Увидя меня, мама расплакалась; она думала, что ночью бомбили Белую Церковь.
В Киеве уже 19.10 выгнали всех с нашей улицы. Паньковскую выселили всю в течение 45 минут. Выгнали всех из города, и слухи о прекращении эвакуации были ложью. Какой это все же ужас. Вчера и сегодня я отдыхаю. Пока живем у Нины Брюно. Ракитное – красивое местечко. Но сегодня опять тревожно. Забирают племенной скот, повозки, копают окопы. В соседнем селе разбит сахарный завод. Надо ехать в более глухое село. Что делать? Где спасение? Как я устала. Хоть бы дальше повезло.
23 ноября 1943 года
Рано утром уехали немцы. Им, видимо, тоже воевать надоело.
2 декабря 1943 года
Вчера была в Ракитном. Там повесили трех мальчиков за бандитизм, а родителей их расстреляли.
31 декабря, пятница
Вчера вечером началась артиллерийская стрельба и все время усиливалась. Была у Веры Ивановны, она боялась и крестилась. Я не давала ей прислушиваться и старалась поддерживать бодрое настроение. Все слухи о Белой Церкви оказались ложными. Там относительно спокойно. Никого не эвакуировали. Легла спать в 11 часов. Спала плохо.
Сегодня утром была в селе суматоха и паника. Мужчины бегали и прятались, женщины кричали, махали руками. У нас в хате тоже все дрожали. Мама бегала от окна к окну. Я своим спокойствием повлияла на домашних, и они успокоились. Проходящие добровольцы рассказывали, что их разбили примерно 12 км отсюда. Наши могут вскоре быть здесь. Возможно, что и завтра. Это наиболее тревожное время, скорее бы его пережить.
Наконец окончится этот страшный год. Хочу надеяться, что новый, 1944-й, год не будет такой ужасный. В этот год я много пережила и все потеряла, что наживалось годами и с таким трудом. Что-то ожидает меня в новом году. Одно желание – чтобы окончилась война и опять быть в Киеве.
Буду работать по специальности или же пойду работать сестрой. Сестра из меня будет хорошая.
5 января, среда
Провели страшную ночь. Прошел фронт. Вчера страшно грохотало, но я все же разделась и могла спать. Но в 11 часов ночи начался свист снарядов, вспышки огня – строчил пулемет. Я мгновенно оделась. Лишь мама искала то одно, то другое. Все свои вещи побросали в погреб и сами там сидели несколько часов. Когда немного утихло, вернулись домой. Уснула я под утро тяжелым сном. Ночью шли танки, войско, видимо, разбитые части. Сегодня утром началось что-то невообразимое. До 12 часов просидели в погребе. Строчил пулемет, гремели орудия и слышалась ружейная стрельба. Как видно, вошли русские и был бой. Все попрятались. Я не могу переносить лишь гула самолета. Начался воздушный бой. Грохочут орудия. Немецкий самолет спасается бегством. Опять стреляют...
6 января
Наконец-то вошли наши. Настоящие русские сибиряки. Молодые, бодрые, уверенные в победе. Вчера едва успела покушать, как началось наступление. Был какой-то ужас! Гудели орудия, самолеты, танки. Вышли мы из погреба, когда уже темнело.
Скоро увижу Киев! Что-то застану там, тревогой сжимает сердце. Где буду жить?
9 января, воскресенье
Сегодня буду собираться, чтобы идти в Киев. Волнует меня здоровье мамы. Она все кашляет. Скорее бы в Киев. В селе много убитых, кто плачет, а кто радуется приходу мужей, сыновей. Война для меня окончена. Я собираюсь домой. Германия, конечно, уже разбита и больше с силами не соберется для наступления.
Начались безуспешные поиски комнаты. Старая комната занята, вещи вывезены. Нужно подавать в суд.
16 февраля, среда
Сколько волнений было за это время и мучений, описать невозможно. Это было хождение по мукам. 10.01 я вышла из села с небольшой котомкой. В Киев. Лишь только я прошла немного, как часть спутников вернулись обратно в село. Пройдя дальше, я так устала, что тоже повернулась назад. Около села мне встретилась подвода, которая подвезла до Черкасс, потом шла, затем какая-то машина подвезла до Василькова.
На другое утро была страшная метель, которая сбивала с ног, но я все же вышла на дорогу. Через два-три часа меня взяла машина. Приехала в Киев в шесть вечера. Страшно замерзла. Идя по городу, я увидела новые разрушения. Сгорела часть Красноармейской, Саксаганского, Короленко, Тарасовская.
На душе было тяжело и совершенно не радовало, что я опять в Киеве. Пошла к Лиде. У нее жил какой-то майор. Меня это страшно удивило, но потом поняла, что все идет закономерно, иначе и быть не может. Она опять поменяла шкуру. Надо лишь брать пример и учиться у нее. Но я не смогу, уж слишком у меня прямолинейный характер. Я им помешала, но была так утомлена и замерзла, что не могла искать другого места. Спала в нетопленной комнате и думала, что совершенно простужусь. Начались безуспешные поиски комнаты. Наконец нашла очень плохую на пятом этаже. Старая комната занята, вещи вывезены. Нужно подавать в суд.
Бросив все, поехала к маме. С большим трудом добралась. Все машины загрузли в грязи. 10 км ехала шесть часов. В три часа ночи пошла к маме. Она бледная, худая и все кашляет, а главное, она не смотрит за собой. Без меня тяжело болела.
Была в селе один день. Вещи оставила у Веры Ивановны. Тяжело все же от кого-то зависеть.
Приехала в Киев и 15.01 пошла на завод КЗТС, была горячо встречена. Сейчас работаю там инженером-химиком. Сейчас в отпуске, со 2.02 по 18.02. Завтра хочу поехать к маме, чтобы взять часть вещей и продуктов. Вчера была в институте. Меня приняли на четвертый курс дневного факультета химии.
Жизнь идет полным ходом. В городе работают кино, театры, заводы. Хлеба дают по книжкам по 300 грамм. За ним стоят очереди с трех часов утра.
Побед у нас много, взято много городов. Берлин бомбят, но конца войне еще не видно. Сообщали, что Германия предлагает Англии сепаратный мир. Но после Англия дала опровержение. Все время пишут о зверствах немцев, идут расследования. Я так устала, так измучена, что нет энергии о чем-либо заботиться, покупать, доставать. Тяжело, страшно тяжело.
Получила письмо от матери Игоря. Меня очень тронула ее забота обо мне. Видела Гришу. Он очень тяжело страдает от того, что он еврей. Он со мной был очень откровенен. Очень жаль его.
13 марта
Меня совершенно никто не интересует и не интересовал все эти годы. Считаю, что в годы войны не до увлечения, даже как-то и в голову это не приходило. Да и раньше я никогда не увлекалась, меня только забавляло, когда в меня влюблялись. Когда пройдет эта ужасная война! В течение всей войны у меня не было ни одного светлого дня. Да и как можно было смеяться, когда столько страданий, столько льется крови!
21 марта
Сообщили по радио, что взята Винница. Говорят, что она горит несколько дней. Говорят, что немцы оккупировали Венгрию.
Мои дела скверные, купить из мебели ничего не могу. Взяточничество и произвол страшные. Мебель можно достать только через знакомства за взятку. Честным путем сделать ничего нельзя. Возмущает все это безобразие.
Сегодня ко мне подошел бледный худой красноармеец и попросил милостыню на хлеб.
28 апреля
Не могу я жить: измучилась я страшно.
7 мая
В ночь с 5-го на 6-е опять бомбили Дарницу в течение полутора часов. Говорят, что немцы пошли в наступление. Неужели они применят газы?! В Киеве вся торговля в руках евреев. Они воюют на трудовом фронте! Недовольство ими страшное.
26 июня
Было открытие стадиона. Ровно на три года опоздание. Л. была на открытии. Она весело живет, время не теряет. Вернется Алеша – она опять будет примерной женой. Страшный наплыв евреев, занимают теплые места.
1 октября, воскресенье
Последнее время много работаю по выполнению производственной программы, даже начальник цеха сказал, что я золотой работник и одна вывожу цех, и это верно. Домой возвращаюсь в час-два часа ночи.
16 октября
На заводе меня держат просто на цепи. Поругалась с начальником. Мне кажется, что он мне просто хочет помешать получить образование, потому что я русская.
Слушала выступление Сталина. Слушать его тяжело. Он совершенно не обладает даром речи, но все же говорит лучше, чем раньше.
26 ноября
В комнате холодно, коптилка нагоняет тоску. С утра до вечера я занята. В городе сильно развит бандитизм. Раздевают, чуть стемнеет. Нет ни одного светлого дня. Все заботы и заботы. Видно, родилась я для одной работы. Выходных дней почти нет.
19 января, пятница
Сегодня необычный день! Успехи на всех фронтах. Взяли Краков, Лодзь. Все фронты пошли в наступление.
13 апреля
В шесть часов утра сообщили, что умер президент США Франклин Рузвельт, от кровоизлияния в мозг. Сегодня вечером сообщили, что взята Вена, несколько дней велись уличные бои. Союзники продвигаются почти без сопротивления немцев.
27 апреля, пятница
Сегодня сообщили, что наши войска и войска союзников соединились в центре Германии 25.04. Москва салютовала 24 залпами из 324 орудий. По радио выступали с короткими речами Сталин, Черчилль, Трумэн. Часть Берлина взята, идут большие уличные бои.
Лучше Муссолини сам покончил бы с собой, чем терпеть издевательства. Гитлер, видимо, это учел.
9 мая, среда, 2 часа 40 минут ночи
Конец войне. Победа! Победа! Ура! Наконец наступил этот долгожданный день.
Первый день мирной жизни. Конец войне! Конец всем ее ужасам для всего мира. В 2 часа 30 минут радио сообщило о полной капитуляции Германии и конце войны с 23 часов 8.05. Протокол подписан в Берлине с нашей стороны маршалом Якубовым, от Германии – Кейтелем. Играют марш. Слышится в городе стрельба, вспышки разноцветных ракет. Какая радость! Какое счастье для всех! Меня сильным стуком разбудила соседка. Сегодняшний день объявили Днем победы. Трудно даже описать свои ощущения. Наступил день, которого я так ждала, которого ждал весь мир. Сколько перенесено ужасов за эти годы!
Мучений, волнений, бомбежек, пожаров и, наконец, изгнания. И теперь все это позади! Сколько пролито крови, убитых и искалеченных. Мне кажется все же, что Гитлер до сегодняшнего дня не дожил. Сейчас по радио передают о безоговорочной капитуляции Германии. 23 часа.
После сообщения о победе я спать не могла. Оделась и вместе с мамой и Тасей пошли на улицу. Зашли к Л. и пошли все к опере. Утро было изумительно теплое и ясное. Людей было мало. Я встретила первый мирный рассвет. В 14 часов началась демонстрация. Несмотря на сильный, но кратковременный дождь, люди все были на улице. Я видела весь парад, прошла с колонной мимо трибуны.
Вечером с Игорем пошла гулять. Улицы были запружены людьми. Небо было освещено прожекторами. Их было очень много. Взлетали разноцветные ракеты. В девять часов вечера по радио выступал Сталин и, как всегда, трудно было понять. Передавали процедуру подписания акта о капитуляции. Немецкий маршал, когда подписывал, старался держаться с достоинством, но у него были влажные глаза и на дрожащих щеках выступили пятна. Я бесконечно рада этому дню, которого я ожидала так долго. Надеюсь, что дальнейшая моя жизнь будет светлой и радостной.
1 июня
Как хорошо, как спокойно. Я себя чувствую счастливой, как никогда. Никуда не спешу, ничего не хочу. Ничто не тревожит и всем довольна. Мир и покой. Просто не верится, как будто тихий сон.
Нужно еще вычертить один проект и основательно заняться немецким языком. В годы оккупации я совершенно его забыла.
