В понедельник в белорусском Гомеле пройдет суд над тремя молодыми людьми, которых обвиняют в участии в массовых беспорядках и нападении на сотрудников милиции в августе 2020 года.
По версии следствия, 28-летний Леонид Ковалев планировал провокацию во время протестов в августе 2020 года, изготовил два "коктейля Молотова" и подговорил двух друзей бросить их. 25-летний Дмитрий Корнеев, утверждают следователи, бросил бутылку в сотрудников милиции.
Третий фигурант дела – Никита Золотарев, которому на момент событий было 16 лет. В сообщении Следственного комитета Беларуси говорилось, что он ничего в сотрудников милиции не бросал: убежал с места событий, сел в такси и выбросил из машины свой "коктейль Молотова".
Теперь несовершеннолетнему Золотареву, которого задержали еще 11 августа, вменяют участие в массовых беспорядках, хранение горючих веществ и насилие или угрозу насилия в отношении сотрудников органов внутренних дел, ему грозит до 10 лет лишения свободы. Сам он свою вину не признает.
Золотарев болен эпилепсией. На одном из допросов подростку стало плохо, его забрала "скорая". Но из реанимации его снова вернули в изолятор временного содержания. Во время следственных действий, на которых присутствовал отец Никиты, подросток сообщил отцу, что его ежедневно избивают. СК Беларуси заявлял, что у подростка не нашли телесных повреждений, и отказался возбуждать уголовное дело о применении насилия.
Отец Никиты Золотарева, Михаил Лапунок, рассказал Настоящему Времени, что ему известно о событиях 10 августа и есть ли какая-то информация о состоянии здоровья его сына.
– Расскажите, что известно об избиениях вашего сына в заключении и почему Никита находился в реанимации после допроса? Каким было заключение врачей?
– Точно не помню, какое там было заключение, но факт остается фактом: когда его везли в "скорой", с ним ехала жена из милиции прямо, у него врачи спрашивали: "Что случилось? Тебя бил кто-нибудь?" Никита сказал: "Меня били милиционеры". Он посинел, привезли его в больницу на Жарковского, я туда приехал, позвонил в милицию, требовал, чтобы приехала группа, чтобы сделали освидетельствование, сняли с него побои. Как вы знаете, этого не произошло. На следующий день из больницы его забрали.
– А сейчас у вас есть связь с сыном? Как он себя чувствует?
– Нет, только через адвоката. И когда я был в последний раз на суде несколько дней назад, он жаловался, что 29 декабря его побили, пытали электрошокером, ну или не было долго писем, я подозревал, что с ним что-то случилось. И потом, когда я был уже в суде, я узнал от него.
– Всех троих обвиняемых по этому делу судят за то, что они в том числе якобы планировали погромы, насилие, поджоги, вооруженное сопротивление представителям власти. Что происходило в тот день, когда Никиту задержали? Что вам известно?
– Мне известно, что его забирали в 10:30, примерное время. Мне позвонил мой друг, который живет напротив, говорит: "Миша, твоего сына пакуют". В одних трусах он открыл калитку, когда спал. Они в одних трусах начали его грузить в автобус. Повыходили соседи, попросили, чтобы ему дали одеться. Забрали в милицию. И все это время, примерно с 10:30 до 17:00, это приблизительное время, он находился в милиции без адвоката, без социального работника, без законного представителя. Его забрали вместе с братом. Брат "сидел на коридоре" и слышал, как Никита кричал, как его выводили из кабинета с порванной майкой, в синяках, ссадинах.
– Расскажите о том, что было на прошлом заседании суда. Насколько я понимаю, там допрашивали якобы двух пострадавших милиционеров.
– Да, допрашивали. Фамилий их не помню, правда: Карабанько и еще один, которого я вообще не видел. Карабанько я видел на опознании, когда в Железнодорожном отделе Гомеля его опознавали, Никиту. Он показал на Никиту, что именно Никита бросал бутылку. Но в процессе следствия стало ясно, что Никита никакую бутылку не бросал.
– А сам Никита вообще знает этих милиционеров? Что это за милиционеры?
– Они же его опознавали. Была процедура опознания в милиции. Садились два подставных, пришли два милиционера и показали на Никиту. Вот это они и есть: один был в последнем суде, а второго не было. Скорее всего, будут сегодня вызывать как свидетеля.
– А сам Никита знает этих милиционеров? Он их как-то опознавал? Что это за милиционеры?
– Нет, ну откуда он будет знать?! Ему шестнадцать лет. Он их видел, скорее всего, на процедурах. Может, скорее всего, и раньше видел, я об этом не знаю. Мне с сыном особо так поговорить не дают.
– Вы планируете посетить суд, который будет сегодня. Что будет происходить сегодня, вы знаете или нет?
– Что будет происходить сегодня? Будут допрашивать свидетелей. Свидетелей там девять человек. Как я слышал, там говорили, что это сотрудники милиции, которые в тот вечер выбегали из "Газели" белой, которые гнались за толпой.
– Я так понимаю, что у вас есть какая-то переписка с сыном Никитой. Что он вам пишет, возможно, описывает условия содержания, кроме того, что его бьют?
– Нет, ничего. Ни о каких условиях он не пишет. Скорее всего, если он будет писать такую информацию, ее не пропустят. Просто пишет: "Родители, я вас люблю, хочу скорее домой, папа, я не виноват".
– Вам что-либо известно о том, оказывается ли ему медицинская помощь там, где его содержат?
– Как мне известно от Никиты и от еще одного человека, лекарства ему дают нерегулярно. Это для его состояния очень опасно. Он должен принимать таблетки два раза в день регулярно, без пропусков. Иначе его состояние будет ухудшаться. Сейчас он уже принимает двойную дозу. Он принимает депакин. До его избиения, до его реанимации он принимал одну таблетку всего. Вообще, у него была ремиссия. А после того, как задержали, конечно, у него был страшный стресс, что с ним там сделали, как его били. Говорю, что били по голове, в основном, подзатыльники давали.
– Скажите, пожалуйста, у вас есть возможность делать какие-то передачи сыну Никите?
– Да, я регулярно передаю передачи. В основном по субботам. В субботу я заносил, правда, не взяли куртку, штаны. Он пришел на суд в рваных штанах. И куртка там короткая.
